— Ты что, кончил мне в ладонь? — понимаю, что не самая умная фраза после случившегося. Возможно, глупо, но уточнить нужно.
— Ах-ах, — с непонятным надрывом кивает Игнат, — ты мне, кстати, тоже…
— Ужас! — признаюсь, еле совладав с осипшим голосом.
— Не, малыш, спасибо хоть так, а то если сам… без помощи… в боксеры — жуткий стрем!
— Блин, — закрываю на миг глаза, — да по мне вся эта ситуация в целом — стрем!
— Думаешь, я часто занимаюсь петтингом? — мутно-серые глаза дотошно изучают мою физиономию.
— С твоей бурной сексуальной жизнью… — начинаю робко.
— Бл***, да я только в школе пару раз этим баловался, и то, потому что девственницу разводил на трах.
Правда заметно отрезвляет. Нервно сглатываю:
— Мило.
Знал бы ты…
— Ир, — бормочет проникновенно Игнат, — ты хоть представляешь, что с нами творишь?
— Нет, — совершенно не вру, для меня это действительно в новинку. Да и вообще, если бы не шок, сгорела бы от стыда.
— Ты такая горячая, влажная, — мурлычет Селиверстов в волосы, носом ведет по щеке, к губам, поддевает мой нос, и я понимаю, что Игнат до сих пор во мне. Пальцы вновь начинают скользить, вызывая дрожь в теле.
— Узкая… ты такая узкая… — опять слышатся нотки не то муки, не то боли. — И-и-ир, — стенает, жадно пососав мою губу. — Мне мало, я еще хочу…
Пока могу думать, пока рот свободен, пока цепляюсь за силу воли, да в конце концов за остатки рассудка, шикаю:
— Селиверстов, убери свои пальцы… из меня! — добавляю значимо и с расстановкой.
— Шутишь? — бормочет неверующе Игнат, продолжая наглые поглаживания. Упираюсь чистой ладонью в грудь соседа, предостерегая взглядом.
— Ир, ты… Бл***, хочу тебя! Давай хоть губами, языком…
— Э-э-э, — вот от подобной фразы в лицо словно кипятком плещут. Отшатываюсь, еще и коленкой отталкивая соседа.
— М-м-м, — досадливо стенает Игнат, и как только дает свободы, брезгливо уставляюсь на свою поруганную ладонь.
— Какая гадость, — морщусь. Запах неприятен, а от осознания, что это, вообще, подташнивать начинает.
— Ир, — бурчит Игнат, — заканчивай строить невинность, которую только что осквернили и принудили к запрещенному сексу. Давай хоть разок, а?
— Иди вон! — оглядываюсь в поиске, чем бы вытереть гадость.
— Ага, — сосед грустно хмыкает, — нужно салфеток купить. А то я полазил и не нашел…
— Что? — вытаращиваюсь на Селиверстова. — Ты у меня тут рыскал?
— Типа того.
— А на кой они тебе были нужны… — мысль еще полностью не оформляется, а я уже торопею от мелькнувшей догадки. Становится настолько не по себе, что задыхаюсь от негодования.
— Ну, — секундная пауза, — че ты, как маленькая?! — нападает, защищаясь Игнат.
— Селиверстов, да ты… совсем опух от наглости и распущенности!
— Тебя так задело, что я искал средство гигиены, или что предложил его купить? — озадачивается хмуро.
— Не нужны они мне! — заверяю горячо. — А если ты любитель этой самой хрени, то есть шкурку погонять, вали в другую постель, где есть салфетки!
— Ир, это всего лишь салфетки… Они еще пригодятся.
— Блин, — закатываю глаза, меня начинает потряхивать от борзоты и простоты соседа, а еще от бессильной злости, — ты реально думаешь, что мы будем это продолжать? — уставляюсь на парня.
— Конечно, — отзывается не так уверенно Игнат, настороженно меня рассматривая. — Тебе же понравилось!
— Селиверстов, дрочи в одиночку, а свои… — запинаюсь; жутко неудобно и стыдно о таком говорить, — пальцы, — выдыхаю с жаром, тотчас заливаясь краской смущения, вспомнив, что они со мной творили, — при себе держи!
— Ир, — досадливо подвывает Игнат и распластывается на постели, — ты садистка… жуткая и беспощадная… Уже и святая непорочная невинность сжалилась бы надо мной.
— Как хорошо, что я — не она, — встаю с постели, избегая близости и уж тем более наглых рук Селиверстова, которыми он пытается меня к себе обратно подгрести, но чуть не падаю — в ногах слабость, коленки до сих пор трясутся.
Плевать на помятый вид и одежду. Лифчик явно не на своем месте, грудь колышется свободно, соски торчат, остро натягивая футболку, в трусиках мерзко — влажно и прохладно, шорты приспущены…
Настоящее опускалово!
Игнат, гад! Блин, придушила бы…
— Ир, у тебя месячные что ли начинаются? — задумчивый голос вырывает из секундного коматоза. Непонимающе оглядываюсь. Сосед рассматривает ладонь, пальцы, которыми меня…
— Не уверена, но и не исключено… — осторожничаю зло, на ложь в данный момент ума не хватает.
— Бл***, я тебе больно сделал? — воздевает на меня испуганные глаза.
Вот… блин, и что ему сказать?
— И да, и нет, — нахожусь после заминки.
— То есть? — бедолага садится на постели, во взгляде плещется страх.
— Физически — нет, а вот морально… ты меня… — неопределенно трясу головой.
— А, а то я испугался… — Игнат заметно расслабляется. О боксеры вытирает пальцы. Какая гадость! — Ну надо ж было так… в месячные вляпаться… бл***…
Морщусь и, придерживаясь неоскверненной рукой близлежащей мебели, плетусь в ванную. По ходу отмечаю, что между ног болезненно-приятно ноет… Черт, видимо, девственности лишил, нужно будет на кровавые выделения трусики проверить.
Из изученного материала по анатомии помнится, что девственную плеву нарушить несложно, но при этом она достаточно эластичная… то есть проникновение пальцев может ее растянуть, но полностью не разорвать.
Стягивая вещи, отмечаю, что никаких посторонних выделений нет. Это немного придает надежды, что я не стала жертвой одного из самых нелепых вариантов лишений девственности.
Принимаю душ, упорно игноря Игната, скребущегося в дверь:
— Ир, ну открой. Я тебе спинку помою.
Блин, даже слезу пускаю от жалости к себе и поруганной чести. Опустилась так, что отдалась Игнату?! Точнее, его пальцам.
Позорище! Какой ужас…
А что омерзительнее всего — мне понравилось!..
И гад знает, что мне понравилось!
Когда ощущаю себя настолько чистой, что выхожу из душа, Селиверстов предпринимает очередную робкую попытку уболтать на легкий, ни к чему не обязывающий перепих:
— Ир, ну тогда ты меня… погладь еще немного, — прокручивает на пальце свои боксеры. Даже боюсь вниз посмотреть, и так нервный тик начинается.
— Селиверстов, — нахожу силы ответить, — пошел к чертовой матери! — злюсь не на шутку, толкнув плечом, проходя мимо. — Сам себя ублажай, я спать хочу! — отрезаю безапелляционно и падаю на постель, даже не одевшись, а как есть — в полотенце. Не буду при извращенце голым телом светить! Больше! И так допекла — покоя мне нет!
Демонстративно закрываю глаза, но передо мной застывает картинка нашей с Селиверстовым развратной игры.
Только сосед прикрывает дверь ванной, причем не до конца, — видимо, дает шанс передумать и к нему присоединиться, — натягиваю подушку на лицо и уже в нее кричу:
— У-у-у…
Немного прочищаю глотку, выплескивая негодование, и облачаюсь в домашнюю одежду — футболку и шорты. Ложусь обратно. Мучаюсь в постели, пока не возвращается Игнат.
Он больше не делает предложений и попыток развести на секс. Хмурый, мрачный, даже злой. Утраивается на своей части. Отворачивается, и вскоре слышу мирный сап.
Блин, вот как так можно? Меня разбудил, использовал… и уснул…
Наутро сбегаю первой. На Игната даже не смотрю. Боюсь.
Его боюсь.
Себя боюсь.
Чувств боюсь!
Часть 3 Глава 6 (Стратегии ни к черту… постоянно дают сбой)
Глава 6
(День пятый, ночь шестая)
Ира
— Ксень, я так больше не могу! — хнычу в трубу, только в лаборатории остаюсь одна. Мысли суматошно носятся в голове, и я… я правда захожу в тупик.
— Да что случилось? — настораживается Ксю.
— Мне опять совет нужен…
— Ми-ми-ми, — мычит в трубку Бравина. — Час дашь?
— Конечно!
— Ну, что случилось? — подруга, немного опоздав, усаживается напротив меня на диванчик в любимой кафешке. — Сосед руки распускает?
Заливаюсь краской смущения — я не собиралась рассказывать, как учудила с Игнатом ночью.
— И это тоже, но в другом понятии… или в прямом… — умолкаю, радуясь, что моей реакции Ксения не видит — она в этот момент нетерпеливо подзывает официанта.
— Это он любитель, — наконец подает голос Бравина, только оформляет заказ. — И как далеко его шаловливые ручки забрались? — смотрит хитренько-хитренько.
Блин, глоток чая поперек горла встает. Шумно прокхекиваюсь, Ксения участливо стучит по спине:
— Все нормально?
— Ага, — нервный кивок, стискиваю чашку в руках.
— Ну, ты даешь, — хохочет Бравина. — Прям вот так…
— Не смешно, Ксю, — чтобы хоть как-то скрыть бурю чувств, опять делаю глоток ароматного, а что сейчас важнее, спасительного напитка. — Дело-то даже не в нем…
— А в ком? — настороженно.
— Во мне, — стыдливо отвожу взгляд.
— Ир, — протягивает Ксения, приходится на нее посмотреть. Не выдерживаю немой сцены:
— Блина, Ксю, меня лихорадит рядом с ним. Я этого так боялась… — на миг глаза закрываю, всем видом показывая, как жжет правда.
— То есть, лихорадит? — вскидывает одну бровь подруга.
— Ну, это когда тремор в теле, бросает то в холод, то в жар.
— Ир, — одергивает Ксения, — я, конечно, не так умна, как ты, но я другое имела в виду: прям трясет от раздражения, или возбуждения? — въедливый прищур. — Ну, это когда помимо тобою сказанного еще и голова дуреет, ноги слабеют, а в животе бабочки… — добавляет значимо.
— М-м-м, — задумываюсь, водя пальчиком по едва заметной зазубрине на светло- голубом столе кафешки. Сказать «а» было легко, а вот остальное… — В том-то и дело, что раздражаюсь, но и возбуждаюсь…
— Мать, — обреченно выдыхает Бравина, — ты попала!
— Что? Вот так… прям вердикт, и все?
— Ага, — безапелляционный кивок. — Очуметь, — не скрывает восхищения, — Верст в тебе женщину разбудил!