Нет, если я уйду, меня конечно не убьют… Но это подло, некрасиво, неспортивно. Возможно, тренер попытается наказать. Это тоже не смертельно, можно попробовать пережить, но вот с совестью не договорюсь. Она не позволит поступить аморально.
Родион устало ударяется затылком об стенку:
— Пиз***, как можно вот так проводить весь день?! В спортзале…
Подбадривающе толкаю плечом в плечо:
— На самом деле это еще короткие соревнования. Бывает на несколько дней затягиваются. Так что… терпимо.
— Блевотня, — морщится Шумахер, хлопая себя по карманам, что-то выискивая.
— Шум, если тяжко, езжай. Я еще нормально. На самом деле меня больше пугает второй тур СВМА. Он завтра. Вот где мне главное выстоять!
Родион косится на меня, но реплику, которую явно хочет сказать, проглатывает. К нашей общей радости звучит свисток судьи об окончании матча соперников и значит, мне пора.
Начинаем разминаться, а в голове, словно реактивные двигатели включены — стоит такой жуткий гул, что слезы вот-вот сорвутся с глаз. Дышать больно. Двигаюсь через не могу, но я обязана выстоять последнюю игру. К тому же матч решающий, за первое-второе место. Хотя точно знаю, что мы его сольем. Пед все-таки сильнее нас.
Как и думала, проигрываем в пух и прах. Единственное, что хоть немного приободряет — давняя противница Линяева Вера, которая еще со школы меня чморила, после игры, пожала руку и призналась, что я стала достойным игроком.
Комплимент выслушиваю, но распылять лесть не хочу, поэтому лишь киваю и сухо благодарю.
Пока ребята разминаются, физрук собирает нас всей женской группой на нашем уже полюбившемся месте — на матах.
— Я доволен, — уверяет с улыбкой на хмуром лице. — Вы выступили достойно. Претензий ни к кому нет, и очень надеюсь, что увижу всех на следующем турнире.
— А за ребят обязательно болеть? — хнычет Галюся, озвучив мысль, которая, как мне кажется, сейчас крутится если не у всех девчат, то у большего количества точно. Это при том, что вначале турнира она была едва ли не главной активисткой движения «за вечеринку».
— И награждения ждать? — поддерживает подругу Светка.
— Домой нельзя? — голос Аллы из толпы.
— Это дело лично каждого. Если уж совсем невмоготу, я вас отпущу, но на награждение капитан и еще несколько человек обязаны быть, — категорично и пригрозив пальчиком. — Сами уж решайте, кто останется, другие могут быть свободны, — отмашка дланью.
— Ура, — недружный, скорее выдавленный стон неровно пролетает по команде, вызвав укоризненное качание головы у физрука.
— Эх, девчонки… — больше ни слова не говоря, мужчина уходит к тренерской скамейке. Мальчишки к этому времени уже оканчивают разминку и кучкуют мячи, готовясь к началу финальной встречи.
Неорганизованной толпой грустно плетемся переодеваться, в то время, как пацаны, с тем же Педунивером, только с мужской командой, вступают в битву.
Результат предсказуем. Даже смысла не вижу рвать жилы, наши будут вторые, как и мы. К тому же Игнат травмирован, а без основного нападающего и сильного блока, целая линия, по сути, выведена из строя.
В итоге, вымученно гудим в переодевалке, вяло обсуждаем турнир, а я какое-то время сижу в ступоре и пытаюсь набраться сил просто встать.
Методом жеребьевки команда разыгрывает вакантные места «заслуженного отдыха» и повинности в виде «досиживать до конца турнир».
— Я останусь! — вызывается сама Люда, бодро расхаживая по помещению в полотенце. Еще бы, она запасная и сил потратила значительно меньше основных игроков. Это не укор, констатация факта. Она бы с удовольствием играла все матчи полностью, но, к сожалению, с ее ростом и техникой, места в главной шестерке не нашлось.
— Мне тоже домой не охота, — дергает плечом Таня, втискиваясь в джинсы.
И еще пару девчат вызываются добровольцами, а мне наравне с остальными приходится тянуть палочку. Где Ленчик раздобыла спички — фиг знает, но уже всех девчонок посчитала, приготовила нужное количество, среди которых спрятала несколько сломанных…
Кажется, мой облегченный выдох на миг заставил умолкнуть всех.
— Простите, — винюсь без вины за свою везучесть и, покачивая устало длинной спичкой, ступаю к месту, где раздевалась. Девчата посмеиваются:
— Угу, фортануло…
Даже нет сил помыться. Запихиваю вещи в сумку и, попрощавшись со всеми махом, плетусь на выход. Дома у Родиона шикарная ванна, нырну в пену и буду откисать долго-долго. Лелея совершенно умопомрачительную мысль, иду по коридору, рюкзак на плече. С разных сторон из-за дверей раздаются голоса команд противников, которые не спешат покидать зал. Переодеваются.
Вышагиваю по узкому пролету, чуть маневрируя между мальчишками и девчонками, кто уже одет и стоит в коридоре, ожидая других. Болтают, смеются, шушукаются, обмениваясь соображениями. Несколько мне незнакомых, но явно которым приглянулась, и мне успевают ляпнуть какой-то комплимент. Потерянно киваю, толком не вникая в суть, но улыбку выдавливаю. Не стоит настраивать против себя других, нам, возможно, еще не раз встречаться…
Но уже у выхода в общей коридор слышу злой голос Селиверстова. И вот чего Игнату домой не уходится?! Какого лешего в зале забыл? Гад! Еще и ругается с Шумахером. Это не мое дело…
Хотя мое.
Тихо подступаю ближе, тормозя возле дверей в мужской и женский туалет и затаиваюсь.
— Я тебе говорил, держись от нее подальше, — рокочет Игнат. Негромко, но четко и вкрадчиво.
— Да кто ты такой, чтобы мне указывать, что делать? — тявкает раздраженно Шумахер.
— Я не шучу, Шувалов, — грозит Игнат. — И слов на ветер не бросаю. Если думаешь, что я боюсь твоего брата, это очередное твое заблуждение. Если что-то случится с Иркой…
За спиной раздаются приближающиеся голоса, и, чтобы не оказаться пойманной за подслушиванием, успеваю юркнуть за ближайшую дверь в женский туалет.
Сердце испуганной ланью грохочет в груди, разгоряченным лбом утыкаюсь в прохладную поверхность и несколько секунд усмиряю взбеленившееся дыхание. Напугавшие меня голоса минуют коридор и растворяются в гуле обыденного звучания спортивного комплекса, где никогда не бывает тихо, если идут соревнования.
Ругань парней опять возобновляется. Правда, слова не различить, но тон, которым обмениваются Игнат и Родион четко дает представление, что беседа недружеская.
Шумно выдыхаю и теперь уже спиной прижимаюсь к двери уборной. Рюкзак сползает с плеча и шмякается на пол. Блин, вот что делать? Какого фига два дурака сцепились? И мне как на это реагировать? Отсиживаться в уборной? Не вариант…
Радость, что не оказываюсь пойманной — недолгая, из глубины помещения слышу голоса, которые звучат глухо-рассеивающе из-за объемного, большей степенью пустующего, пространства. Но по мере приближения девушек, все отчетливее… Сердце вновь выписывает кульбит и пропускает удар. Узнаю хозяек голосов. Подружки Шувалова.
— Ну и как ты предлагаешь эту с*** проучить? — интересуется Катя у подруги.
— Парней сторонних на нее натравим. Намекнем, что кукла жесткач любит, но, конечно, приплатить придется, да посоветовать лица не светить. Пусть развлекаются, — с пугающим цинизмом предлагает вторая.
Инстинкты вопят — беги!!! А я привыкла их слушать. В безотчетном страхе хватаюсь за ручку двери, но в этот самый момент девицы показываются в моем проходном закутке, где вдоль одной стены ютится пара раковин с кранами и сушилкой между ними.
— Мне кажется, Родик в нее влюбился, — досадует Катя, на своей волне.
— Вот и давай эту дрянь… — девушка умолкает, вытаращившись на меня так, словно я застукала их на месте преступления. На самом деле, это почти так и есть!
По какой-то издевательской случайности я постоянно оказываюсь в центре разборок. И часто — причиной… Срочно нужно что-то менять в жизни. Кардинально!
— Привет, — роняю опустошенно, совершенно не представляя, как себя вести в подобной ситуации. Нужно бы с достоинством, как жене, застукавшей мужа с любовницей… Кофейку предложить.
Подруга Кати, зло оскалившись, бросается на меня бешеной кошкой.
В своем нынешнем состоянии отбиться от двух обезумевших мегер сразу у меня не получится, поэтому дверь на себя все же дергаю, вот только выскочить из помещения не успеваю. Жалкая попытка избежать расправы оканчивается смешно и нелепо — дверь с грохотом затворяется обратно от толчка руки циничной особы, а в следующую секунду меня беспощадно дергают за волосы. Всхлип срывается с губ против воли, и даже светопреставление перед глазами проносится от сказочности ощущений.
Ох уж эти злосчастные косы, которые мне плела так долго Лена…
Прокручиваюсь, чтобы хоть как-то избавиться от острых чувств, и пинаю нападающую, наплевав, что могу сильно покалечить. Конечно же попадаю боевой девице в ногу. Удачно, яростно, даже звук пугающий помещение наполняет. Девчонка взвизгивает, будто недорезанный хряк и, слава богу, отпускает мои волосы, теперь уже хватаясь за ушибленную конечность. Но передышки мне не видать — на выручку подруге бросается Катя. Растопыривает руки и с диким воплем кидается, пытаясь мне то ли в лицо когтями вцепиться, то ли просто загнать в угол.
Уворачиваюсь от нелепых атак, озвученных и приправленных отборным матом, до тех пор, пока дверь в уборную не распахивается. Правда, в тот момент, когда на пороге туалетной комнаты застывает Шувалов и Игнат, а за их спинами мелькают лица еще пары девчонок и нескольких ребят, противницы меня все же умудряются к стене прижать.
— Бл***, ох*** совсем?! — рычит Родион, и реплика отнюдь не мне, адресована подружкам.
— Это она все! — тычет в меня трясущимся пальцем недорезанный хряк. — Она первая начала! — да так беззастенчиво правдиво, что я едва сама не верю словам нахалки.
— Мы ни в чем не виноваты, — блеет испуганно Катя. — Ты меня знаешь, я бы никогда первая…
— Ага, — нервно кивает первая лгунья. — Она про тебя тут всякие гадости говорила, а мы… — задыхается от волнения.