Абзац, этот кобель прав! Он подчинил мое тело себе! Я не должна реагировать на него, а отзываюсь даже на простой, пусть и жутко голодный взгляд. У меня ломка… физическая. Каждая частица требует ласки и внимания. Грудь болезненно набухает, соски становятся такими чувствительными, что нежная ткань кажется непростительно грубой. Внизу живота влажно и сладко-томительно.
Гребаные насекомыши меня доконают!
Тараканы — прочь! Мурашки — спать!! Бабочки — сдохните! Сдохните!!!
Гадский Игнат читает меня, как открытую книгу. Так резво подгребает, выбивая из меня дух, что лишь всхлипываю, когда одна рука господски стискивает грудь, а другая за бедра крепко прижимает к своему напряженному паху.
— По-моему, самое то… — плохо улавливаю суть шуршащей на интимной частоте реплики, меня больше волнуют вероломные насекомыши и средство их истребления. — Что за ошейник?
— У-украшение, — мямлю глупо, зачем-то спиной ластясь к соседу и судорожно цепляясь за его руку, терзающую бедную, осчастливленную грудь.
— Принадлежность хозяину? А где клеймо? — потешается и в то же время злится, сминая ее ожесточеннее.
«Под ошейником!» — растекается в экстазе блядская часть меня, благородно подсовывая перед глазами развратную картинку — губы Игната, захватывающие в свой плен мой торчащий сосок. Запоздало прикусываю губу, проглатывая всхлип наслаждения.
— Скучаешь? — охрипло. Самодовольно констатирует мерзкую правду, от которой и стыдно, и тошно, для убедительности еще и за горошину соска щипая, не озабочиваясь тканью платья.
— Пусти! — дергаюсь невнятно через позорный стон гедонии.
Кто бы меня слушал?!
— Ирк, а Ирк… — проникновенно бормочет Игнат, зарываясь носом в волосы на затылке и развязно втягивая мой запах, — почему ты меня так просто отпустила? Почему даже не попыталась остановить? — смахивает на горький упрек и жажду узнать правду.
— Зачем? — выдавливаю непослушными губами. — Если ты уходишь… значит, тебе пора и нет смысла останавливать!
— Что за бред? — тихо и с мукой.
— Разве тебя хоть одна до меня удержала? — голос выдает иронию на грани смирения.
— Нет, — с горечью, после небольшой заминки.
— Вот и ответ, — еще цепляюсь за здравый смысл. — Ты делаешь только то, что пожелаешь! Как и сейчас…
Несколько секунд надсадного дыхания над ухом, неровного, гневного, и хват парня слабеет.
Преисполняюсь силами.
— На самом деле, ты молодец. Закончил то, что и начинать не стоило.
Теперь беру волю в кулак, избавляясь от навязанных объятий, и поворачиваюсь лицом к Игнату.
— Ты же прекрасно понимаешь — мы непара. Слишком много непримиримых разногласий и причин не приближаться друг к другу, одна из главных — мы — НЕПАРА! — рьяно качаю головой, подтверждая слова. — Так что, Селиверстов, сделай милость, продолжай жить своей жизнью без меня. Я даже не обижусь, если включишь полный игнор, — горжусь собой! Такую хладнокровную стерву еще поискать! — Вот прямо можешь на меня вообще не смотреть, не здороваться. В идеале — ты забываешь, что я существую!
— Я ушел, потому что стал причиной твоего участия в СВМА!
Сердце неровно выписывает удары. Я не хочу слышать очередное признание. Только не это! Боже, дай мне сил устоять!
— Что бы ни делалось, все делается к лучшему, — умничаю с натянутой улыбкой. — Это избавило нас от лишних переживаний и никому не нужных эмоций.
— Но ты не сняла заявку! — вторит упрямо с зарождающимся гневом.
— Не хочу тебя разочаровывать, — протягиваю скучающе, но решительно, — но я буду участвовать!
— Уверена? — хмыкает Селиверстов. Вот не нравится мне его настрой и самодовольство!
— Да! — категорично. — А теперь будь добр, освободи женскую уборную от себя!
— Иначе?
— Закричу! — безапелляционно.
— Или стонать будешь?
Сердце ухает куда-то в пустоту, а в животе на миг ледышка перекатывается по внутренностям. Обжигающие чувства, гул в голове, сумятица мыслей. Грудная мышца мощным боем возвращается на место, а жар не заставляет себя ждать — опаляет щеки, предательской волной опускается и ударяет между ног.
— Ты что удумал? — шарахаюсь к мойке на слабеющих ногах, запоздало понимая, что это на руку Селиверстову — на столешнице оприходует, а я и побрыкаться не смогу.
— Отгадай, — похабная ухмылка и многоговорящий взгляд на мне. — Заодно проверим насколько мы непарны.
— Игнат, — шагаю в сторону от подступающего парня, — ты не посмеешь!.. — жалко грожу.
— А кто помешает?
— Совесть? — глупость, но срывается. Еще шаг, и плевать, что я уже голыми ступнями на грязном кафеле.
— Вот сейчас с тобой вдвоем ее и поищем!
Упираюсь спиной в стену. Глазами ищу пути спасения, цепляюсь за открытую дверцу ближайшей кабинки.
Рывок стремительный, и ворваться в нее успеваю, но не закрыться.
Смехотворная борьба-упирание длится недолго. Селиверстов толчком распахивает дверцу. Меня к стенке, кабинку затворяет.
— Вот и чудненько! — Коленкой протискивается между моих, вяло слушающихся. Махом задирает подол платья и, пригвождая собой к внутренней перегородке, вынуждает обвить себя ногами. — Скажи, милая сестренка, что за извращенную игру ты затеяла? Драк и крови желаешь? Какая-то эротическая фантазия, как за тебя сражается много парней разом?
Нервно выдохнув, признаюсь:
— Скорее кошмар.
— У тебя летнее гормональное обострение?
— Скорее у вас!
— Со мной-то все как обычно, а вот ты… видать, прочувствовав силу своей сексапильности и умения возбуждать все поголовье мужиков махом, решила нас лбами столкнуть?
Уже рот открываю огрызнуться, как в туалет с громким возмущением:
— Во урод! — входят, судя по голосам, две дамы.
Дверь с грохотом затворяется.
— Я о том же! Не х*** совать другим, если жена есть! — поддакивает другая.
Вытаращиваюсь на Игната:
— Ты же закрывал! — шлепаю губами.
— Он сломан, — дергает плечом сосед и проказливо бровями играет.
— Ого! — озадаченно одна из дам. — Кто-то обувь забыл.
— И сумочку, — вторая с ушлым интересом, — куртку, — на последних словах умолкают.
На миг затаиваюсь.
— Девчат, — подаю голос. Глаза в глаза с Селиверстовым, его прям распирает от ребяческой радости, что мне приходится себя выдать. — Это мое. Я тут… Жива…
— С тобой все нормально? — отдаленно напоминает участие.
Игнат бедрами качается, имитируя акт и мной ударяя об стенку:
— Да, — получается нечто смазанное — между всхлипом удовольствия и выдохом при ударе в живот. — Прихватило, — брякаю подавленно, проклиная соседа и ситуацию, в которую попала по его вине.
— Ну смотри, — бурчит первая.
Девицы расходятся по кабинкам, что понятно из характерного звучания и начинают справлять нужду, продолжая переговариваться.
— Прикинь, Алин, а моего муд*** с Элеонорой застукала Вероника.
— Где это? — фыркает недоверчиво первая. — Она же из дому выходит раз в месяц…
— Главное, во время это сделать! — ни то ржет, ни то крякает вторая дама. — Пропиз***…
— А если бы Шувалов зашел? — шокированно уточняю едва слышно, пригвождая Игната злобным прищуром. Комична и в то же время драматичная ситуация на фоне матерщинного разговора женщин о любовниках и их женах.
— Пох! — становится циничным лицо Селиверстова. Ладонь бесцеремонно ложится на мой лобок.
— Стой-стой, — нелепый шуршащий протест, который сосед прерывает с чудовищным хладнокровием — свободной рукой зажимает мой рот, другой отодвигает боковую кайму-резинку крохотных трусиков. Наглые пальцы скользят по промежности…
Мычу в руку насильнику, а на деле задыхаюсь от жутких по возбудительности чувств. Понимая, что проигрываю сражение, толком его не начав, изловчившись, кусаю Селиверстова.
Игнат шипит, но терпит. Борьба взглядов.
Гулит, смываясь в унитазах вода. Женщины продолжают обмениваться матерным диалогом на глобальную тему — хлопая дверцами, почти синхронно покидают кабинки и начинают омывать руки под обильно бьющими струями.
Крепче сжимаю челюсть. Сосед глухо мычит, вероломно щипая за чувствительный участок промежности, до моего позорно дерганного всхлипа и непрошеных слез в глазах. Несколько секунд терпим боль-адский разряд, но зубы острее. И только женщины выходят из дамской комнаты, правда, напоследок участливо поинтересовавшись: «С тобой точно все нормально? Врача может?» и моего выдавленного «Э-э», — больше смахивающего на конвульсивный стон эпилептика в припадке, Селиверстов сдается первым и отдергивает ладонь:
— Сук***! — но так любовно, что даже не обидно.
— Кобель! — протяжно стенаю, хватая жадно воздух и содрогаясь от волнообразных спазмом голодной промежности, которую только что умеючи дразнили. — Пусти! — в страхе, что продолжит.
— Мгм, только трахну…
— Мне нельзя! — упрямства тоже не занимать.
— Да ты что? — глумливо сосед.
— У меня месячные! — всегда была находчивой.
Пауза, задумчивый взгляд.
— И? Думаешь, мне не пох?
— Ну как? — моя очередь растеряться. — Кровь…
— Я не брезгливый, помоюсь. — Опять дорывается до оголенных ягодиц, но от нетерпения его ладонь быстро перекочевывает на мою промежность.
— Одурел? — цепляюсь за последние секунды моего приближающегося фиаско, начинаю сопротивляться рьяней, ощутив настойчивые пальцы в трусиках. Резко покидает и уставляется на свою ладонь.
— Обманываешь? — радуется непонятно чему, одаривая уличительно колючим взглядом.
— Тампон у меня! — пытаюсь достучаться до тугодума.
— Бл***! — упирается лбом в мой. — Вытаскивай… — непосредственностью просто огорошивает.
— М?! — откровенный шок.
— Ирк, не мыкай, трахну с тампоном! — мои бедра мнут настойчиво и дико, вот только ручки-то парня дрожат.
— Больной… — не нарываюсь, хочется уколоть.
— Мгм!
Теперь меня не комильфо.
— А ты не мгукай, бесит!
— Ирк, дерни за веревочку…
— Да иди ты! У меня нет запасного! Я вообще не думала, что загуляю… И уж тем более не думала, что на тебя, изврата, наткнусь, маниакально желающего меня отыметь в кабинке грязного туалета!