— Мелкая, моя соска в твой грязный рот и вагину не полезет, — не знаю, поржать или наорать на дуру, из-за которой сказочность момента рассеялась, и теперь я в беспробудной серости неудачной ночи. А что важнее — бесцельно проведенной, почти бездарно потерянной, хотя начало обещало много удовольствия.
— Муд***, штампованная, — даже напрягаюсь, когда девчонка на меня с когтями бросается. Но на ее руке блондинка повисает:
— Хватит, прошу. Я не могу так больше. Ты позоришь нас… — начинает реветь.
— Бл***, хватит, — кривится чертовка, заметно остыв. За плечики берет подругу: — Все, все, я успокоилась, ну и ты… заканчивай. — Секунду ждет и опять: — Лан, пошли, — не то одолжение, не то злость. Увлекает ревущую подругу прочь, но напоследок все же тявкает: — Бла-бла-хер гребаный!
— Одинокой ночи тебе, Мандатрепка! — провожаю с «любовью».
Она мне фак показывает, но не просто — перед этом облизав совершенно разнузданным образом.
Отвратительная особь.
— Смотрю, ты быстро новые знакомства заводишь, — хохочет Ольга.
— Да, — криво улыбаюсь, — я всегда умел произвести впечатление.
Затягиваюсь и выпускаю дым, старательно прогоняя образ мелкой из головы и затапливая плохие воспоминания мыслями о хорошем, светлом и невинно порочном.
Секс… Ольга… Катюха… Минет… Секс… и только Ирка…
Расстроенно открываю глаза и опять затягиваюсь.
Ольга тушит носком туфельки окурок и, подцепив пальцем свободную выемку для пуговицы моей рубашки, очерчивает заостренным коготком круг между ключицами.
— Ну раз на тебя сегодня уже спрос большой, я, пожалуй, поспешу тебя украсть, — укол в ложбинку. Острый, точечный, по телу разряд похотливой энергий бежит.
— О как, — впитываю игру знакомой, но к собственному удивлению понимаю, что просто… развлекаюсь и никуда не хочу с ней ехать.
— Можем вдвоем, а можно и Катюху позвать. Ты вроде мальчик выносливый и внимательный. Ни разу нас не обижал, — и уже губы ее в грудь дышат. Приятно, щекотно и для мужского самолюбия полезно, чтобы красивая девушка одаривала вниманием и шептала «какой ты классный». Ясно дело, брутальному мужику по херу должно быть до окружающих, но мы такие, какими нас видят и делают другие. И если я гондон, веду себя, как гондон, все видят именно гондон и при возможности тычут: «Это гондон! Ты гондон!!!».
Если мне говорят, что я хорош и желаем. Этим себя тешу…
— Да я на диете вроде как, — затылком о стенку ударяюсь, позорно не находя умного отказа.
— Это что, новое веянье? — коротко смеется Ольга, ладошками юркнув в вырез рубашки и огладив грудные мышцы. А жар бежит… Видать голоден я сильнее, чем думал. — Я уже забыла какой ты крепкий, — чуть охрип ее голос, глаза заволакивает дымка желания. — Ты умеешь…
— Предложение хорошее, — ненавязчиво перехватываю одну ее руку и отстраняю, — я подумаю…
Краем глаза замечаю Королька. Одна! Смотрит на нас с Ольгой.
Дыхание, сердце, речь — обрываются. Застываю, точно монумент, потому что в шоке, в ступоре, в ужасе и полном недоумение, что, сук***, делать?
Ирка, словно и незнакомы, разворачивается и вдоль клуба шагает. Как понимаю, к машине Родиона. Она вроде в той стороне припаркована.
— Оль, прости, — и вторую руку знакомой от себя отстраняю. — Мне диета милее.
Больше не глядя на застывшую в непонимании Ольгу, в несколько шагов Ирку нагоняю. Но чтобы никто из зевак не подумал, что у меня брачный период, и я склеиваю девушку, чуть за спиной иду:
— И-и-ир, это не то, что ты подумала, — тяну примирительно.
Сук***, конечно, ТО, но ведь НЕ ТО!!!
— Да мне все равно, Селиверстов, — безлико, даже морозно.
— Ирк, просто со знакомой болтал…
— Угу, — отстраненный кивок.
— Ирк, — спускаюсь на интимную частоту, аж горло от хрипоты дерет, но не специально. Голос сам… Ситуация патовая, а я, как школьник, загнавший себя в ловушку, не вижу выхода.
— Сказала же — мне плевать! — грубовато отрезает Королек, махом пристреливая все нежное и ранимое в душе и на корню убивая порыв вымолить прощение за не совершенное прелюбодеяние!!!
— Отвечаешь за свои слова? — дыхание перехватывает, желчь наполняет нутро.
— В отличие от некоторых…
Несколько шагов в молчании.
— Заканчивай дуться, Ир, — как всегда сдаюсь первым. — Это был невинный флирт.
— Да хоть брачное порево, мне по хрену, — жалит равнодушием.
— Ир, тошно мне… из-за вас с…хером. Вот на КОЙ он тебя щупает?
— На ТОЙ, что он мой парень! — И всем своим видом «какого лешего тебе от меня нужно?!»
— Бл***, порви с ним на хер, или я за себя не ручаюсь, — наплевав, что нас могут увидеть вместе, подрезаю соседку, вынуждая остановиться.
— С какого перепугу? — морщится, будто реально не видит причины.
— Я соскучился! — озвучиваю самую безобидную для своей психики. — Мне тебя не хватает… — а взгляд порхает по нежному бледному личику Ирки. Все такая же худенькая, измученная.
На миг кажется, сейчас расплачется Королек. В синих глазах плещется боль и безнадежность. Растерянность, усталость, сомнение…
Бл***, хочу, чтобы Иришка в меня впечаталась.
Ну двинься, хоть на миллиметр! Качнись, и я тебя сгребу в объятия!!!
По хрену на все!!!
На плечо и в пещеру…
— Забей на всех, пошли со мной, — не сразу осознаю, что осмеливаюсь на признание, куда сердечнее.
— Трогательно, — кривится Королек, — сочувствую барышням, кто подкупается на такую откровенную пошлость. Прости, но нет. А теперь, будь любезен, займись обольщением более доступных девчат. Я занята, да к тому же не в духе. Ищу СВОЕГО парня! — назло выделяет. — Он много выпил… и… фиг знает, куда запропастился… — безлико огибает меня, шагая дальше.
Старательно перевариваю информацию, здравый рассудок где-то вдалеке шепчет, что мое недоумение обоснованно, но аргументы все никак не удается сформулировать. А обида и боль клокочут сильнее. А еще яростное, первобытное желание отомстить и доказать. Кому и что — не понятно, но, однозначно, эти понятия главенствуют.
— И это твой окончательный ответ? — не гляжу вслед, отчетливо представляю гордо удаляющуюся спину.
— Мгм, — суч*** издает мой звук любимый. — Жизнь твоя — делай, что пожелаешь, еби, кого пожелаешь, — долетает чуть издали скучающий голос.
Ад затапливает рассудок.
Руки в карманы джинсов, чтобы не дай бог не сорваться на первом встречном.
И на какое-то время выпадаю из реальности — прозябаю, не задумываясь, куда иду и что творю. Лица сливаются в карусель. Смех, алкоголь, девчонки, танцы…
— Верст, ты бля*** в хламину, — назойливо бьет меня по плечу Славка, отвлекая от танца с какой-то девчонкой.
Млять, и откуда нарисовался? Вроде уходил…
— И че? — не вразумлю, что не так.
— Времени много, домой идем, — канючит Морж, хватая за предплечье.
Тоже мне, Мать Тереза!
— Да отвали, братан, — отмахиваюсь, силясь вспомнить, чем был занят до появления Моржа. С памятью туго. Да и никому я тут не нужен, с недоумением оглядываюсь в поиске кого-нибудь, кому интересен, пока вновь не утыкаюсь глазами в Славку.
— Бл***, Верст, у тебя скоро этап, а ты опять…
— Да!!! — руки в стороны, голову к потолку. Пошло все на хер! — Я в отрыве! — начинаю пританцовывать, вслушиваясь в ритм клуба. Болью пульсирует не только в голове, но и сердце, в паху. — А как еще унять суку-боль, а? Подскажи, братан? — с дикой надеждой на Моржа. — Не знаа-а-ешь, — глумливо тяну и начинаю ржать. — Вот и я не знаю…
— Верст, бл***, это тупик, — взывает к моему разуму Славка.
— Она топчет меня, как гниду, — выплевываю, что жжет изнутри. — Выедает мозг ядом. А сердце наживую выдирает, — вцепляюсь в волосы, пытаясь одну боль притупить другой. — Доводит до точки кипения и отшивает!
— Ну так делай, как обычно, — заводится Морж, в глазах негодование полыхает. — Трахай других! Может, притупятся чувства…
— Да не хочу я других! — трясу за плечи Славку. — Ее хочу! И чувств не хочу… других. Я в этих погряз. Однолюб я… Сук***!!! Смешно ли, но я однолюб, — обреченно, и себе под нос с неутешительными мыслями.
— Хочешь — иди да возьми! — прост, как самокат, брат, не догоняя, о ком говорю, но приравнивания «любовь» к «другим».
— Ты, бл***, в душу не лезь, советчик! — хлопаю по щеке с брезгливой жалостью. — И тем более в штаны. Ты свой хер пристроить не можешь, а мне унижаться предлагаешь? — зло берет.
— Зачем ты так? — вообще мрачнеет Морж. — Я помочь хочу…
— Пизд***, помочь? — срываюсь в бездну гнева. — Помочь? — подвываю. — Из-за тебя, Морж, мы два месяца в дерьме купаемся. Уже себя закопали по глотку, и нет у нас шанса выбраться! Так что не тебе, сук***, говорить мне, че делать, а че нет!
Славка отступает, взгляд потерянный, блуждающий.
— Давай, беги, еще чего-нибудь учуди, — подливаю масла в огонь, но язык уже не остановить. Еще и воздух пинаю, будто пендаля прописываю. — Бл***, где водка? — оборачиваюсь.
Шатаюсь к бару, но уже на подходе к стойке, глазами натыкаюсь на чертовку. Она меня тоже замечает. Кривит губы, лицо, будто сейчас от моего вида стошнит:
— Бла-бла-еб собственной персоной! — Нога на ногу, в руке бокал.
— Мандатрепка, и до сих пор невостребованная, — парирую желчно. — Предсказуемо. Кролики сегодня мигрировали в другой клуб. Пока вагина не отвисла, прогуляйся, — советую благосклонно.
— Бла-бла-бла, — припадает к бокалу брюнетка, изображая игнор.
О чем говорить с дурой? Правильно! Не о чем… Без уважения пропихиваюсь к бару:
— Водки, — стучу по столешнице.
Пока жду, оценивающе окидываю девушек, кто за стойкой сидит. Глаз ни за кого не цепляется.
— Я тя умоляю, — малолетняя дрянь поворачивается к бару лицом, локти на столешницу, подается чуть вперед, — не разочаровывай девчат, у них еще есть шанс нормального кролика найти! — на раз считывает мой настрой насчет сексуального объекта. Опять делает глоток своего кислотного по цвету пойла.