— Правду, — продолжает топить педаль Шувалов, морозным взглядом пригвождая меня к сидению.
— Я с тобой правдива настолько, насколько могу. Поэтому не скрывала, что между нами ничего не может быть. Сразу поставила условия и ограничения. Черт, — устало мотаю головой, — мы с тобой говорили на тему отношений не раз.
В самом начале и после каждого сомнительного эпизода. Не хочу тебя обижать и тем более делать больно, но у тебя нет ни единого шанса стать для меня кем-то больше, чем друг. Так же как Спартак. Я ценю, люблю и уважаю его, но это не значит, что между нами возможны какие-то более близкие и интимные отношения. Для этого, — перевожу дух, — мне недостаточно чувства благодарности и личной симпатии.
— А что для этого нужно?
— Уже говорила — химия, — бормочу, к своему стыду понимая, что это у меня случилось испытать только с Игнатом. Может, это хорошо, может, плохо, но такова природа, а против нее не попрешь. Видимо, по жизни так и получается, что живя не со своим человеком, приходится терпеть его не только днем, но и ночью. Жуть!
От одной мысли, что себя нужно насиловать сутками, изображая счастье, аж передергивает. Я была бы согласна на полставки такого театра, а вторую часть желала бы посвятить себе. Жаль, мужчинам этого не объяснить. Они хотят все, и особенно отработку в постели.
— Разве у тебя ко мне нет даже чуточки влечения? — с недоумением огорошивает Шумахер, неверяще на меня таращась.
— Нет, — признаюсь виновато.
— Но ты порой так правдиво отыгрываешь роль моей девушки, что все мои инстинкты сходят с ума! — обвиняет Шумахер.
— А разве не в этом была суть уговора? Я изображаю… вот и изображаю. Если тебя это путает, лучше прекратить фарс и остановиться, пока не поздно, но если ты готов успокоиться и трезво оценить как ситуацию, так и мои слова, то я сделаю все для того, чтобы привести твою команду к победе. А еще помогу тебе утереть нос Селиверстову. Ты ведь этого желаешь? — нащупываю ниточку, за которую буду дергать, если только она окажется верной.
— Да, — ворчит Шумахер, чуть поникнув и хмуро уставляясь в лобовое.
— Шум, я не поняла, ты уже не хочешь ему нос утереть? — настаиваю, нагнетая спортивную злость у парня.
— Да сказал уже, бл***, что хочу! — рявкает, ударяя ладонью по баранке.
— Вот и помни об этом, когда сомнения начнут опять одолевать, — не передать словами, как меня потряхивает. Разговор не самый умилительный. Родион — не самый простой человек. Скорость…
— А этот, — мнется Шумахер, пристраиваясь за длинным обозом авто, которому мешают ускориться несколько фур и встречка, — китаец, — звучит размыто, но тем не менее прозрачно, — вы давно знакомы?
— Примерно год, — не позволяю себе эмоциональность. — Он опасный человек, сильный спортсмен, безрассудный экстримщик. Его и его команду невероятно сложно победить, но попробовать нужно.
— Мне показалось, что он… хочет….
— Меня уничтожить, — не даю договорить, потому что формулировка Шувалова, скорее всего, будет точнее. Но моя тоже правдива, да к тому же для ушей Шумахера она предпочтительнее.
Мой ход сыгрывает неудачно, парень не смягчается.
— Что-то не заметил, пока он тебя лапал на танцплощадке, а ты не отбивалась.
— Шум, тебе лучше не вмешиваться в наши с ним разборки.
— Ты точно не с ним? — укол ледяным взглядом.
— Нет! — ни секунды на сомнение.
Родион умолкает задумчиво.
— Ты ему чем-то насолила? — уточняет, хмуря брови и поджимая губы.
— Можно и так сказать, но я бы хотела подробности оставить при себе.
— У вас что-то было? — игнорирует мою просьбу Шувалов.
Я тоже упряма. Складываю руки на груди и отворачиваюсь к боковому окну.
— А гейша… Она кто? — продолжает напирать Родион.
— Его невеста, — тут нет смысла скрывать. Даже хорошо, что Юлиньг была на вечере.
— Бл***, совсем еб***во мозга, — не то подвывает, не то рычит парень.
— Расслабься и думай о своей задаче, — советую от чистого сердца. — Я не прошу защиты или ввязывания в мои дела! Мне достаточно того, что ты взял меня в команду и обеспечиваешь прикрытие по ходу самого турнира, а жизнь… Тут я сама. Поэтому лучше не копайся в чужих проблемах.
— А если я готов…
— Лишнее, — настойчиво и твердо.
— А если я хочу… я ведь могу помочь. У меня связи…
— Нет, Шум, — отрезаю категорично. — Просто давай придерживаться уже обговоренных условий и турнира. Дальше — не твое!
— Не доверяешь, — клокочет в парне обида. Холоднючие глаза вспыхивают злобой.
— Не хочу, чтобы у тебя были из-за меня проблемы больше, чем уже…
— У меня из-за тебя нет проблем! — канючит по-ребячески Шувалов.
— Есть, — не сдаю позиций. — Твоя команда меня терпеть не может. Друзья мечтают заловить в подворотне и прикончить. Брат не желает общаться. Наркотики…
— Бл***, какого хе*** ты все сгребла в одну кучу?
— Потому что главной причиной свалки оказалась я!
— Х*** полнейшая! — точно ребенок. Если бы не руль, а в руке была погремушка, долбанул бы, вопя: «Уа-а-а-а!!!»
Надоедает этот диалог, да к тому же вроде поверхностно прошлись по главным точкам претензий, а значит, со спокойной душой могу и стерву включать, чтобы притупить бдительность.
— Шум, заканчивай колеса влачить. Я домой хочу… Педальку до упора, и поехали уже. — Не мне судить, что говорю и делаю правильно, а что нет… Но ни за что не покажу, как мне не по себе и тем более свою уязвимость.
Это срабатывает. Шумахер окидывает меня таким обожающе-восхищенным взглядом, чуть дольше задержавшись на губах, что непроизвольно подмигиваю, чтобы уж точно у него заворот мозга случился.
Парень змеит рот, в глазах сталь. Машина, звучно рыкнув, опасно маневрирует, обходя несколько попуток, и уже через несколько долгожданных минут с визгом колес сворачивает на нужном повороте к моему поселку.
На прощание дарю, уже ставший стандартом — поцелуй в щеку.
— Завтра на бои идешь? — придерживает меня за запястье Шумахер, когда уже было покидаю машину.
— Конечно, — заверяю кивком. — Мне самой, или заедешь?
— Подкачу, — соглашается Шувалов. — О времени созвонимся…
Уже дома, понимая, что незамеченной мне не пройти, останавливаюсь в зале, где за столом родня сидит. Обсуждают что-то. В тему не вдумываюсь, но пару фраз «Иришка начинает путаться» и «Мы не должны требовать», наводит на неутешительные мысли, что говорят обо мне. Видимо, пытаются найти выход. Безболезненный для всех и особенно меня, при этом вернув в лоно семьи.
— Всем добрый вечер, — улыбаюсь непринужденно и как ни в чем не бывало сажусь рядом с папой. На соседний стул. Облокачиваюсь.
Несколько секунд гробовой тишины, даже смешно становится от вида огромных глаз родственников и приоткрытых ртов. Запоздало вспоминаю, что одета в платье, а подобные наряды на мне — новинка для близких. Джинсы, футболки, спортивки, толстовки… Они привыкли к этому.
— Была в ресторане, — виновато оправдываюсь, чуть пожав плечами. — Так что, кушать не хочу, не предлагайте, — спешу опередить едва не сорвавшийся вопрос с губ бабули.
— И даже чаю? — все же предпринимает попытку меня хоть чем-то накормить.
— Ничего, — заверяю твердо, но любя. — Если вам важно, то… я вернулась…
По залу шелестят шумные выдохи.
Амалия мнется, губу закусывает:
— Ириша, прости ради бога, но… Игната не видела? Вы же вместе?
— Я его видела. У него все нормально было… но мы не вместе.
Соседка мечет на папу расстроенный взгляд, опускает глаза в стол, пальцы перебирает.
Мне нечего ей сказать, поэтому сначала с нежностью гляжу на бабушку с дедом, а потом уставляюсь на отца:
— Если ты не против, я пойду спать, а завтра… мы поговорим.
— И ты, — небольшая пауза, отец явно подбирает слова, — точно никуда не сорвешься? Опять не исчезнешь… даже не предупредив?
— Обещаю в следующий раз, как решу сильно заболеть, предупредить заранее.
— Не смешно, принцесса, — мрачнеет папа. — Мы тут места себе не находили.
— Пап, но тебя же предупредили, а когда я смогла, сразу же позвонила. Ладно, извините, очень устала. Всем доброй ночи, — коротко киваю, но прежде чем подняться наверх, все же роняю: — Не знаю, насколько тебе интересно, пап, но на межвузовских соревнованиях по волейболу мы заняли второе место. Второй курс окончила на отлично и без единой задолженности, а еще проект… я смогла довести формулу до фантастического уровня. Остается синтезировать и отправить документы на лабораторные исследования.
— Я так… горжусь тобой.
— Хотелось бы, но надеюсь, точно будешь, когда я все же завершу этот проект. Что бы ты ни думал, мне важно твое мнение и поддержка.
— Всегда, моя девочка, — в спину. — Всегда… не сомневайся.
На миг замираю, остро ощутив всю любовь, которую отец бережно хранит в себе все эти годы. Несет, несмотря на разногласия, мои заскоки, свои предубеждения… и работу. Как старается не стать слюнтяем, воспитывая дочь. Как трепетно стережет воспоминания о нас и матери. Оберегает…
— Всем доброй ночи, — вторю, торопливо одолевая ступени, с паскудством осознавая, что вновь бегу. От чувств, эмоций, правды, страха открыться.
Наутро за завтраком, с жадностью поглощая блинчики, по которым жутко соскучилась, жду разговора. То, что меня обязательно будут терроризировать, и гадать не стоит. Я не против. Задолжала родственникам…
Но любимые меня удивляют — за столом обсуждают поверхностные темы, предстоящие планы на лето. Строительство соседского дома. К слову сказать, работа идет полным ходом, и стадия приятно удивляет. Успели и фундамент перезалить, и несущие стены по измененному проекту установить, почти собрать первый этаж…
Отличное настроение родственников ухудшается, когда оживает мой телефон.
— Да, — в трубку, виноватым жестом попросив родственников секунду передышки.
— Ирка, приветик, — Ярович ворчит в мобильный.