— Не так уж она и высока, — с кислым видом откидываюсь в мягком кресле. — И поверь, как оказалось, быстро падает под натиском наглого и харизматичного врага.
Сердце тотчас болезненно сжимается и томительно ноет. Вспоминаю Игната и его бессовестные приставания. Жар не заставляет себя ждать, разливается по телу, тревожа вероломных насекомых — тараканов в голове, бабочек в животе, мурашек на коже. Томление екает ниже и с неудовольствием осознаю, что мне скверно, одиноко и пусто без дерзкого соседа. Жуть какая-то, но его очень не хватает. Тепла, что от него идет. Солнца, которое он излучает. Колючих реплик, откровенных взглядов, обольстительных улыбок и губ… рук… Его не хватает!
Не знаю, что отражается на моем лице, но Ксю перестает улыбаться:
— Ир, он… ты же этого и хотела, разве нет?
— Хотела, — киваю едва ли. — Вот он и ушел. Оставил носок, трусы, крышку от туалетной воды, разовый станок для бритья, пачку влажных салфеток, упаковку презиков и котЭ… За последнее — отдельное «спасибо», — давлюсь сарказмом.
— Почему? — хмурится Кения.
— Этот рыжий зверь не любит никого кроме себя, дерет мебель, ну и… оскверняет мое нижнее белье.
— Фу, — морщится подруга, но смехом давится. — Но я вообще-то не про кота уточняла. Про Игната. Почему он так просто ушел? Между вами… космос… — не обращая внимания на мой шок, шагает к ресепшену и протягивает администратору анкету: — Нам нужно в темпе, — поясняет с открытой улыбкой, постукивая острым коготком о столешницу.
— Постараемся, — заверяет мягко миловидная шатенка, бегло изучая наши пожелания.
— Какой космос? — шепотом, когда Ксения возвращается на место.
— Болезненная страсть на маниакальном уровне с неуправляемым желанием утрахаться до оргазмической вселенной, — с триумфальной улыбкой заключает Ксю.
— Понятия не имею, что испытывал он, а мне не нравилось ощущать слабость по отношению к нему, и уж тем более зависимость… Не хочу нуждаться в ком-то. Тем более в Игнате!
— И он ушел, когда ты ему это высказала! — не спрашивает, а конкретизирует свою мысль Бравина, уставляясь осуждающим взглядом.
— Нет! — оправдываюсь торопливо. — У нас случился раздрай не из-за чувств, а из-за турнира… Блин, если бы он ушел неделькой раньше — было бы куда проще. Но он это сделал, когда… я… — заминка. Я не готова вслух озвучить горькую правду. Она не нужна. Никому. — Мы обречены. А знаешь, что самое поганое, — решаюсь на откровение, — только я виновата во всем, что случилось, а расплачиваться придется всем!
— Девушки, — нарушает нашу беседу администратор с дежурной улыбкой, останавливаясь рядом. — Прошу за мной…
— Почему ты себя винишь? — продолжает допрос Ксю, когда мы уже сидим в кабинете педикюра и маникюра. Эти процедуры нам пообещали совместить, поэтому над нами работают одновременно четыре мастера.
— Я написала Лиангу, хотя знала, что это ошибка. Он ждал моего шага… И я дала повод думать, что я в нем нуждаюсь. Что у него есть шанс…
— Бред, — отмахивается Бравина, с видом «большей глупости я не слышала». — Он гад, раз посмел тебя шантажировать… Уверена, ему плевать на твое мнение. Он бы приехал все равно. Подобные твоему китайскому прЫнцу не терпят возражения и привыкли к вседозволенности. Твоя ошибка в том, что ты попала под его чары, будучи в Шанхае. Но я тебя не осуждаю, — подмигивает Ксю, — чувства нужны! Нужны ошибки! Это жизнь и опыт… Только так мы мудреем.
— Возможно, но не сглупи я, он бы не думал, что я все еще чувствую к нему… нечто большее.
— А ты… не чувствуешь? — с сомнением уточняет Ксения.
— Моя симпатия плотно сливается с ненавистью. Видимо, это судьба — сталкиваться по жизни с плохишами.
— Он смертельно опасен, Ир. Это не шутки. Но я тебя понимаю. Жутко возбуждает знание, что ты вызываешь такие дикие эмоции у подобных брутальных типов. Это как наркотик.
— Ага. Мы на грани спалить мир… И, боюсь, спалим. К этому я и готовлюсь!
— И как будешь выкручиваться? — это уже озвучивает на интимной процедуре «Шугаринг».
— Ты о чем? — отвлекаюсь от задумчивости, прислушиваясь к ощущениям, которые рождают действия мастера по депиляции. Теплая масса на теле…
— Ну, — закатывает глаза Ксю, выражая легкое возмущение по поводу моей туго умности, — турнир. Победа — проигрыш… — размыто, но так, чтобы я поняла, о чем речь.
— Боюсь, у меня нет шанса. Он скорее умрет, чем позволит себя победить! Ауч, — всхлипываю, когда мастер резким движением избавляет интимную зону от ненужной волосатости, хотя ее там почти нет — так… едва пробивающаяся на свет щетинка.
— Роковая женщина! — с дружеским сарказмом заключает подруга и тотчас взвизгивает — ее зона бикини тоже будет белеть кожей. Я согласилась на Ад, только если она побывает в нем вместе со мной.
— Это не смешно, — нарочито строго бросаю, когда прохихикиваемся с Ксю над мучениями друг друга. — Но я научилась выкручиваться из патовых ситуаций. Спасибо Лиангу. Многому научил…
— Ну или тупо сбегать, — едко напоминает Бравина.
— Спасибо, — ядовито выдавливаю желчную улыбку. — Это крайний вариант!
— Крайний? — вскидывает брови подруга.
— Если чудом избавлюсь от гнета одного, не факт, что справлюсь с другим, — видя непонимание на лице Ксении, поясняю: — Игнат заявил, что уничтожит меня, если не сниму заявку!
— Они оба больные!
— И я им под стать, — устало мотаю головой, не отрицая очевидного. — Вот и получается палка о двух концах…
Ксю, чуть ли не похрюкивая, давится глухими смешками, а я запоздало понимаю двусмысленность выражения.
— Дурная, — едва скрываю улыбку, что как назло растягивает губы. — Я о том, что один требует моего обязательного участия, а другой, в противовес — аннулирования заявки.
— И ты выбрала попытку спасти второго? — Чуть погодя. Пройдя бóльшую часть процедур, мы идем по светлому коридору в зал парикмахеров и стилистов. По плану прическа и макияж.
— Конечно, я же не убийца, — отрезаю просто. — Лианг, как я поняла, уже неделю в городе, следил за мной. Нас с Игнатом спасает то, что на людях мы ни разу не были вместе… А живя под одной крышей, он… — качаю досадливо головой, — ну, ты в курсе, какой он мартовский кот. Поэтому — там трах, там… Его похождения сыграли на руку. Так что у Лианга расследование «кто меня поимел» затянется. Селиверстов ушел, надеюсь, тормознет у какой-нибудь красотки, — говорю это с напускным равнодушием, но сердце не обмануть: злым, ревностным ударом дает понять — лгу!
— Не верю, — Ксю категорично рушит хрупкую надежду на успех ее обмануть. Манерно усаживается в кресло перед зеркалом и позволяет себя облачить в парикмахерский пеньюар. — Но как бы ни было больно — ты права. Это отведет подозрение. Хотя бы на время…
— И я так рассудила, — сажусь в соседнее и отдаюсь в руки мастера, который будет колдовать над моей прической. Заверяю, что совершенно не разбираюсь в укладках и доверяюсь полностью.
— Ах-ах, ну или до первого вашего срыва… — проказливо косится на меня подруга, не задумываясь, что осложняет работу мастеру, усердно пытающемуся прямые волосы Ксю оформить игривыми локонами.
— Я не сорвусь, — уверена в себе на все сто. — Только главное пусть Игнат держится на расстоянии, — добавляю менее категорично, нехотя признавая, что причины для опасения есть. — Когда он рядом, мысли звучат невнятно, а поступки выбиваются из категории «логично» и «прилично». Но если врубит игнор или холод — я справлюсь! — опять преисполняюсь решительности. — Однозначно!
— Ты-то, может, и справишься, а вот он, — цыкает задумчиво подруга. — Есть у меня сомнения по поводу твоего милого соседушки.
— Почему? — ловлю ее взгляд через огромное зеркало.
— Ты можешь хоть ядом исходить, но мне кажется… Игнат в тебя влюблен…
— Нет, — без грамма колебания отрезаю. — Но не отрицаю, что химия есть. Страсть — это одно, любовь — другое. Я четко эти понятия разделяю!
— Ир, но ведь бывает, когда и одно, и другое…
— Не по мне такие эмоции, — совсем грустно становится. — Не осилю…
— Не мне с тобой спорить, — умывает руки Ксения. — Но ты точно к Игнату ничего кроме страсти, — мнется секунду, — не испытываешь?
— Мне было хорошо с ним, но любить?! Не хочу об этом даже думать! — зло осознаю, что даже разговор на эту тему выбивает из колеи и заставляет нервничать. — Теперь и подавно. Нам не быть вместе!
— Ир, ты сама делаешь все, чтобы так и было! А может, стоило с ним поговорить? Вдруг ты не права? А что, если он готов за тебя бороться?
Радужно-ванильные рассуждения о мифических чувствах ничего кроме моего истеричного смешка не вызывают. Умолкаем на некоторое время, а когда совесть шкрябает неприятное чувство стыда, — я обидела подругу, — пытаюсь смягчить несвойственный мне цинизм:
— Ксю, я до сих пор не могу себе позволить думать о любви в контексте «Селиверстов». Не стоит говорить о чувствах с его стороны. Это настолько невероятно… Игнат и любовь? Я тебя умоляю… — едва удерживаюсь, чтобы не закатить глаза, как часто делает сама Бравина. — Скорее Африка станет северным континентом!
— Но ты не знаешь наверняка! Не потрудилась узнать…
— Не смеши меня! На каком основании допрос устраивать? Я ему никто! Он много раз разделял дом и остальной мир! Я не имею права…
— Ну, конечно! — заводится подруга, отыгрывая роль стервы. — Молча согласилась. Молча послала…
— Почему ты меня третируешь? — колет вдруг обида.
— Потому что ты не желаешь видеть очевидного! — не жалеет моих и без того пошатнувшихся чувств Ксения. — Уходя, Игнат ничего не говорил по этому поводу, да и не думаю, что он собирался съезжать — ты его вынудила! — беспощадно тычет в жуткую правду, оголяя мою мелкую душонку.
Опять умолкаю — толика здравомыслия в словах подруги есть. Причем такая, что в сердце вероломно вспыхивает глупая, не к месту ванильная надежда на ответные чувства со стороны типа, который на них априори не способен. Ну, если только на однобокое желание «трахнуть». Ну и еще «придушить»…