Ладони скользят вверх, задавая направление марионеткам — мурашкам. Паника нарастает с угрожающей скоростью. Распахиваю глаза:
— Что-то не помню, чтобы так… — фраза обламывается.
— Тшш, — отрезает грубовато Игнат.
Молчу, забывая дышать.
— Расслабься, Ир, больно не будет, обещаю. — Вот совсем меня это не успокаивает!
— Я тебе хоть раз врал? — потоки воздуха щекочут кожу до трясучки близко к промежности.
— Сомнительно… — мямлю, и уже в следующую секунду ахаю от наслаждения, прогибаясь дугой.
Игнат… он…
— Тшш, — хозяйски пригвождает бедра к постели и вновь целует меня в самое сокровенное и такое чувствительное место. Прогуливается языком, вызывая бурю новых ощущений, отвращение среди которых совершенно не присутствует. Зато масса стыда, смущения и… удовольствия.
Забыв про полотенце, уворачиваюсь от наглых рук и губ парня:
— Ты что? — уже на половине постели Селиверстова задыхаюсь от потрясения и подтягиваю к груди край одеяла. — Совсем оборзел?
— Ирк, — досадливо завыв, утыкается лицом в постель сосед. — Я клянусь, больно не будет…
— О, так ты вот стажировку проходил? Представляю, как удивлялись пациентки, кому ты удосужился осмотр делать. Нестандартный подход…
— Не будь идиоткой. Я к тебе ищу подход. Нежности источаю. Дай хоть так покажу, что секс может принести удовольствие.
— Прочь, Селиверстов! — нешуточно грожу пальцем. — Если не угомонишься, я… я пойду спать в зал, а с завтрашнего дня уеду к Аньке! Напрошусь, но с тобой не останусь!
— Да иди ты! — с чувством бросает.
Поднимается на ноги. Отворачиваюсь — Игнат вновь возбужден.
Раздаются удаляющиеся шаги. Скрипит дверь в ванну.
Пока нет Селиверстова, сдираю простынь с кровавыми пятнами. Откидываю к двери уборной. Из шкафа выуживаю сменную, но у зеркала вновь застываю. Несколько секунд слушаю мирный плеск воды в душе, поэтому смелею. Распахиваю полотенце, в котором до сих пор хожу, и смотрю на себя. Ничего не изменилось.
Блин, дура, а что могло измениться внешне? Меня ведь внутри изменили. Касаюсь рукой между ног — ноет, но уже не так больно.
Вздрагиваю, когда слышится урчание кота: запахиваю полотенце и бросаю испуганный взгляд в сторону ванной комнаты. Рыжий извращуга мнет лапами простынь и блаженно урчит:
— Верст, какая гадость, — морщусь, но кота не сгоняю. Он такой же больной на голову, как и хозяин.
Быстро перестилаю постель и спешу к комоду. Выуживаю свежее белье, облачаюсь. В уборной вода уже не льется. Торопливо из шкафа достаю шорты и футболку.
Только оказываюсь одетой, в комнату возвращается Селиверстов. Влажные волосы, тело. Спортивные брюки в мокрых пятнах, но на нем! Спасибо хоть за это.
Игнат молча оценивает свежую постель, и так же безмолвно ложится со своей стороны.
Рывком забираю простынь из-под кота и некоторое время трачу, чтобы выбелить кровь, а потом еще закидываю в стиралку.
Возвращаюсь в комнату как ни в чем не бывало.
Рыжий, свернувшись калачиком, лежит между подушками. Игнат, закинув руки за голову, с закрытыми глазами. Вот и молодец!
Выключаю настольную лампу, которая все это время горит — на улице довольно светло, уже на подходе белые ночи. Ложусь со своего края. Одеяло даже не тяну. Я не жадная, а Игнат пусть подавится — я себе благоразумно покрывало приготовила.
Часть 3 Глава 12 ("Точно домашний котяра, что сливок урвал. Хорошо, вкусно, но мало…")
ГЛАВА 12
Ира
Сон не идет…
Лежу… Чуть остываю от пережитого потрясения.
Боль отступает, но едкое ощущение стыда до сих пор волнует, а еще убивает, что отдалась Селиверстову. Не знала и не представляла, кто бы мог стать первым, но Игнат был тем единственным, кого не видела в этой роли совершенно. От слова «абсолютно»!
Мучаюсь некоторое время, прислушиваясь к себе, к тишине. Утыкаюсь глазами в потолок, с горечью осознав, как низко пала:
— Я переспала с парнем, которого не могу терпеть! — тихо стону в никуда, и даже не сразу понимаю, что в голос.
— А ты не терпи — давай, — холодно подмечает Игнат, хотя была уверена, что он дрыхнет.
— Ты со всеми такой обаяшка, или только со мной? — все же смотрю на Селиверстова. Даже в полумраке видно, что он хмурый, недовольный.
— Ну, с тобой приходится себя вести нешаблонно. Успокоилась уже? Легче? Не болит?
— Твои чуткость и сострадание делали бы тебе честь, если бы не были таким безразличными.
— Я сама тактичность, — криво улыбается парень, источая яд.
— Не сомневаюсь, — отвечаю тем же.
Гад! Ему-то легче. Он вообще не знает, что такое стыд и смущение. Он не знает, что секс — это больно…
— Сама виновата, ввела в заблуждение своей опытностью, — бурчит Селиверстов.
— И как это, интересно, я такое сделала? — торопею от новости.
— Фразочками в стиле «оттрахай меня» и лысым лобком! — огорошивает вновь. — Скажи на милость, какая девственница делает полную депиляцию и просит, чтобы ее трахнули?
— Да ты… да я… — захлебываюсь возмущением, правда глаза колет. — Надоело, что ты ни туда, ни сюда… развел сопливость… А лобок… На спор я много чего могу! — выпаливаю зло.
— Да ты что?.. — ни с того, ни с сего протягивает насмешливо Игнат. — Поверю на слово. Какой-то умник без соплей тебя на депиляцию развел?.. Интересно, кто он?
Вот еще, рассказывать Игнату про Лианга и наши странные игры. Я не прикидываюсь невинностью, правда, могу далеко не ангельские вещи сделать на спор, но об этом не стоит налево-направо трепаться. Не хватает только нарваться на другого любителя «а слабо?» К тому же, именно ЭТА прихоть бывшего парня пришлась по вкусу и мне, поэтому усердно ее поддерживаю.
— Не твоего ума дело! — обиженно шикаю, бросая угрюмый взгляд на соседа.
Блин, рожа что-то у него сильно довольной становится. Губы расползаются в обворожительную улыбку. Красивую, аж сердечко плавиться начинает.
А почему это он на меня так смотрит?!. Словно удав, знающий, что его любимое лакомство никуда не убежит.
Надо бы настроение подпортить.
— Вот гляжу на тебя, — спокойно начинаю, — и ясно понимаю, что усомнилась в твоих сексуальных умениях, про которые ходят легенды.
— Ир, это просто университетские байки, — и правда, улыбка сходит на нет.
— Ага, и ты их, по ходу дела, сам и распускаешь, мол, я такой гигант…
— Королек, умолкни, — звучит опасно грозно. — Не тебе судить.
— Думаешь, не имею такого права после трех проведенных с тобой ночей? — изумляюсь искренне.
— Три ночи, — поправляет сухо Игнат, — а трах только один! Так что да, это не дает тебе права судить в таком ракурсе. Да и этот раз… я даже не был готов! — звучит потешно и не по-мужски смехотворно.
— А у меня девятнадцать лет спецподготовки! — тотчас хватаюсь за возможность больнее уколоть. — Ждала самого-самого…
Пауза.
— Меня, — вдруг хмыкает сосед. — Я же обещал, что первым буду…
Сердце екает в область живота.
— Я тя умоляю! — закатываю глаза, хотя внутри клокочет обида и злость.
Селиверстов тыкает в то, о чем даже думать боюсь. Все время себя убеждала, что просто не встретила того, с кем бы в омут нырнула, а налево-направо трахаться — для генетического фонда плохо. Он загрязняется, перемешивается…
— Просто так сложилось. И вообще, с моей стороны все было по высшему разряду.
— Да ты бревном лежала и скулила, чтобы я вышел.
— Что?! — вытаращиваюсь от негодования.
— Ну да, — сосед ложится набок, рукой подпирает голову. — Могла бы подыграть.
— Как? — икаю возмущенно и ложусь к нему лицом.
— Ну, не знаю, терпеть сквозь улыбку, как многие делают… в первый раз! — дергает плечом.
— Мне. Было. Больно! А я должна была изображать удовольствие?
— Почему бы и нет? — применяет нечестный прием Игнат, отзываясь вопросом на вопрос.
— А-а-а, — протягивая уличающе, падаю обратно на подушку и уставляюсь в потолок. Кот недовольно фыркает и спрыгивает с постели. — Теперь я точно знаю, что твои девчонки так и делают: «О-о-о, Игнат», — стенают под тобой и извиваются,
— не сдерживаю порыва уязвить и театрально ерзаю по постели, будто мечусь от ласк. — «Еще», и томно дышат, а на самом деле, пока ты пы>стишь над своими тыканьями, скучающе ждут, когда кончишь!
Мой едкий смешок застревает поперек глотки. Игнат нависает надо мной, испепеляя грозовым взглядом, скользящим по моему лицу.
Останавливается на губах:
— Ирк, а ты ведь так не думаешь, — вновь глаза в глаза.
— Нет, это все еще байки вспоминаю… нимфоманок, — мямлю испуганно, дышать становится в разы труднее, — с которыми ты любишь развлекаться. В соцсетях уйма занимательного.
— Ты тоже так стонешь, — пропускает мимо ушей откровенную ложь сосед.
— Что? — словарный запас иссякает.
— Вспомни, как ты насаживалась на мои пальцы, как изнывала от желания. Тебе. Нравилось. Что. Я. Делал! — тупо бьет правдой.
Она жжет… неприятно. Щеки начинают гореть, на душе мерзость и слякоть. В легких полная нехватка воздуха.
— Хотя, по сути, не я тебя трахал, — понижает голос до проникновенного шепота, — а ты! Мои пальцы!
— Это… — вспыхиваю, не зная, как оправдать свое распущенное поведение в тот раз, и униженно отворачиваюсь: — Ты просил — я дала. Теперь отстань. Я устала и… хочу спать!
— Ну уж нет, Королек, — усмехается сосед, и тело мгновенно реагирует гусиной кожей, поспевающей за наглым прикосновением пальцев Игната, скользящих по моей руке вниз.
Нервно дергаю плечом:
— Отвянь…
— Ты мурашками покрылась, — уличает самодовольно.
— Холодно…
— Лжешь… — обжигает дыханием, ловко убирает мои волосы, оголяя шею, и прикусывает кожу на плече.
Торопею от наглости и шока, но Игнат, гад такой, не отстает. Мелкой дорожкой поцелуев поднимается к шее.
Предательский организм тотчас откликается — внутри происходит бурная химическая реакция, пугающая своей ошеломительностью. Взрыв гормонов какой- то — бах, и в голову кровь шибает! Несется по кругу. Сердце выписывает невероятные кульбиты… перед глазами все плывет.