— Я извинюсь перед… — киваю мыслям, еще не успевшим оформиться в четкое предложение.
— Это достойное решение, моя принцесса, — тон теплеет, крепчает, приободряется. — Подобающее взрослому человеку.
Медленно плетусь к себе в комнату, оставив отца в гордом одиночестве. Уверена, ему сейчас хуже, чем мне. И его боль… она ярче той, что испытываю я. Но, как человек воспитанный и привыкший все держать в себе, он должен справиться с чувствами сам…
Ухожу, чтобы, выказав сострадание, понимание и участие, не позволить ему ощутить слабость.
Я такая же…
Поэтому хочу побыть одна.
Падаю на постель, закрываюсь подушкой и ору в матрац, что есть мочи, выплевывая накопившийся негатив. Мир, который упорно выстраиваю для себя все это время, воспоминания, которые тянула за собой с детства, пусть мелкие и незначительные, но я ведь их обеляла в своей памяти.
Это все рухнуло в одночасье.
Папа прав. Правда — жестока, и пока она меня ломает сильно.
Мне было бы легче верить в то, что отец от природы деспотичный и сухой человек.
Что он предал маму.
Что не позволяет мне жить, как хочу. Требует невероятно сложного… И в эту правду уверовать проще, чем в придуманную ложь. Но не потому, что я злая, испорченная, недолюбленная, а потому, что так легче.
Я-то натворила тысячекратно больше скверного.
Что бы ни случалось, папа, как истинный мужчина, терпел мои заскоки, поддерживал начинания, разработки, прихоти, старался уберечь от ошибок, направлял на верную дорогу, а если оступалась — помогал встать на ноги и опять задавал направление.
А я… предавала, упрекала, обвиняла, убегала, презирала…
Выныриваю из болота самобичевания со стуком в дверь.
— Ирочка, — ненавязчиво робко скребется бабуля.
Воспитание…
— Ириша, можно войти? — ждет моего разрешения, словно тут королевские покои, а я королевна. Аж противно.
— Конечно, ба, — торопливо утираю слезы, отлепляясь от постели. Неприлично родного человечка держать за дверью. Даже если я не в духе. В случившемся бабуля никак не виновата. Скорее всего, она это все переживает еще сильнее. За дочь, которая так и не справилась со своей жизнью. За моего папу — на его долю выпало нелегкое испытание по вине ее дочери. За внучку — она осталась без матери и теперь бродит, как слепой крот, не в силах найти ни себя, ни ответов. За деда и себя — они потеряли единственную дочь.
Бабушка заглядывает в мою комнату, а на лице столько сочувствия, что спешно покидаю постель. Сминаю в объятиях хрупкую родственницу:
— Ба, миленькая, прости, а… Молю, только не плачь…
Она молчит… Лишь редкие всхлипы нарушают повисшую тишину комнаты. И мы, сцепившись, стоим в проходе между дверью и постелью и не говорим.
Наверное, так хорошо мы еще никогда не понимали друг друга. Без слов. Лишь слезы по лицу.
Тягучая пустота и боль…
— Папа не хотел говорить тебе всего этого, — бормочет родственница немногим позже, когда мы чуть успокаиваемся, и я бабулю усаживаю на стул, а сама напротив, на край постели. — Мы не горели желанием скрывать столько лет правду, — винится с вновь увлажнившимися глазами. — Твой отец настоял. Не желал в твоих глазах очернять память о Юле. Он всеми силами старался, чтобы ты помнила ее, как любящую мать и хорошую жену. Так что, это ты прости нас…
— Ба, это неправильно. Вы-то тут причем. Родители не отвечают за поступки детей, так же как и дети не должны отвечать за грехи отцов и матерей.
— Хорошо, что ты понимаешь это, — мягко улыбается бабушка. — Так что, если вдруг… — мнется, пожевав губы и расстроенно мотнув головой, — что бы ни случилось… Папа, мама… мы с дедом всегда рядом. Мы тебя любим. Ты наша… А остальное — нас не касается.
На душе пролегает печать нехорошего, но уцепиться за мысль не успеваю — бабуля с щемящей нежностью сжимает мои ладони в своих морщинистых, но мягких:
— Я всегда говорила, что ты удивительная девочка.
— Да уж, — мрачнею, осадок внутри укрепляется. — Не надо, ба. Ты прекрасно знаешь, что я далека от совершенства и идеальности. Творю такое, что самой страшно. Показываю не по делу характер… Отвлекаюсь много, и дурь эта… чувства… парни…
— Так в этом-то и есть прелесть, Иришенька. Ты настоящая, живая… Быть точно выверенной, идеально выточенной, совершенно непогрешимой — скучно, неправильно.
— Вот это точно не про меня, — с горечью. — Я такая… плохая, грязная, а мои помыслы… невинностью не блещут.
— Ну, милая моя, дело молодое, горячее, и если есть в тебе огонь, тут уж ни один монастырь монахиню из тебя не сделает, от ошибок не убережет. Просто научись расставлять приоритеты и обуздывать порывы. А в остальном — живи, моя девочка. Живи, как душа горит. Твори, как сердце подсказывает. Ошибайся, но учись и не повторяйся. Беги, куда ноги несут. Люби, кого желаешь и без кого не можешь. Секрета счастья нет, но есть дорога… У каждого своя, и только тебе решать, каким путем шагать в будущее. И кто будет стоять плечом к твоему плечу. Я лишь молю бога, чтобы человек был достойным тебя… И не менее сильным.
Часть 4 Глава 60 (Игры по-взрослому… Месть не заставит себя ждать!)
Ира
Выходя на площадке знакомого паркинга, глазами пробегаю по рядам машин: дорогих и не очень, разных мастей и цветов. Радуюсь, что не вижу друзей Шувалова, но радость длится недолго. Спустившись на лифте и пройдя охранников, натыкаемся на зоопарк — Грача и Рысь. Они тут как тут. Стоят в коридоре и что-то оживленно обсуждают. Завидев нас, отлепляются от стеночки, которую подпирали до сего момента, и спешат к нам. Точнее Родиону. Несколько секунд выверенными жестами здороваются.
— Привет, — Рысь без особой учтивости, окидывает меня скучающим взглядом. Явно оценивает прикид. Да, я сегодня, как никогда хороша. Очень готовилась, ведь обещала Шувалову. Кроссы, джинсы, блуза и ветровка. В холодном здании совершенно не жарко, а если бои затянутся, возвращаться под ночь может быть бодренько.
— Привет, — выдавливаю, не лицемеря — без улыбки.
Грач просто кивает ответкой и так стегает презрением, что внутренне сжимаюсь.
Не понимаю, что им сделала?
Вроде дорогу не переходила. Ссор не заводила. Если только не брать в расчет момент знакомства.
Меня тотчас передергивает.
Наша неприязнь обоюдна…
В зале торопею на миг — народу не продохнуть, в прошлый раз гораздо меньше было, и то казалось много, а сейчас…
Кое-как протискиваемся между зрителями и проходим к общему с Големом и Лиангом ложе. Жуткая компания и совершенно неприятная неожиданность. Не подумала я, что придется с ними рядом время коротать.
Пока мужчины друг другу руки пожимают, мне обманчиво благодушное «Здравствуй», — адресует Гордеев. «Фыр», — Гризли, одарив пристальным и до мурашек недобрым взглядом. Очередная особь в списке — он мне не нравится! Категорично!!! «Доброй вечер», — Лианг с едва заметной улыбкой, если так можно назвать уголок рта, чуть дрогнувший вверх.
— Всем добрый, — не хочу показаться невежливой даже в компании недругов.
— Народу, словно кильки в банке, поэтому поютимся, — губы лысого расползаются в широченной улыбке, демонстрирующей белоснежные зубы. Рукой короткий жест «присаживайтесь».
— Да, — хмыкает по-ребячески Шумахер, — чет нагнали зрителей…
— Хлеба и зрелищ требует толпа, — вальяжен Гордеев. И не без хвастливости добавляет: — Кто я такой, чтобы лишать человеков такой малости?
Отвратительный тип.
— Проходь, — подталкивает меня глубже Шувалов. Рассаживаемся, спасибо Родиону, умещается, ограждая меня от своих жутких друзей. Жаль, не может сесть со всех сторон, чтобы уж в котел меня определить. Я оттуда и головы показывать не буду. Или вообще на краю бы место уступил — перегородка и то больше симпатизирует, чем один из охранников Гордеева.
В клетке уже машутся бойцы, словно бойцовские петухи. Невысокие, жилистые, быстрые, агрессивные. С яростными лицами беспощадно осыпают друг друга градом ударов.
Чтобы поменьше смотреть на кровь, обвожу глазами зал, и среди присутствующих не вижу знакомых, если не считать несколько человек в ложе, в котором последний раз сидел Селиверстов. На самом деле, глаза первым делом туда устремляются. Даже легчает, когда соседа не вижу. Мелькает мысль, — «ну и хорошо, что Игната нет», — но потом поспевает другая, более разумная: «на кону жирная сумма, будет биться его друг. Селиверстов приедет. Запаздывает, либо к поединку время выгадывает».
Когда заканчивается второй бой, мои догадки подтверждаются, Игнат показывается в зале вместе с Артемом, которого давно не видела. С ним рядом скромно держится Анюта. Что удивительно. Снежикова и бои без правил? Хотя, чему удивляюсь. Девчонка с нестандартными сексуальными предпочтениями и предрасположенностью к «горячему» действительно хоть раз в жизни должна посмотреть на мордобой вживую. Для остроты ощущений и полноты знаний. А если бы она еще и вошла в клетку… думаю, могла бы наполниться новыми эмоциями и кардинально пересмотреть некоторые взгляды на жизнь.
Странно другое, Зур вроде не хотел афишировать отношения, но видимо, все куда серьезнее и для него.
Приятно удивлена. Наша милая мышка покорила мажора, кто девчонок не ставил ни в грош. Даже хуже Игната поступал — тот хоть с чувством пользовал, улыбками одаривал, слова нежные, если верить сплетням, а Темыч, здесь информация со слов Ксю, которая с ним переспала, — «бесчувственный муд***, еб*** тебя, словно куклу. Сделал дело — гуляй смело, и не напоминай больше о себе». Возможно, что-то было утрировано по детской обиде, но помня, сколько девчат в школе из-за него ревело, склоняюсь верить Бравиной.
Нет, я за Снежикову рада, если Анютка счастлива с Артемом, то я только за.
В их компании также и Лера, правда, держится чуть в стороне, хотя понятно, что с ними. Бледная, глаза волнительно сверкают, часто пряди волос теребит.
Селиверстов меня замечает сразу же, но безлико отворачивается, приветствуя своих друзей, кто уже на местах. Размещаются, что-то обсуждая.