Но и Лианг на меня действует тоже. Пусть не так, как Игнат, но Джи Линь знает подход к женщинам. Не сомневаюсь, при желании он разбудит во мне более пылкие чувства.
Вот только хочу ли я… ДРУГОГО?
Мне вполне хватало интересов и увлечений вне личной жизни. Лаборатория, друзья, но нет же… случился Селиверстов, Лианг… Такое впечатление, что кто-то свыше решает проверить мою стойкость и рамки выживаемости. Я так устала выживать!
Я хочу просто жить…
Какое-то время растворяюсь в объятиях Лианга, все отчетливее понимая, что мне с ним хорошо. Как когда-то, когда нас не окружало недоверие, между нами не было вражды, нешуточных игр, напряженного шума и других… Мы были вместе, но при этом каждый занят своими мыслями.
Точно! Джи Линь для меня удобен, с ним мои мысли текут размеренно и плавно, эмоции предсказуемы, а чувства просты и адекватны. Не знаю, правильно это или нет, но наша идиллия — некая форма извращенных, навязанных отношений.
Не хочу с ним быть сердцем, но буду телом и головой, а если смогу вычеркнуть из своей памяти все чувства к Игнату, сделаю это с превеликой радостью. Наверное, поэтому и позволяю другим крутиться возле меня — в надежде, что хоть кто-то затмит Селиверстова и те эмоции, которые он взрывает.
Правильно это или нет, не знаю, да и плевать…
Я не хочу страдать, а с Игнатом это случится обязательно. Уже происходит.
Он сын своего отца, а тот знатно отравил жизнь Амалии. Даже причины такого поведения не столь важны, как сам факт — он был сложным мужчиной и плохим мужем.
Я не стрессоустойчивая, и к боли… плохо отношусь. Всячески избегаю, боюсь. Одним словом — не готова ее терпеть. Так что, при всей моей явной склонности к мазохизму, — именно так, иначе бы вообще не допускала в своей жизни знакомств с такими личностями, как Лианг, Игнат, Шумахер, — я не желаю быть рядом с тем, кто мне будет причинять дикую и постоянную боль. Зачастую преднамеренно: или настроение раздрай, или потому, что уверен — любовь и отношения не про него.
А Джи Линь если и причиняет — то всего лишь небольшой дискомфорт. И если выбирать: Ад — Игнат, Лианг — земное и терпимое, то второе предпочтительнее.
— Тебе ведь хорошо со мной, — ласково мурчит Джи Линь, будто слышит мои мысли.
— Хорошо, — зачем лгать.
— Тогда сказать, кто он…
— Ты о чем?
— О том самом… — мягко настаивает Лианг.
— Не хочу о нем говорить с тобой! — начинаю просыпаться от убаюкивающей нежности.
— А с ним обо мне? — тоже напрягается бывший. — Говорить?
Чуть напряженный кивок:
— Но еще до твоего приезда, — спешу оправдаться.
— Значит, он обо мне знать.
Теперь зажатый кивок.
— У него фора, — заключает задумчиво Джи Линь. — Знать обо мне, меня… а я его нет. Ты умудриться за короткий время собрать вокруг себя огромный количество воздыхателей. Видных, интересных, безрассудных… Выбор велѝк, но ничего, я разгадать и этот ребус.
Шумно выдыхаю. У Игната еще есть шанс. У нас!
— Пока разобраться, что да как, кто… — продолжает монотонно бубнить Лианг.
— Надеюсь, одумаешься, — не хочу раздражать зверя, но бывшему лучше почаще напоминать о своей позиции и том, что мы не вместе. Кто его знает, может, смирится, очнется от самообмана.
— Ты мой! — опровергая глупость мысли, заверяет категорично Лианг. — Это неоспоримо. Дело времени, и я тебе его давать достаточно!
— Я не хочу…
— Хотеть, просто бояться. Так ведь? — требовательно, но без агрессии.
— Это уже не важно…
— Важен для меня, — упрям Лианг. — Дать мне шанс. Последний… и я доказать, что мы мочь быть счастлив. Что ты для меня…
— Я не хочу повторения. Не желаю опять пережить все, что пришлось… Не хочу возвращения.
— Ну а я не хотеть тебя отпускать, — Джи Линь дышит прерывистее, жаднее. Объятия крепчают, а руки и губы наглеют. Нахожу силы и отстраняюсь:
— Нет, — отступаю на шаг, требуя остановиться. Лианг режет недобрым взглядом, затопленным поволокой желания. Крылья носа нервно вздрагивают…
Он явно не в себе, но с каждой секундой становится все спокойнее. Глубже и размереннее дышит, восстанавливая контроль:
— Ты прав, лучше готовиться к следующий этап, — холоднеет его тон и лик.
— Вот видишь, — с горечью киваю своим мыслям, — ничего не меняется. Мы не слышим друг друга. А если и слышим, то не прислушиваемся, — краем глаза замечаю, что по залу в направлении танцпола идет Юлиньг. Невеста Лианга. Как всегда одета с иголочки, скромная прическа, хрупкая фигура, симпатичная мордашка, смиренный взгляд…
Девушка останавливается недалеко от нас. Смотреть на нее — хуже некуда. Как можно быть такой преданной и подобострастной? Джи Линь только и делает — топчет ее честь, презирает открыто, насмехается, и раз за разом посылает.
Когда увидела ее первый раз — поругалась с Лиангом, заверив, что так нельзя и в отношении к девушке нужно быть более сдержанным. Второй раз — чуть растерялась. Никак не могла понять, как можно было опять искать встречи с человеком, который открыто тебя не уважает. В третий — мой словарный запал себя исчерпал… и дальше я уже просто ставила галочку — Юлиньг вновь рядом. Джи Линь не любит говорить на тему невесты, но как-то его друг с неудовольствием намекнул, что девушка не виновата в своих чувствах и во врожденном строгом воспитании…
Не очень поняла фразы, но потом мне разъяснили — Юлиньг с детства воспитывали невестой Лианга. Родители с давних пор дружны и так загорелись идеей породниться, что когда родилась девочка, ей дали имя, созвучное с Лиангом. Это нечто не поддающееся моему пониманию, да и вообще, по человеческим критериям вменяемости — где-то за границей нормальности — он у нее в крови. Нет ничего, чтобы она ему не простила или не позволила. Он для нее все. И все, что бы ни пожелал, кроме как забыть его и уйти, она сделает.
Воспитание… При этом ее родители с неудовольствием пытались переучить Юлиньг не любить Джи Линя. Определяли в клинику, но эта болезнь оказалась неизлечимой, и они бросили тщетные попытки вразумить единственную дочь.
Что уж говорить обо мне…
Меня напугала такая рабская приверженность: возмущал Лианг, подливающий масла в огонь и пользовавший девушку, особо не задумываясь, что дает ей надежду на совместное будущее. Да, я знала, что у них случался секс. Заставляла себя не думать о той грязи, что Джи Линь себе позволял, а то, что отношения имели совершенно ненормальное лицо — убедилась собственными глазами, застав парочку в такой позе и в такой обстановке, что потом неделю отходила от увиденного.
Приревновала ли я? Меня кольнуло больно и неприятно, но, к своему стыду, я призналась себе — больно, но не смертельно. Поэтому отстранилась от закидонов своего парня и делала вид, что меня не волнует его интимная извращенность с Юлиньг. К тому же, впервые я прониклась женской солидарностью. Если не Лианг, то с кем девушке еще быть? Она не позволит другому к себе прикоснуться и будет верной собакой ходить за ним всю жизнь, а не дай бог с ним что-то случится… Она наложит на себя руки.
В этой болезненной привязанности я убедилась, когда с Джи Линем случилась последняя авария. Юлиньг провела все два месяца в больнице. Он ни разу с ней не встретился, но она преданно сидела в коридоре, возле двери в его палату. Ждала… вдруг позовет. А когда я приходила-уходила, окидывала меня таким щенячьим взглядом, что меня передергивало от отвращения к самой себе. А если вдруг оказывалось, что невесты нет… она обнаруживалась в соседней палате… под капельницами и с очередными швами и бинтами на руках. Да, суицидальная предрасположенность у таких личностей сильна.
Но самым страшным потрясением для меня стало, когда Юлиньг от истощения и нервоза потеряла ребенка. Вот тогда я познала всю злобу ее родителей и родителей Лианга, которые тешили себя надеждой, что узнав о беременности невесты, их сын очнется от моих чар и женится на ней…
Я была глупа, слепа и до невозможности эгоистична в желании держать Джи Линя рядом с минимальной потерей для себя, при этом играть в его опасные игры. Не то, чтобы позволяла открыто иметь любовницу, но… пусть лучше с ней. К тому же Юлиньг давала ему возможность охладиться и не требовать секса от меня.
Лианг лишь взглядом мажет по невесте, и снова переключается на меня.
— Значит, ничего не меняется… — подмечаю без упрека, но со здоровой толикой сарказма, — девушка до сих пор преданно таскается за тобой, а ты… пользуешь ее и при этом не позволяешь допустить даже мысли, что вы можете быть вместе.
— Тебя это раньше не волновать.
— Молчала.
— Не злится. Ей не соперничать с тобой, Гуань-Инь. Ты мой девушка, и в эта ситуация должен больше злиться я.
— Неправда, я не твоя. На данный момент я — девушка Шумахера, — уточняю безлико.
— Не заигрываться, иначе война не избежать.
— Пойдешь против Шуваловых?
— Меня это не пугать. Просто не видеть реальной угроза, а вот ты… То ли по незнанию так отважна, то ли от отчаяния терять связь с реальность. Этот парень не для тебя.
— Думаешь, он не заслуживает такую, как я? Слишком плоха для него?
— Твой юмор стать черным и сейчас не к места. Шувалов… не здоров.
— До желчи приятно сознавать, что благородством ни один из моих маньяков-ухажеров не блещет… — подытоживаю с едким смешком, чтобы уязвить посильнее.
Джи Линь обласкивает мое лицо маслеными глазами. Криво усмехается:
— Ты себе красок альтруизм и нормальность не приписывать. Каков жертва, таков и хищники!
— Спасибо, — роняю, на миг погружаясь в раздумье. От горечи просыпаюсь, только натыкаясь на недовольный взгляд Шумахера. Парень уже вернулся после затянувшегося разговора по телефону. Сидит в пол оборота и пристально смотрит на меня.
Черт! Придется опять оправдываться, а я так не люблю это делать…
— Почему вы так долго, и почему он тебя лапал? — на ухо и зло прошипев, притягивая меня за руку.