— Сейчас поведаю секрет, — насмешливый шепот, — раз ты девушка неопытная. Гуляя по клубам и вечеринкам, уединенного места почти не найти, поэтому сортир — кассовое место. Погугли…
— Так вот и еб*** здесь других, а меня оставь в покое!
— Бл***! Меня трясет от тебя, — мычит Игнат, блуждая губами по виску, спускается к щеке. — Отталкиваешь, сама горя от желания…
Нежно и в то же время жадно прикусывает оголенный участок кожи моей несчастной шеи, на грани довести до оргазма остротой ощущений. — А-а-а, — протягивает шуршаще-уличительно Селиверстов, носом обводя контур синяка, — мою отметину прикрыла, маленькая развратница, — жалящий поцелуй туда же. Козлина видимо, отметину обновляет, а я и не могу отказать — плавлюсь, как масло на сковороде, лишь закипая сильнее от настойчивости огня. — Стыдно, если узнают, что ты испорченная и в засосах? — По ключице скользит прохладный язык, оставляя влажный след. — Что умеешь отдаваться вся, без остатка… Что хочешь… меня… Ведь хочешь? — чарует интимными нотками хриплого голоса. — Так хочешь, что изнываешь…
Ненавижу, когда он прав! И еще больше ненавижу, когда он знает об этом и не упускает шанса ткнуть в несправедливую жестокость!
А-а-а, сейчас стонать буду и ерзать от переизбытка желания, что булькает, доводя нутро до исступления, а искуситель с бархатным рыком утыкается в ложбинку между грудей.
Мир взрывается калейдоскопом преломленной реальности. Меня расщепляет на атомы, молекулы… Феерия чувств заполняет наперегонки с грохотом очумевшего от экстаза сердца, которому плевать, что виновником этих реакций становится Игнат. Отвратительный, наглый, пошлый, беспринципный тип, с легкостью меня бросивший, и с такой же простотой вновь обольщающий в кабинке туалета!
— М-м-м, — позорно стону, подставляясь напористым ласкам.
По телу сладость и жар растекаются. Ноги не слушаются, а нужно бы побрыкаться. Игнат сильнее сминает мой зад, с ожесточением, но так адски-сладко, что расщепляюсь.
Процесс распада на молекулы и атомы притормаживается, когда в дамскую комнату заходит посетитель. Сердце испуганной ланью ударяется в грудь сильнее — Шувалов! екает вниз — Лианг?
— Есть тут кто? — удивленно-настороженный грубоватый женский голос приносит неслыханное облегчение и размеренный бой сердца.
— Да, — открываюсь, а зачем таится. Еще подумает, что вещи бесхозные и сопрет. Как потом буду отчитываться перед Ксю? Есть вариант на кабинку вывесить объявление. Я тут! Мои вещи не трогать! — Простите за… — голос такой хриплый, что чуть прокашливаюсь, — туфли, ну и… клатч, — плохо справляюсь с языком и мыслями. Их, будто снег в стеклянном шаре встряхнули — они кружатся, оседают перемешанной грудой. — Мне нехорошо, перебрала…
— Ага, — отстраненно. Торопливая поступь — и хлопает дальняя кабинка.
— Попроси меня, — наплевав на стыд и то, что выдает свое присутствие, ни то требует, ни то молит хрипло Игнат.
— Молчи! — одними губами.
— Ты же хочешь! — не справляется с бурным дыханием, порхая по моему лицу захмелевшим взглядом.
— Молчи!!! — беззвучно ору.
— Ска… — договорить не даю. Заглушаю слова и проглатываю рычащий бархатный стон его губ своими.
Какая же ошибка?!
Рассудок ведет сильнее, меня словно на волнах штормит. М-м-м, травлюсь запахом Игната, его вкусом… На грани потерять сознание от чувств и нехватки кислорода, но нет ни малейшего желания оторваться и спасительно глотнуть воздуха.
На этот раз к легкому отрезвлению приводят брякающий ремень, который Селиверстов судорожно пытается расстегнуть и гулко хлопающая входная дверь, явно закрывающаяся за женщиной.
Выныриваю из омута похоти и алчно хватаю воздуха.
В помещении тихо, если не считать нашего с Игнатом надсадно-шуршащего дыхания.
— Ирк, мне горит… — как понимаю, с ремнем Селиверстов уже справился на ура и теперь ловким движением расстегивает пуговицу на джинсах.
— Очень?
Боже! Это мой голос? Такой томно-охриплый… с нотками заигрывания?
А зачем этот глупый вопрос? Мне плевать, что и как горит у Игната!!! Вот бы вспыхнуло и истлело… до основания!
Селиверстов хватает меня за руку, которой к своему жуткому стыду уже зарылась в волосы соседа, требуя продолжить и от страха, что РАЙ закончится, — и прикладывает к своему паху:
— Все, как ты любишь — каменный!
Мерещится собственный всхлип.
Мерещится!!! Потому что не могу я… едва не кончить от этой фразы! Мне обидно. Правда! Я не шлюха, чтобы вот так… Но абзац, как приятно это слышать для женского самолюбия! Наверное, мы все в глубине души еще те шлюшки!
— Пусти! — нервозно отдергиваю ладонь, четко осознавая, что с бóльшим желанием дорвалась бы до пульсирующей плоти Игната. Сжала, ощущая, как дрожит в моих руках, а потом облизнула…
Стоп!!!
Краска затапливает лицо. От смущения за постыдные мысли даже зажмуриваюсь.
— Если только на коленки… — смешок, но сбивчивый, будто Игнату дышать трудно. — Может, минет?
Козлина! Он что, телепат?
— Охренел? — все же уставляюсь на соседа, хотя мир продолжает растекаться, пытаясь ускользнуть и оставить меня на растерзание развязного Селиверстова и его умопомрачительных, расщепительных ласк.
— Ирк, отсоси, а… — с такой мукой в голосе, что меня распирает от возмущения, перемешивающегося с желанием сделать это. Аж во рту пересыхает. Останавливает то, что моя гордость пока при мне!
Хоть что-то!
А то ведь стыд, смущение, честь — давно помахали белыми платочками, уступая место вездесущим насекомышам с девиантным поведением.
Затрещина заставляет пыл соседа немного остыть, да и мне отрезвительней становится от хлесткого звука и жаркого покалывания в ладони.
— Это еще за что? — Пасмурные глаза глядят с искренним непониманием и укором.
— Ты мне противен! — шиплю с отвращением.
— С хера ли? — продолжает тупить Селиверстов. — Слишком мягко для тебя? Не выпорол, не обматерил, к сексу не принудил?
— Козел! Пусти, сказала! — толкаю его в грудь и едва не падаю, оказавшись на своих двоих. Зло одергиваю подол платья.
Открываю дверцу непослушными пальцами, хотя замок, гад такой, не желает сдаваться быстро. Изображая полнейшую невозмутимость, бреду к умывальнику, где мои туфли, а на столешнице клатч. Слава богу, все на месте! Обуваюсь, беру сумочку, куртку натягиваю.
— Ир, мне зудит… — Селиверстов подпирает перегородку между кабинками, а взгляд такой щенячий, что вот-вот разжалобит, слезу пущу, ну и трусики сниму.
— Чесотка?
— Ир…
— Гонорея?
— Ир!
— Об тебя сегодня уже одна терлась, да сиськи выкатывала, точно не заразился?
— Ир-р-р-р!
— Посиди тут, я ее позову, — произношу великодушно, а сердце ухает от переизбытка адреналина и злобной радости — ведь довела парня!
— Суч***!
Смахивает на комплимент.
— Кобель! — в тон. — В кабинке закройся, не смущай народ своим выпирающим хозяйством. — Насилу поднимаю глаза — я долбанутая на голову нимфоманка, потому что прусь от одной только мысли — из-за меня у соседа жуткий стояк. Любовалась бы и любовалась, но я выше мелкой радости низменного уровня.
Напускаю равнодушия… Прежде, чем покинуть уборную, выуживаю из клатча презерватив и по-дружески участливо засовываю пакетик в задний карман до сих пор распахнутых джинсов Селиверстова:
— Помнится у тебя прогулочный запас вечно на нуле, — еще и за ягодицу стиснув. Блина, как мне это нравится!
— Зато у тебя, смотрю, теперь всегда наготове!
Порываюсь отшатнуться, но Игнат ловит за руку, секунду пилим друг друга молчаливыми, но кричащими взглядами. Даже мелькает шальная мысль, что накинется… К моему счастью, а если по чести, прискорбию, на насилие сосед не решается, нехотя отпускает.
Открываю дверь в уборную аккурат, когда очередная девушка застывает на пороге.
— Бл***, охренела совсем? — с ходу наезжает весьма габаритная особа в байкерском прикиде. — Осторожно нужно выходить!
Какие бешеные леди посещают бои! Хм, нужно бы справочки из психоневрологического диспансера у посетителей требовать.
— Прости, — не ведусь на ссору.
Барышня на меня смотрит, будто на болезненную — с брезгливой жалостью. Чуть отступает, пропуская на выход.
Отбивая «цок-цок» каблуками, спешу прочь:
— Ах, да, в последнюю кабинку лучше не заглядывайте, — советую от чистого сердца, — мне так приспичило… — морщу театрально нос.
Дама зеленеет, в глазах отвращение…
Только дверь в дамскую комнату захлопывается, выдыхаю так резко, словно давлюсь глотком воздуха.
Я устояла! Смогла!
И еще, слава богу, Шумахер не пасет в коридоре. И Лианг… А то бы…
Быстро одолеваю коридор. Уже было ступаю в сторону своей вип-ложи, где уже ждет Родион и нетерпеливо машет рукой, как замечаю красотку-блондинку, умилительно хихикающую, общаясь с бритоголовым мужчиной в футболке и джинсах.
Эта та самая, гипнотизирующая жертв сиськами!
Ловко маневрирую по узкой прямой до октагон-герл, облокотившейся на спинку ограждения вип-зоны.
— Простите, — стучу ненавязчиво по голому плечу. Девушка на меня кидает брезгливый взгляд и даже кривит полные губы.
Проглатываю нелестную реакцию. Закипать из-за такого пустяка — нервов не набраться.
— В женском туалете, в последней кабинке, вас ждут, — шепотом. Интригующе.
— Меня? — большие голубые глаза становятся еще больше.
— Ага, — киваю уверенно. — Не пожалеете! — добавляю с чувством.
С некоторой заминкой девица улыбкой прощается с мужчиной, и грациознее кошки идет между рядов по направлению коридора.
Быстро, как получается в данных условиях, прокрадываюсь к своему месту, по ходу выслушивая разные предложения, как правило, орально-ректального характера. Меня таким уже не смутить. Спасибо Игнату — учитель еще тот.
— Ты чего так долго? — выговаривает Шувалов, как только сажусь рядом. — Уже хотел за тобой идти! — взгляд такой осуждающий, будто я реально провинилась.
— Да там… девицы неадекватные были, — вру и не вру, поэтому мямлю.