— Пап, семья Лианга отказалась от твоих работ из-за него и меня?
— Видимо, твой парень действительно тебя любит, — усмехается отец, но в смешке больше горечи, чем радости. — Раз он смог родителей переубедить и приехать за тобой.
— Пап! — не то вою, не то стону.
— Грустно думать, что я мог стать, пусть косвенной, но причиной вашей размолвки.
— Это не так, пап, — заверяю твердо. — Тебя не было в наших отношениях.
— Правда? — в тоне опять нотки, заставляющие задуматься глубже, чем раньше воспринимала ситуацию. — Я вас познакомил, а потом допустил связь во благо проекту, — новость за новость. Одна громче и оглушительней предыдущей. — Он сын своих родителей, а они были убеждены в полезности моих работ. Лианг, — папа умолкает, причем надолго, — просил лишь не мешать вашему общению. Ты знаешь, как я отношусь к парням в твоей жизни. Понимаю, что неправильно и слишком категорично, но таков я… А тут, — усердно трет переносицу, снимает очки. Крутит в руках. — Намеренное попустительство — ничем не лучше тирании, принцесса. Я терпел, сколько мог, а потом… Попросил его остановиться и отпустить тебя. Он отказался, тогда я встретился по этому вопросу с его родителями. Они пообещали разобраться, но как оказалось, он их тоже не желал слушать. Он все отчаяннее жаждал тебя, а его родители — немедленного вашего разрыва.
— И тогда они, — заканчиваю мысль, — решили дело кардинально. Закрыли проекты, финансирование, а мы… поехали домой.
— И если сейчас Лианг вернулся с деньгами и предложением, думаю, сила его любви победила предубеждения, стереотипы и семейные традиции.
— В его любви нет любви, пап. Лишь уязвленная гордость, — тотчас жалею, что это говорю и потому бесшабашно улыбаюсь. — Давай не будем больше о прошлом. Мне предстоит вечер с этим парнем и несколькими представителями элиты, которых нужно обаять на финансирование. А с прошлым мы разберемся, пап, — заверяю с легкой грустью. — Мы с тобой сильные! Мы же — семья!
— Я горжусь тобой, моя принцесса! — дрожат губы папы, и только успеваю увидеть слезу на его лице, он выключает связь.
Уже на выходе из дома, пытаюсь дозвониться до Шувалова, предупредить, что меня не будет. Он же просил!
Телефон не отвечает. Я нервничаю.
Садимся с Ксю в такси, Тоха и Лана отмахиваются, — им метро роднее, — и пожелав мне удачи, в обнимку идут прочь.
— Я, наверное, к Родиону на работу заскочу по дороге, — мрачно рассуждаю, озвучив водителю конечную точку и промежуточные — кафе, куда Ксении нужно, и клуб Шумахера. — Если не окажется на месте, передам, что заходила. Так хоть с меня ответственность будет снята, что он не в курсе, куда я пошла.
Ксю уже собирается вылезти на своей остановке, как морщит нос, пальчиками ковыряется у меня в стойке воротника:
— Забыла сказать, — по коже неприятно чиркает, — бирочки и ценники не отрывай, — бровями играет. — Наряды недешевые, повезло, что знакомая хорошая в салоне работает. Дала под мою ответственность. Поэтому максимально осторожно и предельно…
— Аккуратно! — продолжаю за Ксю. — Помню, любимая.
— Вот и отлично! — легкомысленный жест дланью и Ксения выпархивает из машины.
На входе в клуб чуть мнусь. Не привыкла без Родиона тут бывать и понятия не имею, как на меня отреагирует охрана и пустит ли.
Статные, крепкие и презентабельно одетые мужчины чуть за тридцать, — шатен и почти лысый, — кивают в разнобой и расступаются, точно зная, кто я.
— Привет, — выдавливаю зажато, уже ступая между ними. Торможу. — Шувалов на месте?
Мужчины переглядываются и лысый заверяет:
— На месте.
— Спасибо, — благодарю напряженно и торопливо иду в клуб.
Времени мало, опаздывать на важную для моей жизни встречу из-за того, что не могу предупредить Шумахера о своих делах — вопиюще неправильно. Чертыхаясь, миную гардероб и поднимаюсь на второй этаж, где бывала уже не один раз. Охранник на разделительной площадке между этажами меня пропускает безмолвно.
Квадратное фойе и два коридора, — в одну сторону кабинеты: директора, зама, пультовая, в другую — хоз. подсобка, комната персонала, уборная и внутренний вход в клуб, которым любит пользоваться Шувалов, чтобы туда-сюда по этажам не ходить.
Уже в фойе с шага сбиваюсь. На мягких диванах едва ли не групповуха с участием Грача, Рыси и двух девушек.
Тихо ступая, чтобы не помешать, почти миную вечеринку для взрослых, как едкое:
— Пташка пожаловала, — скабрезная ухмылка Рыси и пустой взгляд пробирают до мурашек.
— Иди к нам, — ржет его друган. — А то зае*** уже нос задирать и целкой бродить.
Жуть как хочется нахамить или послать, но в таком угаре парней лучше не бесить:
— Нет, спасибо. Моя целкостность меня устраивает, — ограничиваюсь сухим и веским.
— Тогда какого х***, приперла, п***? — ощеривается Рысь, дергая свою девушку за загривок и с размаху втыкая носом в свой пах: — Соси, бл***ща!
— Передать кое-что нужно, — не желая больше наблюдать животных, решительно иду в кабинет Шумахера. — Удачно повеселиться…
— Да-да, — догоняет в спину глумливое Грача. — Он тебя ждет!
— Точно, — значимо поддакивает Рысь, — тебя, сук***, и ждет!
— Еб*** и ждет, — тонет в раскатистом дружном гоготе. Душу шкрябает неприятная мысль, но на ней не застопориваюсь. Лишь волнение по телу прокатывается. Торможу возле кабинета и робко стучу:
— Шум?..
Молчание.
— Шум? — стучу настойчивее, но, так и не услышав ответа, заглядываю.
Блин! Ну и гадюшник. Будто несколько дней гуляли.
Стол завален бутылками, тарелками, наркотой. Глаза цепляются за женскую туфлю… трусики, лифчик… еще один… И только сейчас слух подключается. Тихое девичье довольное постанывания, еще одно… урчание. Мужское охриплое рычание, бормотание, смахивающее на ругательства. Хлесткие шлепки. Смачные такие, что аж вздрагиваю от каждого, словно мне прилетает по заду.
Хлюпанье…
Удушливо противно, но ступаю к проему во вторую комнату — спальня, на всякий… как понимаю, именно вот такой случай.
Постель методично скрипит, на ней трое.
Я не пуританка, разное в инете повидать успела и даже вживую, пособойчик парочки лесбиянок при непосредственном участии Спартака умудрилась зацепить. А вот сейчас в исполнении Шувалова. Ничего так… сразу видно, дело привычное. Одну, понукая ягодицы колыхаться веселее, еб*** в зад, а она лижет другой, распростертой на подушках. Теперь знаю, кто какие звуки издает и почему…
Секунду постояв, но, так и не сообразив, что в такие моменты нужно говорить, да и вообще стоит ли, ретируюсь.
На самом деле, у меня нет слов, и не сразу вспоминаю, зачем приходила-то.
Из глубокой задумчивости выныриваю, лишь заслышав:
— Ну как, поговорила? — самодовольно скалясь, отлепляет башку от спинки дивана Грачь, куда откинулся, наслаждаясь минетом. Девушка видимо, тоже хочет, что-то сказать или перерыв сделать, но парень рычит: — Соси-соси, — еще и за загривок притапливает, двигаться активней.
Мерзкая картина.
— Передайте, что заходила, — сухо отмахиваюсь, спеша к лестнице. — Или не надо, — чуть спустившись, добавляю. — Просто — я звонила и передала, что у меня встреча важная в ресторане «Дитай».
— Бл***, ох*** су***. Даже это ее не вставляет! — наполняет этаж гнев Рыси. — Пиз*** непрошибаемая! Нах*** ты ему?
Клуб покидаю в прострации.
Торопливо сажусь в такси:
— Спасибо, — благодарю за ожидание, — а теперь…
Ревную ли? Нет. Совсем. Просто грязно все как-то.
Но Шувалова не осуждаю и не ругаю — его жизнь. Его половая жизнь. Может, оно и к лучшему…
Часть 4 Глава 70 (Благие намерения корысти ради — аукнутся, наплачешься!)
Ира
Перед выходом из такси проверяю, все ли бумаги на месте. Настраиваю себя на спокойствие…
— Добрый вечер, — гостеприимно встречают меня стандартным поклоном в ресторане две девушки в традиционной одежде своей страны.
Отвечаю тем же:
— У меня назначена встреча…
Договорить не успеваю, позади них, разрисованных в стиле фарфоровых статуэток, сложив руки за спиной, стоит Лианг.
Меня охватывает необычайная дрожь. Как в первый раз, когда увидела Джи Линя на вечеринке в Китае. Он сразу завладел моим вниманием, а потом и жизнью…
Давно не видела его в строгом, и в то же время нетрадиционном костюме своей страны. Стилизованном, но неофициальном. Цвета воронова крыла. Воротник, как и у меня, стойкой, покрой — идеально по фигуре, удлиненные пуговицы, золотая оторочка — замысловатый узор по вороту и манжетам.
Глаза залипают. Жадно обшариваю смоляные волосы, небрежную челку, непроницаемое лицо, напряженные плечи, ноги.
Такой неприступный, гордый, величественный.
Улыбается уголком рта:
— Вы слегка запоздать, Гуа… Ирина, — сам себя поправляет. И только сейчас понимаю — он потому руки за спину прячет, чтобы в меня не вцепиться. Потому и лицом кремень — эмоции ключом бьют.
Черт! Вот зачем папа мне правду рассказал?
Моя ненависть… не ненависть. Мне больно. Теперь мне так больно…
Его взгляд задерживается на мне значительно дольше, чем следует. Обследует с не меньшей жадностью, чем я его. Видимо, выискивает следы аварии.
Но парень быстро собирается и приветствующе кивает.
Уважительно отвечаю, а когда выпрямляюсь, замечаю, что край его ворота чуть загнут. Непроизвольно поправляю, как когда-то, когда встречались. Это ведь нормально — поправить прядь волос, отряхнуть с лица соринку, с одежды…
Джи Линь застывает, будто страшится меня спугнуть, и я руку отдерну. Я не неврастеничка. И шарахаться не собираюсь. Запоздало понимаю, что сделала, поэтому отступаю, виновато кивая:
— Прости.
— Ира, — строго, и в то же время волнительно-хрипло, — только слово, и мы уедем.
Это придет сил.
— Я тебя умоляю, Лианг, — перекашивает от самонадеянности бывшего. — Если ты и правда нашел людей, кто может заняться финансированием моего «детища», проводи меня к ним.