— Я в твоем распоряжении. Сделай это…
Жадно жду…
Хочу видеть, что Ирка будет делать.
Она склоняется. Обжигает дыханием, а я затаиваюсь, да так, что сдавленный «ох» срывается, будто мне кувалдой под дых врезают со всей дури.
Это адски приятно, когда по каленой от перегрева плоти скользит прохладный язык, хотя на деле таким не является — знаю, что теплый и влажный. Скромно, медленно, дегустируя.
Не выдерживаю и откидываю назад голову, судорожно сжимая в кулак волосы на затылке девчонки, намекая на более решительные действия.
Но Ирка еще та стерва — смакует нежно и ласково, доводя до сумасшествия нерасторопностью. Чуть не вою от накала желания:
— Ир-р-р, заглоти его уже, — цежу сквозь зубы.
— Только не думай, — девчонка словно нарочно оттягивает мое удовольствие, отрывается от хозяйства, — что теперь сможешь мне его постоянно в рот совать, — грозит без намека на улыбку. — Этим процессом я предпочитаю управлять сама!
— Как скажешь, Огонек, — не то смеюсь, не то на грани прослезиться, но прекрасно сознавая, что при любом удобном случае буду совать.
Ирка фыркает:
— Ты уж определись: Птичка, Королек, Зажигалка или Огонек. А то у меня перегрев от погонял. Начинаю сомневаться, что с тобой одна нахожусь…
— Сейчас ты взрывоопасная смесь, Зажигалка. Многогранная и многоликая настолько, что у меня из-за тебя клиника и требуется срочное лечение!
Ирка лукаво улыбается:
— Тогда держись крепче и не перегори… — вновь приступает к пыточному истязанию меня.
— Бл**, хочу, чтобы ТЫ перегревалась, — шепчу, погружаясь в омут сладких, но граничащих с болью ощущений. — Из-за меня, Ирк, слышишь… — сдавленно выдыхаю через стон — Королек творит что-то запредельное, но невероятно блаженное, хотя, по сути, банальный минет! — Из-за меня, а ты… чтобы была последним реагентом в химической цепочке… И боюсь, — вновь стенаю, не в силах унять дрожь, что начинает довлеть над слабым телом. — Ты именно он… Еще чуть-чуть… и взорвусь!
Экстаз подкатывает с напором цунами. Как при начинающейся смертоносной катастрофе, первым случается отток… мыслей, крови, ощущений, а потом накатывает волна — пробегает от пальцев ног до макушки. Уже почти взлетаю, но крохами рассудка цепляюсь за разумное — нельзя кончить Ирке в рот. Ей не понравилось в прошлый раз!
Дергаю за загривок, чтобы остановить, но Королек принимается отбиваться, продолжая ласкать с еще большим напором.
Вопиюще абсурдная ситуация — драться за извергающуюся плоть, но Зажигалка даже это умудряется сделать! Причем тяну, не особо задумываясь, больно ли ей, а Королек лупит мне по рукам в таком ожесточении, будто голодную псину от лакомой косточки отдираю!
«Бл*** и как зубами еще не вцепляется?!» — это уже подмечаю с облегчением.
Выплескиваюсь в итоге в нее, да так, что в бессилии сдаюсь — откидываюсь на постель и протяжно стону, точно девственник после первого фееричного раза со всеми последствиями: звездами перед глазами, оглушающего гула в голове, опустошения в душе, сдавленной боли в паху и пульсации в хозяйстве.
— Ну и что ты сделала? — интересуюсь устало, только прихожу в себя. Сердце уже не ухает в лихорадочном темпе, да и мысли начинают нехотя ворочаться. Поднимаюсь на локтях, глядя на сидящую на полу Ирку, с кислым лицом облизывающую губы.
— Хотела убедиться, что не вкусно, — морщится.
— Убедилась? — мрачно уточняю. Нахожу силы и сажусь.
Ирка неопределенно плечом ведет:
— Думала, будет отвратительней, но вроде глотаемо, — рассуждает с такой простотой, что зарождаемое внутри недовольство тотчас угасает.
Королек садится на коленки, продолжая взирать на меня снизу. Чешет макушку:
— Ты меня знатно оттаскал за волосы, — укоряет обиженно.
— Я же не знал, что ты от моего члена бесноватой становишься. Знал бы — с момента знакомства предлагал…
— Да пошел ты, — шипит Ирка, порываясь вскочить. Но я проворней — хватаю за запястье и дергаю к себе. Рывок, и усаживаю верхом:
— Тшш, бесноватая, — пока не успела вскочить или возмутиться, ладонью скольжу между ее ног, — куда опять возбужденная собралась?
— Пусти, — шикает Королек, ударяя по плечам, но уже в следующий миг, как только проникаю в нее, ахает и чуть прогибается. Бл***, совершенно не умеет скрывать чувства!
— Влажная Зажигалочка… — шепчу, задавая неторопливый ритм.
— Гад ты, — шумно дышит, но подхватывает размеренный такт.
— Твой персональный гад, Зажигалочка, — соглашаюсь, впитывая эмоции, которые передаются ударной волной от Ирки. Опять не на шутку завожусь, но потерплю… У меня более важное дело — ублажение Королька.
— Ага, персональный гад, и у тебя есть влажная зажигалка, — припадает с жадным поцелуем.
Не знаю, что она хотела этим сказать, но прозвучало охренительно горячо для моего самолюбия.
— Только моя? — не знаю зачем, но уточняю, прервав поцелуй.
Вместо ответа меня вновь целуют. Порывисто, с мурчанием.
Ирка ерзает все нетерпеливей, бедрами сдавливает мои, прижимается к горячему и вновь до упора восставшему хозяйству.
Проклятие мое…
Пыточная камера…
Точка бесконтрольной, безотчетной похоти.
Часть 3 Глава 29 (Гений гения доконает)
ИРА
Мне лучше молчать! Ему лучше молчать. И так много говорим…
Горим… мы испепеляем друг друга…
Сумасшествие какое-то. Я так надеялась, что страсть утихнет, а меня пробирает все сильнее. Становлюсь просто одержимой. Сексуально озабоченной. Правда, как зажигалка. Вспыхиваю моментально. От звука голоса Игната, от взгляда, от запаха… от близости и даже просто от мысли, что могу думать о нем… Грезить, что хочет меня… ощущать это…
Боже, какой горячий… Твердый…
Что же он со мной делает?!
Зачем позволяю…
Реветь в пору, да занята ублажением похотливого Игната. Он — дурман, но дурман, заставляющий думать.
После секса меня постоянно осеняет, уже столько смогла написать. Боюсь подсесть на эту наркоту, но, как и все гении, я нуждаюсь в допинге. И сейчас взамен сильнодействующих запрещенных веществ предпочитаю секс!
— Зажигалочка, — бормочет исступленно Селиверстов, поцелуями орошая грудь, которая болезненно ноет в ожидании ласк. Парень сминает мои ягодицы, придавливая к своему возбуждению.
Ох, какой же он… И я хочу его! Хочу до слез… Внутри. Глубоко…
В нетерпении покачиваюсь. Скольжу ладонями по широкой груди вниз, уже готовая сама направить его в себя, но грубоватое:
— Не тронь, — выдохнутое в грудь, останавливает. Игнат жадно втягивает сосок.
— Ах, — прогибаюсь под напором жаркой волны, которая давно штормит, но так и не подбросит к небесам. Вцепляюсь в волосы соседа, чтобы не смел прекращать. — Еще, — молю, бесстыдно подставляясь под ласки.
— Мне это нравится, Зажигалочка, — тихо смеется наглец. — Теперь ты моя, — потешается непонятно с чего, — пока не рухнешь от бессилия, — шуршит между бесчеловечными по сладкой мучительности пытками моих сосков. — Буду истязать, как ты меня…
Ни черта не соображаю, ведь не мучила нисколько — минет делала! Это же… ну, это удовольствие, разве нет?!
Секунда — и уже оказываюсь на постели, а Игнат на мне. Нависает:
— Руки от меня убери, — командует зло. Испуганно дергаюсь, словно ошпариваюсь. — Не дай бог коснешься… — грозит охрипло.
Даже немного обидно становится. Ему противно? А я-то возомнила…
Мысль упархивает — Игнат уже целует живот, причем одной рукой сминает грудь, другой — поглаживает бедра.
— Зажигалочка, — вдыхает с чувством в кожу, и она тотчас становится гусиной. Игнат усмехается в меня и вновь жалит поцелуем. Уже было хватаюсь за мощные плечи, с диким желанием вонзиться когтями, как вспоминаю угрозу и вцепляюсь в спинку кровати:
— Селиверстов, — горло сдавливает спазм. Игнат обжигает слишком интимно. Слишком чувствительно. Не выдерживаю — хватаю его за волосы.
— Ирка, — рычит недобро сосед, — руки убери, кому сказал!
— Не могу, — скулю, ерзая, точно на углях. — Ты не должен туда…
— Бл***, - бесится Игнат, — куплю наручники и буду приковывать!
Торопею, но не от ужаса или обиды, а от чувства, с которым это сказано.
— Не смей отвлекать или останавливать! — хрипло рычит, приковывая к месту мутно-пасмурными от возбуждения глазами.
— Может, не… — договорить не успеваю: Игнат рывком дергает мои бедра к себе и демонстративно впивается между ног.
— А-а-ах, — падаю на подушку и прикусываю губу, чтобы заткнуться, но уже в следующий миг стону протяжней. Меня прожигает восхитительная волна растекающейся по жилам кислоты.
Горю… истлеваю — прогибаюсь навстречу бесстыжему языку и губам. Судорожно хватаю подушку и утыкаюсь в нее. Так хоть почти не звучу. О, боги, что же он творит?!
Прокатываются стихии непогод, будоража внутренности и расплавляя мозг. В животе стягивается тугой ком. Разрастается, до онемения сковывая тело…
Чувства оголяются настолько, что могу взмыть лишь от дуновения. Инстинктивно прогибаюсь сильнее, раскрываюсь беззастенчиво… Но уже было подкатившее блаженство обрывается, да так резко, что от пустоты и недополучения аж встряхивает, а на глазах слезы выступают.
— Это что за хрень? — негодует Игнат, махом отдирая «звукоизоляцию». Подушка шмякается на пол. Провожаю глазами спасительную вещь и испуганно уставляюсь на Селиверстова. — Ори, мать твою! — чеканит злобно. — Я хочу тебя слышать!
Затравленно всхлипываю:
— Чокнулся? Родители дома!.. — меня колотит сильнее. От желания внизу живота тоскливо, пусто, влажно… пульсирует, ноет. Вот доведет меня Селиверстов до голодной похоти, сама на него наброшусь и насиловать начну!
— Да пох*** мне, — недовольно выговаривает парень; утыкается носом в живот. Целует, прикусывает, вызывая очередное стадо мурашек, предательской толпой носящихся по телу. — Я должен знать, что тебе нравится, — шепчет, дорожкой коротких жалящих поцелуев вновь устремляясь между ног. — И я, твою мать, буду тебя слышать! — это уже впечатывает, словно подписывает и утверждает штампом закон. — Усекла? — опаляет ягодицу хлестким шлепком.