Стою, не двигаюсь. Игнат и без меня прекрасно справляется. Медленно, но верно шатается в сторону ванны.
Ты гляди, а память-то иногда срабатывает!
Селиверстов скрывается в уборной, как обычно, не затворив за собой дверь. Слышится звук льющейся струи и… Это ужас какой-то! Почему я должна подобное терпеть? Он мне кто? Да никто! Наглый сосед! Я не хочу…
Закатываю глаза — блин, они скоро у меня так и останутся, и, похныкивая, цежу:
— Боже, ты точно, создавая мужчину, планировал именно это существо? Может, ошибся в расчетах? Если нет, тогда на кой ты нас, женщин, придумал? Для того, чтобы мы страдали из-за этих животных?
Монолог прерывает звук смываемого унитаза, шелест двигающейся шторки в ванне, слышится приглушенное шлепанье воды.
Даже сказать нечего. Стою как вкопанная. Жду…
Непонятно чего, но жду.
— Блохастый?! — шокированно роняет Игнат, появившись на пороге ванной комнаты и удивленно глядя на Верста.
Кот немного смелеет — выбирается из-под постели и обустраивает себе место для сна на упавшей на пол грязной футболке Селиверстова, но, заслышав голос хозяина, стрелой юркает обратно в укрытие.
— Не, ты сон. Кошмарный сон, — отмахивается, опять пьянея. — О, Ирка, — чуть недоумевая, но с неизменно кривой ухмылкой. В одном полотенце на бедрах. Улыбка по-идиотски расползается на хмельном лице. Он явно пытается произвести впечатление, но получается… фигово. — Скучала?
Пауза — он шутит или нет?
— ОЧЕНЬ, — даже не знаю, зачем отвечаю, но слово больше смахивает на конфетку для крыс и мышей. Вроде на вид обычная, даже съедобная, но… пропитанная ядом.
Игнат неровной походкой шагает к постели, задумчиво, но вместе с тем пусто смотрит:
— А-а-а, — коротко и часто кивает своим мыслям, — язвишь, — парадокс, но улавливает суть и опускается на постель. Не ложится, а ползет на свое место…
Боже! Я разделяю его и мое место? Абзац!
Полотенце сваливается, я отвожу взгляд. Когда поворачиваюсь, Игнат уже заваливается ближе к краю, громко зевает, благо, лежит ко мне спиной и сверкает лишь голым задом.
— Игнат, хоть прикройся! — выдавливаю убито.
— Свет, не дуйся, иди ко мне, — не глядя на меня, стучит по постели.
Ну это вот вообще не в тему! Прям сразу появляется желание царапин на спине прибавить как минимум на десяток, копну волос проредить до симпатичной плеши, ну и фингал более внушительный под глазом прописать!
— Ир, — вдруг раздается мягко и нежно.
Молча соплю, но когда сердечко все же екает сильнее, отзываюсь:
— Что?
— Ир, — бархатно, чуть слышно бурчит Игнат, а я плавлюсь — от голоса соседа во мне разгорается пожар. Что же это такое?! Бешусь непонятной реакции, но, черт возьми, так приятно, что на руках волоски дыбом становятся, а пальцы на ногах подгибаются.
— Игнат? — зову тихо-тихо, но в следующий миг понимаю, что парень спит.
Поднимаю вещи, словно в воду опущенная, иду в ванную. Закидываю их в стирку, а сама возвращаюсь в комнату. Недолго ломаюсь, но все же ложусь рядом с Игнатом — на свою сторону. Смотрю на царапины, гематомы.
Дура, наверное, но рука сама тянется. Касаюсь. Пальцами пробегаюсь по коже.
— Не трогай! — дергает плечом Селиверстов, и я спешно убираю руку. Сердце скачет, точно испуганный заяц.
Несколько секунд жду и опять касаюсь: одна царапина очень глубокая, кровь хоть и запеклась, но все равно мокровата.
— Сказал, убери! — голос грубоватый, даже злой.
— Надо обработать, — шепчу, хотя оправдание звучит жалко.
— Не надо…
— Дай хоть посмотрю.
— Ты тупая? Сказал же: «Отвали! Христом богом молю!»
— Ого, — обиженно отворачиваюсь, — как высоко ходатайствуешь. Да мне плевать, на самом деле! Пусть те врачуют, кого трахал…
Через несколько минут слышу мирный сап.
Не могу так!
Медленно встаю и иду на кухню. Там в холодильнике есть мазь. Очень хорошая. Способствует быстрому заживлению ран, царапин и синяков.
Уже было прохожу зал, как замечаю стройный силуэт, притаившийся у окна.
— Тетя Амалия, это вы? — шепчу в темноту зала. Женщина оборачивается, блики улицы ложатся печалью на ее лицо, обостряя трагичность момента.
— Прости, — натянуто улыбается соседка. — Я услышала, как машина подъехала. Думала, Игнат. Вышла, а его нет…
Боже! Какой ужас, это ведь было… сколько часов назад?
— Это и был Игнат, — спешу заверить. — Он в комнате.
Женщина тотчас отрывается от окна и делает пару шагов ко мне:
— Ой, Ирочка, как он?
Блина, ну вот что сказать? Правду? Что ваш сын, кобель блудливый, бухал, трахался, ну и дрался, пока вы тут себе места не находите?
Была бы матерью, жить перехотелось!
— Да все нормально, — отмахиваюсь ровно. — Спит, как убитый, устал, — улыбаюсь открыто и убедительно.
— Ой, прямо камень с души, спасибо, — радуется Амалия. А я хочу сквозь землю провалиться. Вот с утра счастья-то будет…
— Я пойду, — качаю головой наверх. Зеваю для вида: — Тоже спать охота, а то подготовка к экзамену… у-у-у…
— Конечно-конечно, — часто-часто кивает соседка.
Быстро поднимаюсь, проклиная ситуацию и тем более Игната.
Сажусь на постели, на ладонь выжимаю мазь и деликатно касаюсь спины парня. Провожу вверх-вниз…
— Лер, я спать хочу…
— Блин, да спи, — рычу, сильнее втирая мазь. Интересно, сколько у него баб?
— М-м-м, — мычит недовольно Игнат. — Лер, я без сил… Не смогу… но от минета… не откажусь… — Ох, м-м-м, — шипит обиженно. — Ты чего? — рукой машет, мол, отвали.
И правда, а чего это я? Ну, подумаешь, ударила в самое поврежденное место на спине. Нечего приличным девушкам предлагать такие непристойности!
Мазь закрываю, руку обмываю и опять ложусь. Очень длинная ночь. Пора спать.
Насупленно отворачиваюсь от Игната, натягиваю одеяло до подбородка и проваливаюсь в неспокойный сон.
Часть 3 Глава 9 (Игрища молодежи — на чьей-то улице праздник!!!)
ГЛАВА 9
(День десятый, ночь одиннадцатая)
Ира
Утром на подходе к кухне в зале меня встречает хмурый отец. Уже при костюме, галстуке. Явно деловая встреча намечается.
— Это серьезно? — сухо озадачивает, нога на ногу, руку на спинку дивана, взгляд мрачный.
— Серьезно — что? — уточняю ровно, тормозя рядом.
— Я про сына Амалии…
— А-а-а, Игнат?.. — вскидываю брови, хотя не совсем понимаю, за что конкретно папа волнуется.
— Да, — поджимает губы отец, — мы же говорили, тебе нужно углубиться в учебу, а личная жизнь…
— Пап, — закатываю глаза, — я учусь нормально, все успеваю, но гормоны… я взрослею. Без этого никуда! — решаю поиграть в «не учи меня жить, я взрослая». Обычно отмалчиваюсь, но отец переходит рамки, так что пора дать отпор.
— Игнат — не лучшая пара, да и время не то!
— А для отношений нужно выбирать время? — не сдерживаю негодования, а еще больше меня начинает потряхивать от лицемерия родственника.
— В твоем возрасте — да! — как всегда категоричен отец.
— А по-моему, как раз в моем возрасте бум и случается, — рассуждаю здраво.
— Но не с Игнатом! — плохо скрывает возмущение родитель.
— Вот как раз с Игнатом! — выпаливаю гневно, да так, будто точку ставлю.
— Настолько серьезно, что готова пожертвовать своим будущим? — сужает глаза папа. Меня реально колотит от его слов.
— Свое будущее вижу только с ним! — отрезаю громко, но не потому, что хочу поскандалить, а для того, чтобы отец отстал.
И как раз в этот момент по лестнице, зевая, сбегает Игнат. Морда побитая, но довольная. Вот прям сразу видно — парень берет от жизни все! И даже меня…
— А че у нас рыжий блохастик делает? — без возмущения, но с искренним удивлением.
— А это счастья нам привалило по твоей милости, — источаю лживую радость. — Доброе утро, соня, — выдавливаю самую очаровательную улыбку из своего арсенала недо-обольстительницы. Спешу к соседу, молясь, чтобы он понял, какую игру затеваю. Идея глупая, даже безрассудная, но желание поставить отца на место, ну и досадить побольше превалирует над разумным.
Приближаюсь с явным намерением обнять. Селиверстов мешкает лишь на миг, на побитом лице мелькает недоумение и легкий испуг, но уже в следующую секунду вместо нежной «обнимашки» и невинной «чмоки», нагло загребает меня в кольцо рук и впивается в губы, хотя я откровенно подставляла щеку.
Мои жалкие попытки вырваться усмиряет удивительно проворно для хмельного состояния после двухдневной попойки, подхватив и усадив на себя:
— Вот так мне больше нравится говорить «доброе утро», — бормочет в губы и корявенько прокручивает, словно в танце, только устрашающе качнувшись на последнем витке. — Малыш, зад у тебя все-таки тяжелый, — по-свойски стискивает ладонями, будто проверяет на прочность. — Дисбаланс… Меня заносит, — скрипит натужно, но с улыбкой чеширского кота, — правда, настроение… сразу поднялось.
Проглатываю очередную язву насчет моей пятой точки — уже оскомину набил. Скучно. Почти не реагирую, а вот на последнюю фразу…
— Поднимается не только оно, — цежу сквозь милый оскал, стыдливо ощущая, что парень возбуждается. — Иди завтракать! — приторно сладко мурчу Игнату, но для ушей папы.
Брови соседа взлетают:
— Приготовила, как обещала? — ставит меня на пол, но объятий не размыкает.
— Хм, — догадываюсь, что он начинает играть по собственным правилам, — ты же мне обещал…
— Нет, ты… — перетягивает «одеяло» на себя.
— А ты настаивал, что сам… — я тоже упряма, — да в постель…
— Хм, тогда пусть твои родственники, — миролюбиво соглашается Игнат. — Они как раз на кухне гремят посудой.
«Вот сейчас у тебя удивления-то будет!», — смакую про себя радость и специально молчу насчет выписки Амалии.
Сосед наконец позволяет чуть отступить, но как только отворачиваюсь, шмякает меня по заднице. Звучно, от души. Я бы треснула в ответ, да вот только злой взгляд отца останавливает: Мне начинает нравится игра «разозли папулю!»