— Что такое? — ожесточенно встряхивает меня Игнат и грубо вминает в матрац бедра, которые непроизвольно приподнимаю, вымаливая продолжения. — Не вспыхнула?
Хочу ответить, даже рот открываю, но вместо слов лишь всхлипываю.
— А ты, бл**, не командуй, когда я вожжами управляю, и будешь сладко парить, феерично содрогаться, гореть в экстазе. Только! Не смей! Думать! Что мной управляешь! Я твой кремень. Без меня не вспыхнешь!!!
Это заметно отрезвляет.
— Уверен? — меня хоть и лихорадит, но без боя не сдамся. Набираюсь наглости и поднимаюсь на локтях. Жадно сглатываю, облизываю сухие губы: — Что только с тобой у меня химия? — провокационно развожу ноги сильнее и чуть подаюсь навстречу возбуждению Селиверстова.
— Мгм, — зло кивает, не скрывая уверенности и испепеляя бушующей пасмурностью глаз, но уже в следующий миг без ласки обрушивает шлепки по моим ягодицам с обеих сторон: — Стерва! С детства догадывался, что ты стерва! Знал, что нужно тебя избегать!
— Ты меня угнетал! Издевался… — шикаю от острых, колючих ощущений, будто меня обжигает крапива. Даже порываюсь избежать наказания, но сосед сильнее, рывком возвращает на место, продолжая экзекуцию.
— Потому что знал, что ты не ангел, каким казалась… Я тебя с первой минуты раскусил!
— Дурной! — прикусываю губу. Пусть гнев срывает, если ему так нравится! — Ничего ты обо мне не знаешь!
— Достаточно… А ты, бл***, хоть знала… — удары жалят, ошпаривают до стонов и охов. — Где… твоя… гребаная… точка… джи… развратная… ты… невинность? А?.. А я ее с ходу нашел!
Шиплю, как только усмиряется, а потом не выдерживаю:
— И другие найдут, — конечно, идут ва-банк, но как еще шокировать козла, возомнившего себя хозяином моего тела и судьбы?
— Су***! — плюется Игнат, ввязываясь со мной в непонятную битву.
Он, бесспорно, сильнее, и поэтому через несколько секунд борьбы уже лежу распластанная на постели, словно лягушка на столе, которую собираются препарировать. Селиверстов яростно пыхтит, нависая. Притирается между ног горячим и твердым возбуждением, ощущая которое едва не скулю. Руки высоко над головой — удерживает мои грубо, до синяков. В пасмурных, точно небо в непогожий день, глазах бушует злоба.
Взбешен, возбужден, доведен… Гремучая смесь, и мне она нравится!!!
— И кстати, — криво усмехаюсь, найдя в себе яд, чтобы облить посильнее, — это не значит, чтоне могу стать фитилем для кого-то… И даже для тебя! Так что… разбрызгивай сперму на кого хочешь, но я уже поняла, что особенно тебе нравится это делать на меня… в меня… даже резинку ни разу не использовал. Уже сейчас до каменного стояка дошел.
О, боги, как язык вообще поворачивается нести эту чушь? Самой дурно от пошлости и борзоты, но страх — мощный двигатель, поэтому продолжаю источать скверну:
— Да коснись я тебя — кончишь… как мелкий зад***… прям так извергнешься.
— Какая же ты су***, - шикает гневно Игнат.
И это реально пугает, аж сердце сначала до глотки прыгает, а потом в кишки екает.
Селиверстов рывком переворачивает меня на живот. В исступленном запале дергает за ягодицы, ставя на колени. Не успеваю зацепиться за спинку постели, судорожно хватаюсь хоть за что-нибудь, но в итоге лишь сжимаю простынь в кулаках. Еще секунда — от боли даже из глаз слезы брызжут: Игнат хватает за волосы и прогибает, да так, что едва позвонки не трещат. Упирается в зад горячим и твердым возбуждением.
— Бл***, а если я тебя сейчас по-жесткому вы***, Зажигалка? Что на это скажешь?
— Нет, — испуганно всхлипываю, остро ощущая, что довела парня до ручки.
Обвиваю рукой за шею и, наплевав на боль, тянусь к губам. Качаю бедрами, потому что необходимо ощутить Игната внутри. Там, где горит… для него. Где влажно… из-за него. Где томительно сжимается… в ожидании его. Набираюсь наглости, нащупываю хозяйство Селиверстова и направляю в себя. Насаживаюсь медленно, с шумным, протяжным выдохом, что тонет во рту Игната.
Несколько мучительных секунд парень игнорирует мое смирение, но когда прогибаюсь, скользя по его длине, принимает капитуляцию — голодными, жадными глотками целует, лишая почвы под ногами, обрушивает хрупкий мир, опустошая эмоционально. Блин, банально расщепляет психику, парализует рассудок.
— Какого хрена я тебя всегда считал заучкой чопорной? — выговаривает с осуждающим негодованием, грубо оборвав поцелуй.
— Мне откуда знать?! — парирую возмущением, подставляясь под размеренные толчки, что задает парень. — Никогда ей не была… и не пыталась… таковой казаться. А не трахалась… потому что умею себя в руках держать. Не то, что ты… В голове что-то накрутил… обыграл… обострил до предела… и меня со школы… возненавидел…
— Три…
— Что три? — смена разговора вводит в ступор, но приходится прикусить губу от сладости, что разгоняют по телу ускоряющиеся вторжения Игната.
— Только три раза горела, так что тебе для меня еще два придется погореть, — роняет хрипло Селиверстов, сдавливая шею, будто мечтает услышать хруст.
Пихает в спину, заставив прогнуться, и продолжает размеренными толчками сводить с ума. И, черт возьми, это непередаваемо прекрасно. Мне нравятся оголенные ощущения, что он дает.
Едва держусь, чтобы не распластаться на постели. В руках и ногах слабость. Игнат ускоряет темп, ужесточает толчки. Врывается без нежности и желания доставить удовольствие. Скорее, наказывая… Более остро, глубоко, на грани боли… Грубыми вторжениями вбивает беспощадную правду, что именно под ним мне гореть!!! Безжалостно самоутверждается за мой счет, и я соглашаюсь. Прогибаюсь, принимаю, и мне так хорошо, что плевать на все… Лишь близость этого парня важна. Здесь и сейчас! А что будет потом… несущественно.
Руки, мнущие мои ягодицы, насаживающие с ожесточением, но при этом не позволяющие упасть…
Умираю, но в такой ванильной агонии, что и душу дьяволу отдать не жалко.
Пристыженно скулю, мну в кулаках простынь, кусаю губы, ощущая, что Игнат задает слишком дикий темп, разрывающий на части. Вколачивается с гортанным рыком, но через несколько толчков покидает, а мне становится жутко пусто и одиноко, даже подаюсь к нему, требуя вернуться:
— Прошу, — молю, прогибаясь неудовлетворенной кошкой, но получаю лишь очередной жгучий шлепок:
— Угомонись, Ирка! Больно дикая даже для меня!
— Вернись, — совсем теряю стыд, подставляюсь под ласки.
— Бл***, не торопи, у меня другие планы, — плюхается на постель рядом Игнат. — Не хочу кончать без тебя, а поза сзади совершенно не для долгих игр.
— Тогда пусти, — шиплю, все еще негодуя, но меня, точно безвольную куклу, усаживают на себя, а возмущение усмиряют наглым поцелуем и резким проникновением, точнее насаживанием на себя.
— Я и так слишком много и долго терплю! — Качается навстречу, заполняя так глубоко, что давлюсь стоном. — Да, Зажигалочка, я всегда голоден. Ну-ка, — помогает задать темп, ловко управляет моими движениями, при этом толкаясь сильнее, — вспыхни для меня еще. Вспыхни, как никто… как ни одна… и только для меня.
— Нет, — упираюсь, но тело против воли отвечает. — Другие пусть…
— Ах-ах, — смеется Игнат. — Ревнивая… и отзывчивая — охренительная смесь.
— Я… — тонет в очередном стоне. Селиверстов вторгается грубее — меня выгибает дугой, но тотчас накрывает жаром — парень не упускает момента впиться в грудь. Ускоряет толчки, волнами прогоняя по телу россыпи угля.
Настырные поцелуи не позволяют глотнуть воздуха. Меня штормит, голова крýгом, вот-вот ускользну в другую реальность. Уже на подходе к пику сама толкаюсь навстречу.
— Чшш, — резко выходит Игнат, оборвав начинающийся оргазм. Аж обидно становится.
Откуда силы — не знаю, но засвечиваю парню оплеуху, и пока он промаргивается, сама его оседлываю.
— Охренеть, — брякает шокированно Игнат, а я начинаю покачиваться, как подсказывает тело. — Бл**, - мычит парень, яростно сжимая мои ягодицы. В ответ сдавливаю его бедра и липко толкаюсь, вновь погружаясь в негу экстаза медленного интимного танца. — Ирка, я сейчас кончу… замри. У меня по плану еще два твоих раза.
— А я хочу с тобой, — обвиваю его руками за шею и насильственно продолжаю двигаться в том ритме, от которого особенно хорошо.
Игнат дрожит, судорожно помогая насаживаться и прижиматься теснее. Грубовато вдавливает мои ягодицы в себя… Проникая так глубоко, что мурчу, откинув голову назад. Как хорошо, что он внутри! Жарко, блаженно…
Внизу живота пульсирует, меня вновь накрывает волной, прилив, еще один… Цунами прокатывается не сильное, но яркое.
Я дрейфую недолго — Игнат насаживает меня безвольной куклой, ожесточенно, и от остроты ощущений полученный оргазм смазывается. Я не в обиде — так тоже круто… феерично и полно…
Еще рывок и Игнат вминает меня в себя, глухо стонет, уткнувшись в висок:
— Бессовестная…
— Угу, — с мстительным удовольствием чмокаю его в потный лоб.
Внутри так хорошо, горячо, щекотно, наполненно. Глаза открывать не хочу. Точнее, не могу. Я в Раю, покачиваюсь на облаках…
— Очень плохая девочка, — Игнат, чуть усмирив дыхание, вновь побуждает двигаться.
— Я больше не могу, — стенаю, повиснув на его шее и уткнувшись в нее носом, — да и вставать пора…
— Мгм, — равнодушно, — еще разок и отпущу…
Меня начинает потряхивать. От усталости, отчаяния, безысходности:
— Меня пугает твоя одержимость «довести до оргазмического сумасшествия».
— Я упертый, — смешливо хмыкает Селиверстов.
— Не сомневаюсь, — слова тонут в моем же стоне. — Прошу, — вновь начинаю дышать учащенней. — Я больше не могу… Правда… Ты же пошутил?
Игнат посмеивается, но, удерживая меня, покачивает на себе.
— Сейчас проверим, — толкается глубже.
— Боже, — стенаю после очередного такта.
— Так меня еще не называли, — потешается Игнат.
Ударила бы, да ситуация вопиющая:
— Дурак, — соплю устало.
— Это не так приятно, как Боже, но я смирюсь, только погори, Ир… Погори для меня еще разок.