— Хоть кто-то в вашей семье адекватен, — выдавливаю не то смешок, не то тяжкий выдох.
— Знаю, потому и изгой, — цыкает досадливо чертовка, поджав полные, ярко накрашенные губы. — Пиз***, - скашивает глаза, чуть погодя. — Ты так до сих пор с ней не поговорил?
— С кем и о чем? — прослеживаю за взглядом Вики и мрачнею. Ирка с Лиангом танцует.
— Всю ночь говорили, что нужно решительно с этим разобраться.
— Что мы делали всю ночь? — я не тупой, но в данный момент и с данной девицей тупой, поэтому уточняю.
— Бл***, ну не еб***сь же мы, — возмущается праведно Вика, а меня в который раз стопорит. Не знаю, что девчонка читает на моем лице, но ее становится безмерно удивленным: — Ох***ть, ты что думал, мы трахались?
Нет слов, лишь башкой неопределенно мотаю.
— Да умечтайся Банни, — с таким колючим подтекстом. Заминка не в тему: — Хотя, попытка была, — не применит добавить. — В машине, пока ехали ко мне… Но у тебя психологическая травма и большую часть ночи я была твоим психоаналитиком и другом, — а взгляд-то, взгляд, лучше бы пристрелила, не так стремно бы было. — Слушала сопливые признания и смотрела порно-видео. Правда, одно и тоже… и короткое, и не совсем полное. Какие-то обрывки, хоть и весьма колоритные…
Интуитивно руку к карману прикладываю, будто проверяю на месте ли сокровище.
— Ну а может, ты ими пытался свою мужскую немощь реабилитировать в моих глазах…
— Я тебе его показал? — уточняю самое важное, игноря язвы и подколы.
— Раз сто, — морщит нос Вика.
— Твою мать! — утыкаюсь лицом в ладони.
— И я о том же! — добивает стерва. — Неужто нельзя было что-то в более профессиональном ракурсе снять? Несколько сюжетов…
— Заткнись, тошно, — прошу по-хорошему. — Я не должен был…
— Пиз***, заканчивай театр, — тоже перестает паясничать чертовка. — Я не люблю спорт, гонки и прочую вашу еб***тень, но то, что у вас происходит — реально блокбастер напоминает. Опасный до усрачки. Разборки, игры, одна на всех телка… Закругляться пора. Планета у нас единственная для жилья пригодная, вот как откроют новую и докажут, что туда можно мигрировать — эту хоть взрывайте. А до сего — мирным путем решайте. Кто кого трахать будет, кто баблом заведовать, и кто побеждать в турнире идиотов.
— Я бы с радостью, да всем хочется всего, сразу и в единоличное пользование, — бурчу задумчиво. Как же я так лоханулся, что по-пьяни невменяемой девице растрепал то, что другим не говорил. — Коль умная такая — взяла бы да помогла братьям совесть и порядочность нажить…
— Прости, — виновато голову опускает Вика, — я не вмешиваюсь. Вернее, попыталась как-то вызнать, что да как, но старший на меня рыкнул, чтобы не лезла. Противно знать, что братья — больные, особенно Гризли, но при этом быть не в силах как-то их остановить. Не в ментовку же идти… Уроды, но они моя семья, — искренне досадует.
— Да, — киваю понимающе, — семью не выбирают.
— Угу, — мрачнеет Вика. — Лан, хорош зад***том быть. Пойдем, — встает из-за стола и руку протягивает.
— Куда? — не спешу на амбразуру, даже чуть назад шарахаюсь. Да и на самом деле, не горю совсем узнать. Мне тут нормально сидится.
— Ты мне должен, — с вызовом. — Так что, зад оторви и пошли танцевать.
— Не хочу…
— А я не спрашиваю, — хватает за запястье и тянет, — не забывай, чья я сестра. Вспомни про хозяйство, которое я с удовольствием отдам на расправу братьям.
— Да ты ваще чокнутая! — не кривлю душой.
— Ага, — с чувством, будто комплимент ей сделал. — У моей семьи ненормальность в крови. Будешь сопротивляться, на весь зал орать начну всякие мерзкие подробности.
— Долбанутая на голову, — бурчу, но беззлобно.
— А то. Но и ты… ничего такой — по шкале ненормальности мне годишься, — увлекает на танцплощадку. Останавливается, и эротично подступая, пальчиками прогуливается по пуговицам моей рубашки вверх — к вороту: — Я тебя спасаю от убогого одиночества. Разве с таким, как ты, нормальная захочет стоять рядом?
— Не поверишь, — ржу, — случаются экземпляры…
— Идиот, ты просто не в курсе — ты в их списке, а не они в твоем!
— Да?
— А то? — подмигивает Вика, обвивая за шею.
— Твой брат нас закопает, — руки на хрупкую талию.
— Зато вместе! — мурчит Вика.
— Я не хочу с тобой даже подыхать, — от чистого сердца, но с улыбкой.
— А я вообще не хочу подыхать, но жутко люблю бесить брата, — доверительно, и поиграв бровями. — Так что, милый, поздравляю, отныне ты — моя любимая игрушка. Я тебя выбрала главным раздражителем Гордеева старшего.
У девчонки хорошее чувство ритма и мне с ней комфортно.
— Смерти моей желаешь, — она легка в управлении и прекрасно ощущает меня и мои движения.
— С особым извращением, — прокручивается и возвращается в мои объятия. — Ибо нехрен пальцы совать, куда не стоило…
— Да, бл***, вляпался по самые локти.
— Жаль, не по самые гланды… Но я переживу, — от откровенности даже у меня уши горят. Эта мерзавка худшая из всех знакомых, но… до дикости родная. — Не вздумай мне ноги оттоптать, лось.
— Бла-бла-лось? — вскидываю брови.
— Ты бла-бла-все, — руки нагло скользят на мой зад и стискивают хозяйским манером.
— Э-э-э, — смешком предостерегаю. — Тебе хоть восемнадцать есть? — На вызывающее «пыф», поясняю: — Не хотелось бы из-за несовершеннолетней сесть.
Часть 4 Глава 72 (Банкет, где встречаются не только враги…)
Ира
Спасибо Лиангу — приходится на банкет идти.
Вроде настраиваюсь на короткую посиделку, мол, вот я, увидел и до свидания. Но тут Шумахер оказался! Это непросто сюрприз — это кошмар. Евгений Петрович тихо шелестит, чтобы я вела себя, как обычно. Не паниковала. Он будет рядом, но мероприятие нужно отсидеть.
Вот мне и приходится из себя выдавливать «обычность». Не уверена, что получается, да и народ на меня так посматривает, будто все знают о случившемся, но мы ВСЕ упорно делаем вид, что ни черта не случилось!
Цирк!
Точнее его продолжение…
Самым страшным оказывается увидеть Лианга. Он и правда выглядит человеком на грани безумия. Первый порыв — его успокоить. А потом задыхаюсь желчной радостью — он жаждал игр, пусть пожинает плоды своих желаний. Не говорю, что он во всем виноват, но на глупые решения подталкивал именно он. А связь с Шумахером — одно из них…
Террор Джи Линя и ультиматумы подводят нас всех к неутешительному итогу. Постепенно отсеиваются слабые, оставляя главных лицедеев на пиршестве тщеславия.
Затем пыл охладевает — ребята больны. Лианг — движим нездоровой жаждой заполучить меня, другой — наркозависимостью, и если бы не этот ночной дебош, парень был ко мне положительно настроен. Не стоит его наказывать сильнее, чем он уже… Итак обречен быть ТАКИМ — временно вменяемо-невменяемым.
А вот взгляд Игната заставил сердце болезненно сжаться. Сосед всматривается с такой жадностью, словно единственный не понимает происходящего, но жуть как хочет. Отчаянье, страх, боль, нежность… перемешиваются в жуткий ударный коктейль, и он сбивает меня с разумной мысли — избегать Селиверстова, как прежде.
Теперь все чаще посещает другая — рассказать! Признаться…
Страшно — да.
Доверия до сих пор нет — бесспорно.
Не хочу стать следующей выбывшей.
Но я дошла до черты…
К тому же, мой проигрыш чреват катастрофой для самого Игната. Ну и для меня…
Терзаемая сомнениями, настолько погружаюсь в свой мирок переживаний, мыслей и планов, что большую часть вечера не замечаю. Редко выныриваю и то, чтобы понять, как все вокруг пусто и пресно и вновь окунуться в рассуждение — как лучше начать разговор и в каком русле его повести.
Спасибо за передышку всем навязчивым типам и особенно Селиверстову, лишь единожды вероломные насекомыши напоминаю о себе. Чувства обостряются так, будто я снова остаюсь наедине с соседом. При этом обнажена, обезоружена и уже порядком возбуждена. Устраивают непристойные танцы, когда Игнат за мной останавливается. А я случайно стопорю, чтобы убедиться, что Родиона нет на горизонте, но так и замираю, не в силах себя пнуть дальше. Точно наркоманка, поглощаю свалившуюся с неба дозу. Травлюсь забытыми ощущениями, и осознавая, что опять иду на рецидив, а выздоровление будет мучительным, — с упорством психически ненормальной давлюсь дурманом и плавлюсь… плавлюсь… Тону в эмоциях.
Едва не всхлипываю, когда он руки моей касается. Едва ли… А меня аж током прошибает. С головы до ног. Напрочь рассудок отключая.
Где я, кто, зачем и с кем…
Гребаная химия — из-за нее я невменяемая — захлебываюсь близостью…
Плохо понимаю как, но прихожу в себя уже от коллективного мятежа тех же самых насекомышей, только заметно эволюционировавших. Ночные мотыли требуют немедля вернуть их светоч. Тараканы элитного мадагаскарского помета спецотрядом баррикадируют черепушку: «Беги, дура!!! Возвращай счастье свое, даже если горе…» И мурашки, что по спине недовольным табуном пробегаются и под коленки ударно ныряют, чуть не падают от слабости: «Ну хоть ползи, идиотка. Уйдет ведь…»
Трусиха…
Да! Трусиха!!!
Даю уйти. Даже взглядом не откликаюсь, жестом…
И проклинаю себя за это.
Танец с Шумахером можно описать одним емким словом — дикий.
Не то чтобы наша пляска чем-то отличалась от телодвижений других ребят, скорее это внутреннее ощущение. Меня лихорадит. Парень пытается объясниться и покаяться. Шепчет, как ему жаль, уверяет, что больше не будет. Ищет понимания, взывает к совести, грубо напоминает, что я ему сама предложилась…
Каша в голове Шувалова пугает до нервной икоты, да и сказать мне ему, по сути, утешительного нечего.
Нашу «идиллию» нарушает Лианг. Не думала, что могу ему быть благодарной, но да… в тот момент — не передать словами, как. Его порыв развести нас с Родионом с радостью поддерживает Евгений Петрович. Уводит от греха подальше младшего брата, который тотчас ощеривается на Джи Линя.