Несмотря на упадническое самочувствие, точно идиотка облизываю взглядом Селиверстова. И не одна я! То одна девчонка, то другая какую-нибудь дразнящую и точную реплику отпустит в его адрес, совсем беззастенчиво и не скрывая симпатии.
Вначале избегая подобного, мигрирую по залу в поисках тишины без соплей «какой Игнат няшка», но везде находится парочка сплетниц и обожательниц. После очередной смены дислокации оказываюсь в опасной близости с бывшей Селиверстова. Как назло, Юля шепчется с подружками.
— Так вы помирились? — с легким неверием одна из…
— Да мы и не ссорились, — обтекаемо.
— Не общались точно, — категорично другая. — Ты вообще злая на него ходила и рыкала на нас при любом упоминании о нем.
— А тебе бы понравилось, — заминка и горечь в голосе Юли, — ну, — опять умолкает, — если бы с тобой так поступили?
— Но ты ведь простила, — многозначительно и без упрека.
— Как не простить, — не то фырк, не то удушливый смешок, — когда он, — девушка выдерживает большую паузу, — когда Игнат улыбается… — потерянно мотает головой, — сердце в груди заходится, и я не знаю, как дышать. А если в объятиях сжимает — все! Умираю…
— У-у-у, — завистливо скулит одна из подружек, — бывают же такие парни и чувства.
Вот и я так думаю!!!
Гляжу на него и не могу понять, как Селиверстову удается быть таким безобразно обольстительным засранцем? При этом ангельски улыбаться, растапливая самые заледенелые души, и одаривать дьявольски откровенными взглядами, снося нам, бедным жертвам, крышу к чертовой матери?
— Вот бы нашлась та, кто смогла бы устоять! — Будто читая мои мысли, выдыхает одна из подружек Юли.
— Не в этой жизни, — знающе отрезает печально Юлька.
— Угу, — рвано поддакивают девчата.
Со злой обреченностью понимаю их правоту и кляну себя за такую же слабость, ведь тоже угодила в плен его харизмы. Липкой, как паутина, и смертельной для рассудка, как яд.
Не могу больше эту патоку слышать, и так уже сердце кровью обливается из-за «сахарного диабета», да реветь хочется.
Без лишней порывистости покидаю скамейку для зрителей и болельщиков, устремляясь подальше от девчонок, жаждущих Игната — опять к матам, где болеет за парней моя команда.
И, черт возьми, где носит Шувалова? Раздосадованно мажу взглядом по входу в зал, — нет парня, — разочарованно плетусь к своим.
Только размещаюсь, как мяч после мощного удара противников высокой дугой летит за пределы дальнего поля, где играют наши ребята. Алешка Сычев, либеро, невероятной сноровкой достает его уже у самого пола, чуть ли не у столика судейской коллегии. Только теперь мяч направляется в сторону зрителей… аккурат над головой Юльки, все еще сидящей в окружении подруг.
Игнат, — он как раз ближе всех, играющих в защите, — срывается на страховку, но чтобы достать мяч, под испуганно-восторженный гул зрителей аж на скамью запрыгивает.
Одна из подруг Юльки успевает шарахнуться, уступая ему место. Игнат умудряется и мяч отбить, и, спрыгивая со скамейки, на щеке бывшей запечатлеть быстрый поцелуй.
Говорить не надо — потеха удается на славу, а гадкий шут по праву обретает статус «непревзойденный» — действие вызывает бурю оваций и подбадривающих смешков. Юлька лицом в ладошки утыкается, не то смущенная, не то просто скрывая откровенный смех… А меня душит ревность. Я не должна! Не имею права, но, черт возьми, меня выворачивает наизнанку от боли. Кишки скручивает, словно по живому режут.
Блин! Мне нужно отдышаться! Выйти прочь из зала!
Куда-нибудь! Проветриться…
Часть 4 Глава 49 (Мавр сделал свое дело, Мавр может… отдыхать!)
Ира
И словно услышав мой надрывный внутренний вопль, в дверях зала появляется Шумахер. Не желая усугублять ситуацию с командой, радуясь веской причине покинуть зал, соскребаю себя с мата и тороплюсь навстречу парню.
Энергетик выпью в тишине.
Не дав далеко зайти, забираю пакет. Киваю на пустое место близ двери:
— Я быстро, — доверительно, словно собираюсь совершить противозаконное мелкое нарушение.
— Может, мне с тобой? — хмурится Родион, ловко поймав за запястье и дернув к себе. В льдистых глазах еще сильнее видна поволока опьянения.
И если первая мысль: «А почему бы и нет», то вторая куда более здравая: «Не стоит». Наедине с парнем в наркотическом угаре, да с нездоровой жаждой меняя поиметь, лучше не оставаться.
— Нет, — как можно беспечней качаю головой, ненавязчиво пытаясь отвоевать свободу. Меня напрягают объятия, но я должна быть более терпима к Родиону, тем более он ТАК за мной ухаживает. Переживает. Со Спартаком из лап недуга вырывал. Как минимум, я должна быть ему благодарна. Так что потерпеть какую-то невинную близость обязана. Я смогу!
— Ир, — гипнотизирует мои губы Шумахер.
— Не смей… — прошу устало, но Шувалов хитер. Понимает, что мы в толпе, и я лишних и грубых движений делать не буду, поэтому продолжает меня обнимать. К тому же, не всегда могу найти повод для отказа.
Смотрю в холодные глаза, и умоляю взглядом не делать глупости. Когда губы парня уже едва ощутимо касаются моих, шепчу:
— Шум, я болею, — смехотворная отмазка, но ее хотя бы можно озвучить для тех, кто меня слышит помимо Родиона.
— Заражусь, и ты будешь меня выхаживать, — парирует с надеждой парень, но дальше не двигается, ждет моего ответного шага.
— Я тебе очень благодарна…
— Тогда поцелуй…
Вроде нет ничего сложного — поцеловать парня, который последнюю неделю мне был ближе семьи. Боже! Да он видел меня голой! Даже больше… он мне прокладки покупал и возился с моей кровоточащей тушкой несколько дней! На этих мыслях я обязана густо покраснеть и закопаться под пол шикарного покрытия зала. Но мне так хреново, так пусто, что не до жеманности.
Единственное, интуиция шепчет быть предельно осторожной. Я опасаюсь Шувалова все сильней. Нагрубить не вариант, а видя щенячий взгляд Шумахера, понимаю, что для него я сейчас тоже непростая ситуация. Очень лакомый объект вожделения, из-за которого, по словам его брата, у парня крыша едет. Так что мы обоюдная проблема друг друга. Он для меня опасен так же, как и я для него, но при этом спасаем друг друга.
Да — малодушный, да — избалованный, да — болезненно самовлюбленный. У него есть масса других качеств совершенно его не украшающих и которыми он не мог бы похвастаться, но он — парень. По сути, обычный. В данный момент очень страждущий заполучить новую игрушку, оказавшуюся на удивление вредной, упрямой и неподатливой.
На самом деле, Шумахер заслуживает не только поцелуя — он заслуживает моего уважения. Раз уже пообещала, что буду с ним и отыграю роль его девушки, значит буду…
— Ир, неужели сложно поблагодарить меня так, как нормальные девушки благодарят своих парней? — с легким упреком и скромным вызовом, явно страшась меня разгневать.
Сверлю его внимательным взглядом. Шутит или нет?
Нет… Ждет. Терпеливо, аж дыхание затаивает.
Медленно склоняюсь, еще не уверенная, что сделаю. Уже было касаюсь его губ своими, как с гулким свистом в спину вколачивается… по ощущениям, пушечное ядро. Боль простреливает по всему телу, а меня ударной волной впечатывает в Шумахера. Зрители испуганно охают, а ближайшие шарахаются в страхе, что мяч в них угодит.
В голове гул, сердце чуть из груди не выпрыгивает, в ногах слабость, по позвоночнику прогуливается боль… Не удерживаюсь, и ухаю на колени Родиона. Закусываю губу, пытаясь понять, что случилось. Нахожу глазами примерного виновника вопиюще некрасивого момента.
Кто бы сомневался!.. Им оказывается Игнат!!!
Стоит на противоположной площадке под сеткой. Жадно дышит, явно отыграв первую линию, и смотрит на меня таким взглядом, что лучше бы я умерла от удара мяча.
Не надо быть дурой, он специально в меня попал. Гад!!! Нет ничего в нем достойного и мужского!
Стоп. Он что… следил за нами? Вот ни в жизнь не поверю, что случайно попал!!! Именно сейчас, когда я чуть было не…. поцеловала Шумахера!
Ревнует?
Злым прищуром испепеляю соседа, старательно заставляя работать на миг отключающийся от здравости мозг.
Селиверстов ревнует?!
Невероятно!..
Что ж, значит, он заметил мои игры с Родионом, и если правильно понимаю, ему не понравилось, что я собиралась сделать. Отсюда сам собой напрашивается вывод, Селиверстов тоже может проявлять эмоции на людях. Значит, и я могу его дергать за нитки!
Это же прекрасно!
Силы появляются, внутренне приободряюсь. Вот-вот крылышки вырастут, и даже без Ред Була. Чертовски приятно осознавать, что можешь побыть в роли кукловода, а не марионетки.
Как требует этикет игры, Игнат поднимает руку жестом «прости», мол, не хотел.
Прилюдно, конечно же, я обязана ответить.
Встаю с колен опешившего Родиона, — спасибо, не дает упасть, и вдвойне — что не пытается задержать. Нарочито показательно-благодушным кивком прощаю Селиверстова, но тотчас демонстративно показываю фак. Да так, будто гвоздь в стену вдалбливаю.
Зал гудит, кто-то ропщет, кто-то смеется. Понимаю, что веду себя некрасиво и по-детски. Но этот козел меня сегодня уже много раз провоцировал. Не хочу его прощать!
Отворачиваюсь и иду прочь.
Не желаю его видеть! Никого… не хочу видеть!
Игнат
Эта дрянь чуть не поцеловала…хера!!!
Она что, бл***, окончательно страх потеряла? Да кто ей право дал целовать других?! ОНА НЕ СВОБОДНА В СВОИХ ЖЕЛАНИЯХ!!!
Идиотка, что ли?! Игры играми, но при мне! Нельзя! Такого! Вытворять! Я же… ненормальный!
Суч*** меня решила на эмоции вывести?
Поздравляю! Вывела!!! Заловлю, прикончу… и сам…
Не могу оторвать взгляда от гордо удаляющейся спины.
Гадина!!! Я из-за нее еле ногами передвигаю. И так и сяк смаргиваю наваждение «моя зажигалочка рядом!» и, мать ее за ногу, следит за мной! Рассматривает. Дышать заставляю себя хоть через раз. На мяч отвлекаюсь, когда уже едва не в меня попадает. И во всем Ирка виновата. Долбанутый центр вселенной! Жутко отощавший, высокосветско-бледный, непомерно горделивый и непростительно самодостаточный!