Бывший конечно же преследует свою цель. Не для того вызволяет из одного плена, чтобы с миром отпустить — утягивает в танец. Сначала злюсь и не желаю куклой в его руках быть, а потом расслабляюсь. Неправильно и странно, но он своей близостью всегда вселяет ощущение защиты. С ним хорошо, тепло, спокойно.
Он скорее умрет, чем позволит кому-то причинить мне боль, но при этом ничуть не герой — сам закопает, если посчитает нужным.
Джи Линь благоразумно молчит, и в густом, тягучем безмолвии много разного слышу, а главное, как мне кажется, Лианг сожалеет. Искренне.
Только танцем спустя, когда бывший не выпускает из объятий и вынуждает двигаться дальше, моя надежда на хороший исход сегодняшнего вечера лопает, будто мыльный пузырь:
— Ты с ним рвать. Немедля.
— Не могу, — голос еще полностью не восстановлен, но уже не такой страшно хриплый.
— Мочь. Я предупреждать, что он не для тебя. Ты не слушать.
— Ты хотел веселья — я отыгрываю роль.
— Я не желать его видеть с тобой! — с тихой угрозой, сквозь зубы. — И если ты понимать, что последствия быть неотвратимо кровавый, сейчас же с ним рвать.
— Шувалов — моя команда.
— Больше нет, — категорично. — Ты молодец. Выжать из ситуаций максимум. Он тебя слить на последний этап.
— Откуда знаешь?
— Ты же умный, знать, ему нужен победа, чтобы расквитаться с твой… — пауза, — сводный брат.
— Думаешь, он, — теперь я умолкаю, — готов командной победой рискнуть из-за собственных амбиций?
— Еще как, — ни капли сомнения. — Я слышать разговор.
— Понятно, — киваю досадливо, и в то же время я допускала такой расклад. Еще в самом начале мелькала мысль, что Родион свой интерес имеет. Просто логичность его поступков жутко ускользает от моего рационального расчета финальной партии для команды в целом. Смысл жертвовать и пропихивать, чтобы на последнем этапе слить…
— Много не потерять, — вклинивается в мозговой процесс голос Лианга, — рвать сейчас.
— Я не могу сама, он должен первым намекнуть.
— Почему?
— Мне не нужны еще враги на трассе. Значит, я обязана его к этому подвести, но осторожно, чтобы желание исходило от него… без злости и жажды мести.
— Никто из них тебе не соперник.
— Хорошо так говорить, когда ты не один. И ты мужик! А я девушка!!! Ты меня подталкиваешь к новым проблемам. Я же не могу одна пятый этап одолевать. Вы все будете под защитой и прикрытием, а я — обнаженной. А зоопарк Шувалова меня люто ненавидит. Одно слово Шумахера, и они на меня бросятся скопом и раздерут на куски. Им будет плевать на турнир и места. Ими движет слепая жажда меня уничтожить…
Эта неутешительная правда. Пока отходила от ночки с Шуваловым, мы с Витюхой прикидывали, что делать дальше. Франкшт раскладку подготовил и прогнозы, а еще новые условия этапа. Зур хочет зрелищности, поэтому пятый уровень усложнил. Несмотря на расчет лишь одного участника от команды, на трассу могут выходить до пяти с каждой стороны. Не честно по отношению к тем, кто остается один, но никто не неволит. Участие необязательное…
Правда, для других — в моем случае, без вариантов.
— Это то, о чем я говорить с самого начала — ты упорно не хотеть видеть очевидность — тебе не место в этом турнир. С первый твой шаг — все быть ошибка.
— Но это была моя ошибка! — упираюсь вновь. — И я могла ее исправить, а ты ломаешь меня и требуешь самоубийства.
Глазами цепляюсь за Игната. Его давно не видела, даже мелькала неприятная мысль, что он ушел с вечеринки. А сейчас, заметив, ничуть не радуюсь — он не один. С ним девушка. Миниатюрная, яркая, красивая. Она его ведет на площадку танцевать.
Душу неприятно чиркает ядом ревность. Он медленно ползет по венам, въедаясь в плоть и отравляя своими токсинами. В голове настойчиво клокочет проучить Селиверстова за «очередную». За непонятное поведение, за неверность, и плевать, что не обещал… ни черта не обещал. Да, по-женски нелогично, с придурью и лихими тараканами. Просто нельзя быть ТАКИМ!!! Раздражает, бесит, выводит на эмоции, которые прячу глубоко в себе. А сейчас мне невероятно тяжко. Особенно после принятых нескольких коктейлей, страха из-за Шувалова, опасной близости с Лиангом…
Я сломана. Не могу больше быть той, кем не являюсь.
Мне нужен порядок. Во всем: в личной жизни, дружбе, учебе, карьере, спорте, семье — в мыслях, в поступках.
А у меня полный раздрай везде, и это уничтожает.
И шаткость Игната раздирает на части. То хочу, то пошла прочь. То обнадежит, то разрушит надежду. То шепчет, то орет. То молит, то требует. То бурлит чувствами, то холоден, точно глыба льда.
Алкоголь добавляет уверенности и укрепляет в мыслях.
Хочу, чтобы Селиверстов признался, на кой хер он такой ГАД! Нам пора поговорить!
Черт, но ведь и мне придется отвечать.
Мажу взглядом по Лиангу. Он говорит, а я не слышу. Да и что нового может сказать? О себе, ошибках, любви и моем предательстве.
Горько и тошно.
Сглатываю.
Все же зря пила — здравомыслие пошатнула, легкости не ощутила, расслабиться не получилось, а теперь еще и во рту сухость.
В голове муть, тяжесть и всякая бредятина.
Не то чтобы была сильно пьяна, но трезветь нужно.
— …Я хотеть тебя и заполучить, но только от тебя зависеть с какой последствия, — нарушает порядок тягучих мыслей категоричный голос Лианга.
— Ты бескомпромиссен, жесток и импульсивен. Нет в твоей любви — любви. Мелочная жажда получить во что бы то ни стало.
— Любить, — упрямо.
— Нет. И не любил. Никогда. По крайне мере, как любишь адреналин. Я принимала и понимала ровно настолько, насколько позволяла моя гордость. Невесту, споры, драки, гонки. А потом этот жуткий заезд… Я ведь приготовилась к свиданию с тобой. Решительно настроилась… Дом, свечи и ужин… А ты уговорил на…
— Простить, — глухо шепчет Лианг, отбросив стыд и смущение, прижимаясь ко мне теснее. — Простить меня, — оглаживает с большим пылом спину.
— Давно, но это ничего не изменит, — мягко пресекаю неуместную попытку меня полапать при всех.
— Дать мне шанс, Гуань-Инь, — пальцами скользит по шее и крепче пленяет затылок, не позволяя отстраниться — Я все исправить и больше не сметь срываться. — Глаза в глаза, рот в рот.
— Это в твоей крови. Ты не сможешь.
— Смочь, — категорично, с чувством. — Я срываться из-за пожара, — мою ладонь прикладывает к груди. — Он тут и разъедать изнутри. И только ты его рождать и тушить.
— Нет, — мягко мотаю головой. — Ты сам есть огонь. И я — пламя. Кто-то чуть жарче, кто-то чуть смиренней. Но кто-то из нас однозначно сгорит быстрее. Мы обречены.
— А ОН? — нарушает молчание Лианг.
— Кто? — уточняю сухо, в голове продолжает мутить от выпитого вина.
— ОН, — напирает Джи Линь, сверля кострищем в темных прорезях глаз.
— Он хуже… — прячу взгляд на груди бывшего. — Он — мой Ад. Персональный. И как понимаешь, пламя в Аду постоянно бушует, да только ему на это плевать. Он привык. Так что, я все равно обречена.
Словно в подтверждение слов, вновь натыкаюсь глазами на парочку.
Девушка обнимает Игната, а он с такой улыбкой флирт воспринимает, что морду ему расцарапать хочется. Прям когтями вцепиться и содрать шкуру. Изуродовать…
— Ненавижу! — больно до тошноты, аж грудь сдавливает.
Запоздало осознаю, что брякнула вслух, а Лианг принял слово на свой счет.
— Я любить за двоих, — шепчет на ухо, совсем позабыв о приличии и черте, которую сам устанавливал.
— Жаждешь получить, это другое… — вновь торможу бывшего на вольности.
— Я не видеть разница, — грубеет лицо Джи Линя, а взгляд отдает цинизмом.
— Зато я… — шепчу в плечо, а глаз не могу отвести от Игната и его подруги. Они выглядят до неприличия органично.
— Я бы мог смягчить условия, — губами щекочет кожу на щеке Лианг, — но большая часть пути уже пройден. Поэтому мы дожать турнир как есть. Мы с тобой слишком повязаны на упрямость, чтобы сдать позиций на подступе к финиш, — умолкает. — Но, если ты хотеть…
Вроде слова Джи Линя должны меня волновать больше всего, но, черт возьми, парочка тревожит сильнее. Девица трется так вызывающе об Игната, что слышу бывшего все хуже и хуже. Хмельное здравомыслие напрочь заглушает набат грохочущих колоколов.
Сосед молодец. Развлекается, улыбается, гуляет. С девушкой обнимается, танцует… А от того, как танцует — хоть волосы на голове дери.
Между ними точно что-то есть и тут сердце не обманет — конвульсивно дергается и сжимается в истеричном припадке ревности. Кровью обливается…
А когда парочка скрывается на этаже вип, меня чуть не выворачивает наизнанку. Тяжко становится и дурно. В голове пустота, во рту горечь, слезы на подступе.
Настроения не улучшает и боль не притупляет даже то, что Селиверстов и брюнетка в компании Голема, Гризли и их охранников.
Игнат
— Как понимаю, вы оба настолько тупые, что решили игнорировать мое предостережение, — старший Гордеев вальяжно садится на мягкий диван в вип-зале, где мы с Викой решили посидеть, да поговорить.
К Камикадзе, да и к смертникам себя никогда не причислял, но на вызов иду намеренно. И даже не столь из-за себя, как из-за Вики. Она нормальная девчонка. Пусть слегка чокнутая и вольная, грязная на язык, но она… честная… И то, что братья устраивают гиперопеку совершеннолетней девице, — а ей оказывается двадцать один, — не айс.
— Мы просто общаемся и танцуем, — кривится Вика, припадая к бокалу с темным коктейлем. Мы его по дороге в баре взяли. Я себе — воду. Раз решил трезвый образ жизни — так тому и быть! Чертовка по этому поводу не преминула пройтись, но я не обиделся, если бы промолчала — было странно.
— Да куда уж без танца, — хмыкает едко лысый. — По-моему, в клубе все оценили ваш брачный вальс.
— Брачный? — будто близнецы дублируем недоумение с Викой.
— А то, — хмыкает Гордеев старший. Ему вторит смешок Гризли. — Я тут вот что подумал, химик, — колючий взгляд на меня. — Предложение неожиданное появилось.