— Нужно подготовиться основательно. Презентация, слова. Отрепетировать…
— Я слова могу написать, — как примерная школьница поднимает руку Снежикова.
— Нют, — меня переполняет благодарность, — правда сделаешь? — аж камень с души падает.
— А то! Вспомни, в школе я недурственно тексты для речей ваяла, — заверяет подруга.
— Да-да, помню, меня несколько раз выручала.
— С меня презентация и слайды, — жмет плечами Ярович.
— А мне тогда что? — развожу руками.
— А на тебя придется самое легкое, — Антон мечет взгляд на Аньку в поиске поддержки, а сарказм даже не скрывает, — выступить перед толпой на миллион.
— Э-э, — протестующе покачивает пальчиком Снежикова, — миллионом тут не обойтись, я согласна на субсидии с цифрами в десять знаков и более, — да так категорично, что невольно начинаю смеяться.
— Дорого продаться придется.
— Угу, — кивает Нютка с хитринкой в глазах.
Игнат
— Почему ты Вирзину не сказал, что наш проект окончен? — только оказываюсь в лаборатории, тотчас нападает Степан, мой главный заместитель по научной работе. Правая рука и идейный двигатель.
— Если бы ему было это важно знать, он бы давно глянул наш журнал, ну или более тщательно и вдумчиво читал документы, которые ему дают на подпись, — рассуждаю здраво.
— Ну а почему ты ему сам не сказал? — продолжает упираться Степан. — Узнай он, что мы подали документы на допуск к исследованиям, он бы про проект Корольковой на время забыл!
— Вирзин — не самая важная персона в нашем университете и научных кругах, — подмечаю резонно.
— Верст, он наш начальник, — подает голос Петя, второй по значимости персонаж в лаборатории, не считая меня. Он на себя взвалил основную работу по документации и добыванию разрешений. — И такое пренебрежение нашей, заметь, общей работы, вынуждает нас думать, — Ластин представляет в данный момент мнение всех, — что тебе на нас плевать!
Обвожу ребят задумчивым взглядом. Они смотрят на меня. Кто с осуждением, кто с ожиданием. Только Юля в прострации — жует губу, да покачивается, словно с нервами не может совладать. Что-то она последнее время странно себя ведет.
— Херней не занимайтесь, — отрезаю незлобливо, — все у нас будет! Спонсор изъявил желание субсидировать наш проект.
Команда так дружно выдыхает, что на несколько секунд помещение тонет в шуршании.
— А еще, нам предстоит свою работу презентовать на важном мероприятии. На следующей неделе. Так что не расслабляемся. Нужно подготовить презентацию, побольше слайдов, прогнозов…
— Вау, — подвывает на радостях Степка, соскочив со стула и в ладоши ударяя. — Юля статистикой займется, — принимается распределять обязанности. — Петя — речь, я лучшие образцы отберу и оцифрую, Колян слайды подправит…
Тут закручивается бурная работа.
Растираю виски, что-то боли в голове усиливаются последнее время. Перенапряжение сказывается, да и мое… не самое благовидное времяпрепровождение в компании алкоголя. Пора завязывать…
— Верст, ты там костюм, галстук, все такое… — смутно проникает в мое сознание голос Степы.
— Нах***? — лениво выныриваю из густых мыслей о сне и тишине.
— Презентовать в джинсах и футболке будешь?
— Я думал и без этого охрен*** доходчиво объясняю. Думаете, не прокатит? — понимаю, что шутка странная, но, млять, нельзя же всегда такими серьезными быть. Команда слегка напрягается, обменивается удивленно-настороженными взглядами, а когда догоняет, что я глумлюсь, начинают дружно посмеиваться.
Часть 4 Глава 59 (Бойтесь скелетов из чужих шкафов, они могут переплюнуть ваши…)
Ира
Домой приезжаю довольно быстро. Загоняю Ашечку в гараж, отмечая, что пока меня не было, Селиверстов наведывался. Его велик стоит на месте, которое нагло оккупировал, еще когда жил с нами. Чехол для скейта висит на прежнем месте…
Хорошо, что не увиделись. Надеюсь, он внял моим язвам, просьбам и признаниям. Как боялась, не хотела — и порадовалась, правда, недолго, смакуя свою крохотную победу, что смогла соседа отшить, как козлина очухался и сломил мою непоколебимость одним поцелуем. Одним чертовым поцелуем! Жарким, душепожирающим, в АД утаскивающим. Таким, что от одного воспоминая в голове мутнеет, перед глазами плывет, кислород заканчивается, а тело томительной слабостью ведет. Вот и тогда так… Не устояла…
Да и кто бы устоял?
Труп?..
Неа, не вариант. «Спящая красавица» и та очнулась после ста лет летаргического сна. Я же живая…
Мои несколько недель воздержания и свежие кровоточаще-жаркие воспоминания — как пожизненный приговор «сдаваться на милость принца без сопротивления, каждый раз, как тот возжелает».
Так что, каков пробудительный поцелуй, такова и реакция сони. А если учесть, что я совсем не невинна и не холодна, как бы ни старалась таковой казаться, — от дикого голода, точно последняя распутница чуть не сожрала Игната.
А я изголодалась по нему.
Даже не представляла, насколько…
Вдали эмоции притупляются. На расстоянии спокойнее.
А рядом, нос к носу, глаза в глаза…
Боже!!! Как же я по нему истосковалась!
С первого же глотка задохнулась от шторма чувств, потеряла связь с рассудком и реальностью, увязла в топи ощущений, обнажая самое гнусное и животное — первобытный инстинкт к размножению. Да с такой силой, что лишь неистребимое желание принадлежать Игнату полностью и безраздельно сжимало внутренности исступленным спазмом. В промежности от влаги едва не хлюпало.
Это же ненормально так реагировать — какое-то плотское порабощение. Селиверстов выдрессировал мое тело к похоти и именно к его близости…
Еще пару секунд, и я бы начала раздевать соседа прямо там — на лестнице. Наплевав на стыд, позор и мнение окружающих, застукай нас другие.
Благо, Игнат сильнее на выдержку оказался. Оборвал поцелуй, хотя меня едва обратно не впечатало, так сильно тянуло вернуться в его объятия. К рукам, блуждающим по мне — все дольше застревающим на ягодицах и сминающим их до тягучей боли. К сладким, требовательным губам, высасывающим последние крохи сознания…
Непроизвольно касаюсь своих. Припухшие, горячие… до сих пор.
Томно… прям нечто тягучее разливается по телу.
И голос не слушается.
Тогда тоже накрыло онемение от всех ощущений разом, смогла его подать, только когда Селиверстов чуть встряхнул, приводя в чувство. Нагородила массу непозволительного.
А то, что непозволительного — однозначно! Таким, как он нельзя признаваться в сокровенном. Он же… бездушный, эгоистичный самодур! Ни разу не сказал про свои чувства, но упорно требует подчинения и секса.
Что же он за человек?!
Только трах интересует.
Жуть!!! Страшно в такого влюбиться… Ни ласкового слова, ни нежности. Только пошлости, грубость, угрозы…
Черт! Прикусываю губу. Помнится, говорила друзьям, что меня в мужчинах сладость раздражает. Излишние нюни, покладистость. Но и не утверждала, что мне садисты и тираны нравятся. Все в меру должно быть, а не на грани.
Кого я обманываю?!
Я тоже жахнутая на голову, ведь приняла не озвученные условия и своих не выдвигала. Опустилась ниже плинтуса, до уровня подстилки, а у них участь проста — молчать и радоваться, что хотя бы ноги вытирает… Хоть какое-то внимание.
Но я так не смогу!!! Для этого слишком самодостаточна и горда. Истерить не буду. Это недостойно, но и не потерплю откровенной нелюбви!
Не подпущу, пока не признается, а как мне показалось, Игнат был на грани… признаться. Нежно и в то же время с мукой мурчал мое имя, в сатанинском запале вминал в себя, будто желал сделать своей частью. А потом вроде даже намек на здравомыслие показал. Согласился держаться в стороне. Потерпеть…
Круто… наверное…
Потому что я не выдержу еще одного его приставания. По крайней мере, не сейчас. Мне бы передышку. Немного…
От всего.
Тишины бы… Оглушающей, а то… сорвусь. Не хочу позорного нервного срыва. А он случится, если не дадут обдумать, что делать дальше.
Лианг, Шумахер, Игнат, университет, лаборатория, турнир, ультиматумы, чувства…
А-а-а-а!!!
Я упорно бегу от Ада, а он неумолимо меня настигает. Сжимается, подступает, окружает…
Я в эпицентре. В смятении. Горю!!! Как ведьма на кострище инквизиции. И кто большее зло — еще подумать нужно, но участь первой решена и даже больше — приговор уже приводится в исполнение.
Меня трясет от безысходности, а в голове с ужасающей очередностью… То хлопóк закрывающейся за Игнатом двери, что оглушительней выстрела над ухом в тишине. То резкий звук, словно в стену тяжелым долбанули, пробудив меня от шока, когда в универе появился Джи Линь и мы в лаборатории говорили. То шелест интимного голоса Селиверстова: «И-и-ирк». То слова Лианга: «Ты моя. Это неоспоримо. Дело времени, и я тебе его давать достаточно!»
— Ириш, все хорошо? — взволнованный голос бабули спасает от психической агонии, которая все же меня накрывает. Родственница в гараже, куда заходит крайне редко. Видимо, заметила мой приезд и взволновалась, куда я пропала. Мнется рядышком, вроде и прикоснуться хочет, но боится вызвать мое неудовольствие.
— Да, — улыбаюсь. Притягиваю ба и чмокаю в щеку: — Денек сегодня знатно проходит. Врагу не пожелаешь.
— Ты о чем? — настораживается родственница, оглаживая мои волосы мягкой ладошкой.
Ну не рассказывать же любимому человеку в возрасте, что у меня апокалипсис в жизни, и что ни день — то прилетает метеорит больше и опаснее предыдущего.
— Да вон, — киваю на небольшое окно в гараже, откуда прекрасный вид на соседский участок, где у скелета будущего дома Селиверстовых волнение, суета. Дед, папа и мать Игната что-то обсуждают с главным смотрящим строителем: — Войну ведут с прорабом?
— Ой, не говори, — отмахивается бабуля, но беззлобно, скорее устало. — Дело их, пусть разбираются.
— Надеюсь, утихомирятся, а то работа встанет, если так дальше пойдет.
— В ремонтах и стройках так всегда. Переживут эту глобальную — уживутся, — знающе кивает родственница.