— Ауч, — коротко взвываю.
Новое мимолетное скольжение языка по чувствительному месту и требовательное: «Уяснила?» — с рыком и болезненным хватом бедер.
Стону так громко, что чуть не глохну от своего бесстыдства:
— Да-а-а.
Он… пьет, дегустирует, лижет, проникает… И вот опять начинается феерический подъем на высоту, где уже была, куда увлекает Игнат. Где с ним было бы лучше, а в одиночку хоть и легко, свободно, но слишком одиноко.
Летать? Нет, не подходит… для полета нужно прилагать усилие, да и мелко по ощущениям. Парю… тоже не то — слишком воздушно.
Меня лихорадит… тону в ощущениях, эмоциях, реальности… Нещадно закручивает водоворотом. Головокружительным и убивающим. Задыхаюсь от нехватки кислорода, накаляюсь… Чувства обострены, оголены — разрушительно яркие, неподражаемо острые.
Остатками сил и разума цепляюсь за действительность, но меня подхватывает безжалостной волной и утягивает в немилосердную пучину сладости. Она, точно смертоносный яд, с единственным, но последним толчком сердца разгоняется по жилам и напрочь лишает рассудка. Пронзает насквозь губительным жалом, заставляя дрожать и признавать поражение слабой человеческой плоти перед напором совершенного, неземного чувства.
Пусть животного, не относящегося к любви… Но такого, что оживляет и само понятие «жизнь».
Ужасно. Ужасно приятно, и стыдно признаться, но могу подсесть на такие ощущения. Не удивительно, почему мужчинам нравится секс. Если он не приносит боли, то фейерверк эмоций — шкалит. Блин, а мой мозг еще и подзаряжается: его током прошибает, осеняя важной информацией.
Дрейфую в блаженстве, медленно и нехотя возвращаясь в реальность.
— Раз, два, — бархатно шепчет Игнат все еще между ног, но уже не в меня, а щекоча и дыханием, и кончиком пальца кожу в области живота. — Три, четыре, пять… — продолжает неторопливо считать. — Пять! — подытоживает задумчиво. — Что это значит?
— Что пять? — настороженно поднимаюсь на локтях, и только сейчас понимаю, что Селиверстов считает птичек, что у меня порхают в области бикини.
— Что значат эти птички?
Постыдно спрашивать об интимном, но куда постыдней признаться:
— Годы, что отсутствовала…
Удивленный взгляд сменяется на озорной:
— А если бы не вернулась вообще? — Ответить не успеваю, Игнат продолжает: — Представляю, какая бы стая клеймила твое тело…
Смеюсь с короткими паузами. Дурость, а я ведь об этом не подумала…!
— Отлично! — серьезнеет Селиверстов. — Пять, значит, пять.
— Ты меня пугаешь! — опять настораживаюсь. — Что пять?
— Пять раз, Зажигалочка, летать будешь. Пять раз. Раз за разом, — бархатно, до мурашек вкрадчиво. — И не вздумай меня остановить, — это уже грозит, перестав улыбаться.
— Что? Ах, — прикусываю губу, ослепленная очередным серпантином звезд, когда пальцы Игната без предупреждения и лишней ласки вторгаются в меня. Стону сквозь зубы… Позорно скулю, охваченная новой волной мелкого, липкого, словно паутина, экстаза.
— Ты настолько возбуждена, что я, пожалуй, могу провернуть один трюк, что получается крайне редко. Но твое тело… оно совершенно для этого… и я покажу тебе фокус, Зажигалка… — дышит надсадно Селиверстов, чередуя голодные вздохи с поцелуями. — Ты не парить, — смакует языком, подкидывая куда-то в нирвану, — ты у меня вспыхивать и гореть будешь! Бл***, ты моя «Зиппо».
— Угу, — рьяно соглашаюсь с чем угодно, лишь бы не тянул, позволил разрядиться. Даже думать не хочу, что он делает — сгорю не только от оргазма, но и жгучего стыда.
Игнат — сволочь! Знает мое тело лучше меня. Нажимает, ласкает какие-то убийственно расщепляющие точки. Мучительно сладко продлевает кайф, погружая в пучину блаженства и немыслимых картин, всполохами страсти окрашивающих пресный мир. И уже через несколько секунд мое тело пронизывает стрелой, подбрасывая в невесомость, где предельно ярко и чувственно. Мелкая, колючая дрожь завладевает мной полностью.
Так вот, о чем он говорил…
— Раз, — слышу довольное сквозь гул в голове. — Поиграем в вопрос-ответ? — безжалостно вторгается в Рай зловредный голос.
Даже не сразу понимаю, что это не шутка и мне не мерещится.
— Селиверстов, — задыхаюсь от чувств, в которых уже превалирует недоумение, — что за любовь поговорить во время секса? — теперь меня крупно трясет.
— Бл***, поверишь, только с тобой, — коротко ржет Игнат, не прекращая меня гладить. — Обычно просто трахаю… а с тобой… хочется говорить. Есть о чем, — добавляет с некоторой иронией.
— Что обсудим? — едва проглатываю очередной стон и, не в силах лежать бревном, подаюсь навстречу бесстыжим пальцам, что не перестают меня истязать.
Он что, реально решил меня вымотать? Без отдыха довести до края оргазмической вселенной?
— Политику? — выдавливаю непослушными губами, подрагивая от стихии, которую вызывают жадные ласки Игната. Терзает мою грудь, сминает бедра, не переставая хозяйничать во мне. — Меня волнует хрупкое положение страны… Балансируем на гране войны… — урчу от прилива жаркой, пробивной волны.
— Экономику? Санкции, конечно, сильно ударили по многим сферам… Как бы правительство не уверяло… что все отлично, при этом продолжая поддерживать лишь банки и крупные предприятия, а по сути страдает простой народ… Убытки несут богатые, а среднестатистический человек — просто выживает. Как и всегда… Молча терпит, продолжает… М-м-м, — стенаю протяжней, едва не задохнувшись от коротко спазма.
— Творчество? — нахожу силы на сарказм. — Последние фильмы нашего кинематографа жутко расстроили. Касты и семейные подряды оккупировали сегмент рынка, а пробиться таланту трудно. Вот и приходится глотать то, что предлагают. Издательства несут убытки, потому что авторам проще выкладывать свои творения в сетях. Театры посещают все меньше народа… Не по карману… У-у-у, — тихо скулю, не выдержав пытки. Игнат с таким пылом сминает грудь, что точно останутся синяки. Но, блин, так приятно… ерзаю, околдованная ритмом страсти. Прогибаюсь в развратном танце, который задает Селиверстов.
— Спорт или твое б***дство?.. — едко уточняю. — Хотя, твое б***дство — как спорт… — смешок застревает поперек горла. Сжимаю простынь в кулаках, потому что злодей решает не то поиздеваться, не то проучить — жаркими поцелуями опять скользит к самому сокровенному, что и без того перевозбуждено.
— Охренеть, — обжигает дыханием Игнат. — Что значит трахаться с умной, — подмечает не без удовольствия и резко заменяет пальцы губами. — И распутной су***, - это уже в меня, прикусив нежный участок.
Даже не успеваю обидеться: «Блии-и-ин», — меня пронизывает молния короткого оргазма. Тело безотчетно выгибается… мечтает скрючиться, словно лист бумаги под властью беспощадного пламени.
— Спичка, — коротко ржет Селиверстов, не позволяя сомкнуть ноги, еще находясь между них, но уже налегая на меня телом. — Только чиркнул, а ты уже вспыхнула.
— Прости, — винюсь стыдливо, все еще сотрясаясь мелким ознобом экстаза.
— И вкусная… Какая же ты вкусная, — вымученно стонет и дергает за затылок к себе, впиваясь в трепещущие губы.
Не скажу, что мечтала познать себя на вкус, но безапелляционная напористость Игната подкупает и напрочь отметает желание сопротивляться. Распахиваюсь, как обычно, позволяя жевать, сосать, осушать, наполнять. Позволяя все, что пожелает и как пожелает.
— Не заметила, — выдыхаю, как только дает глотнуть воздуха. — Ты мне больше на вкус понравился.
— Дура, — беззлобно хмыкает сосед, — надо было сразу это сказать. Я бы…
— На завтрак, обед и ужин предлагался? — с неописуемым наслаждением ладонью зарываюсь в светлые волосы и чуть сжимаю их в кулак.
— Нет, — трется носом Селиверстов о мои губы. — Но точно бы на несколько лет дольше тебя трахал.
— Что, — изумляюсь наглости, — мало без меня дают?
— Ш-ш-ш, — осаживает грубовато Игнат не то поцелуем, не то укусом. — Из твоих уст это очень скверно звучит.
— Зато точно, — злюсь, хотя категорически не имею на ревность права.
— Цыц, сказал! — вот теперь Игнат усмиряет мой гнев хозяйским поцелуем на грани лишить рассудка, не забывая о феерической точке, лаская которую заставляет меня вновь приблизиться к сладкому пику удовольствия.
— Игнат, — шиплю под немилосердным напором подкатывающих чувств, с горечью понимая — то, что творит с моим телом Селиверстов, не предел — лишь край истинного блаженства, одна из волн, что могут причаливать так часто и долго, сколько вздумается наглому соседу, — любишь стояком мучиться?..
— А? — уставляется непонимающе парень.
— Я тебе отомщу… — смехотворно грожу, но не смеюсь. Мне реально плакать хочется от шквала эмоций. — Дрочить заставлю до посинения члена, до мозолей на руках. Ледяным душем умоешься, а жар будет разрывать на части… Захлебываться будешь злобой от перевозбуждения. Душу из тебя к хе*** вытрясу. Такие чувства познаешь, что проклянешь этот день!
— Су*** что ли изображаешь из себя, Бенгальский огонек? — восхищенно недоумевает.
— Ага, такую, что выть будешь, а не дам… Бесплатной раздачей другим займусь, а тебе не дам…
— Да ты уже вся как на ладони, — тычет в правду, нажимая очумелую точку, которая оглушает на миг фейерверком ощущений. Вновь мимолетно кончаю, кусая до боли губы. — Я тебя уже трахаю! — беснуется ни с того, ни с сего. — Языком и пальцами… И слова против не скажешь! — убеждает с жаром, да вот только мне об этом не надо говорить.
Знаю, но, блин, тоже упертая. Могу свою линию гнуть:
— Еб**, пока позволяю… А-а-а, — прогибаюсь от судорог, что начинают скрючивать тело, когда Игнат ужесточает ласки, вторгаясь пальцами в умопомрачительном ритме, а другой рукой тиская и без того мучительно ноющую грудь.
Меня нехило подбрасывает. Уже даже могу разглядеть вершину экстаза. Огонь начинает полыхать с большим задором… Еще толчок, и полыхну, точно вновь создаваемая планета, но вместо оргазма ухаю в ледяную пропасть, да так, что с ног до головы обдает чумовым морозом.