— Ты забываешься! — Голем перестает зубоскалить. — Он — мой боец! И мне решать, когда ему и с кем…
— Но спор — это другое дело, — твердит Селиверстов, ничуть не трухнув под устрашающей силой лысого, который явно не привык слышать отказ.
— Ради веселого спора и некоторой суммы денег почему бы не организовать еще один? — край узких губ мужика ползет вверх. — Хорошо, раз уж ты такой правозащитник… — укол Игнату. Голем что-то говорит на ухо Гризли, тот, скабрезно оскалившись, покидает комнату.
Селиверстов садится на диван, где устроилась пара его человек. Хмурые, задумчивые. Некоторое время помещение наполняется шуршанием тихих голосов, которые смолкают, как только брат Гордеева возвращается со Штыком. Он все еще в шортах, на руках бинты.
— Тебе предлагают еще один бой, — без лишних приветствий огорошивает лысый. Он к этому времени размещается в кресле и вальяжно потягивает напиток из бокала. — Наш восточный гость не поверил в честность поединка. Говорит, бой был подставным…
— Что за х**ня?.. — сдвигает к переносице широкие темные брови Штык и метает на Лианга свирепый взгляд.
— Я тебе говорил, не надо быстро, поиграй, а ты… — с показным недовольством поучает Гордеев Рому. — Вот теперь начинаются вопросы, — коротко посмеивается.
— Когда? — стискивает кулаки Штык.
— Сейчас…
— Стандартное время?
— Да! — подает голос Лианг.
— Ставка?
— У тебя процент от десяти штук… баксов.
— Это нечестно! — опять вступается Игнат.
— Химик, я тебе сегодня и так позволил много говорить, — в голосе Гордеева прорезаются рычащие нотки. — Штык — мой боец. Мы сами разберемся.
— А в случае проигрыша? — плевать хочет на угрозы и рычание мужика Селиверстов; у меня дико чешутся руки заткнуть его самостоятельно.
— Сумма ляжет на его плечи, — битва взглядов пугает до мурашек.
— Идет! — встревает между Игнатом и Големом Штык. Селиверстов, недовольно мотая головой, сдается.
— Ну, раз этот вопрос решен, — разводит руками лысый, но радости на лице нет, скорее скука и усталость.
— Я тоже хочу принять участие в споре, — подает голос Шувалов, выводя меня из задумчивого коматоза и вводя в ступор. Он что, идиот? — А че? — криво хмыкает Родион, обнимая меня за талию: — Хочу развлечься. Люблю крупные ставки, — смотрит мне глаза в глаза, будто вызов делает. Струхну или нет.
— Род, — недовольный голос Шувалова-старшего заставляет младшего обратить внимание на босса. Евгений Петрович многозначительно смотрит на Шумахера, но больше ни слова не говорит.
— И? — начинает злиться Родион. — Я что, не имею права ставку сделать?
Босс сжимает губы в жесткую линию, во взгляде сталь. Молчит. Нога на ногу.
Вот честно, если бы он вступил в полемику с братом или начал орать, я бы не так испугалась, как этого глубокого грозного молчания. В нем звучит много разного: упрек, нравоучение, злость, негодование, раздражение…
— Я в споре! — откровенно плюет на предостережение старшего младший. — Отвечаю десяткой!
— На что? — коротко кивает Голем. — Проигрыш или победа?
— Детка, — если меня перекосит от этого слова, я буду не виновата. Само собой… тик… нервный… и рвотный позыв. — На кого поставим?
На миг кошусь на босса. Он продолжает меня игнорировать.
— Я бы не хотела…
— Ир, — нехорошо меняется тон Шувалого. — Я задал конкретный вопрос.
— На Рому! — категорично заявляю, и мне даже не хочется знать, кем будет его соперник.
— Уверена? — обжигают холодом глаза Родиона.
— Да!
— Почему?
— Потому что, — мажу взглядом по Штыку, с не меньшим интересом сверлящего меня темными глазами, — уверена в нем! — так как Шувалов продолжает меня изучать, как, впрочем, и остальные, уставляюсь на Джи Линя. — Лианг выберет достойного, если не лучшего, — поясняю свою мысль. — Он, как и многие представители своей нации, прекрасно разбирается в побоищах и мастерах. Думаю, по фигуре на раз отличит пустышку-качка от тренированной груды мышц истинного бойца.
Кто-то из участников присвистывает, кто-то начинает роптать и шушукаться, а я гляжу глаза в глаза Лиангу. Ему нравится, когда я такая. Вот и сейчас в омуте его прорезей вижу восхищение и желание меня заполучить.
— Тогда почему Штык? — вклинивается в нашу зрительную борьбу Родион.
— Потому что в меру своего восточного менталитета, Лианг рассматривает поединок и бойцов слишком однобоко и прямолинейно. Он не сможет учесть самого главного, поэтому и не найдет достойного противника Штыку. По крайней мере сегодня.
— И что же я не смочь учесть? — Джи Линь терпеливо ждет. Мы оба прекрасно понимаем, что речь не только о споре, но и о нас.
— Тебе не дано разгадать русскую душу. Она не просчитывается, не предугадывается… ее не понять чуждому человеку. У Ромы душа и характер русского медведя. Его не сломать, не подчинить. И моя душа… русская… Она авторитетно заявляет, что победит Рома, какого бы ему соперника ни дали… — Не знаю почему, но перевожу взгляд на Штыка: — Думается мне, ему есть, что терять. Как минимум свободу, а для русского человека нет большего стимула для победы. Это в нашем характере!..
По лицу Штыка скользит горькая улыбка, благодарность.
— Лихо ты завернула, — смачным поцелуем вырывает меня из мыслей Шувалов. — Прям чтец людей. Ты случаем не психоаналитик? — вопрос риторический, поэтому и не думаю отвечать. — Круто. Мне понравились твои аргументы и домыслы, но я бы хотел для начала увидеть противника, с этим не будет проблем? — эта фраза явно к лысому.
— Нет! Иди готовься, — дает указание Роме Голем, а Лиангу протягивает свой телефон:
— Его весовая категория и доступные на данный момент бойцы. Смотри, выбирай!
— Договариваться буду сам! — выдвигает очередное условие Джи Линь.
— За ваши деньги… — губы лысого змеятся, а глаза продолжают излучать мрак.
— А если меня не устроит боец? — тянет на себя одеяло Родион.
— Откажешься от ставки. Еще есть желающие деньгами поссорить? — обводит всех присутствующих смешливо-колючим взглядом лысый. Народ, точно получив заряд — синхронной волной качает головами.
Как только разбираемся с мелочами, участники заметно оживают и уже в более непринужденной обстановке сбиваются в группки поболтать о всяком-разном.
Старший Шувалов демонстративно покидает комнату со своими охранниками, но сначала что-то тихо сказав Родиону. Младший дерзко оскаливается, и только. А потом вместе с Големом, Лиангом и Гризли уходит обсудить детали боя. Команда Игната жарко переговаривается с соперниками, но без агрессии, как хорошие знакомые. Посмеиваются, рассуждая, что и как будет.
Селиверстов, принимая звонок, тоже скрывается за дверью.
Впервые за долгое время свободно выдыханию и немного расслабляюсь. Чтобы себя хоть чем-то занять, иду к бару. Когда занимаю место за небольшой стойкой и хозяйничаю, собирая коктейль храбрости, за спиной раздается упреком:
— Какого хера ты везде, где я? — но тихое настолько, что сначала кажется — слух подводит.
Волнение прогуливается волной по напряженному телу. Заставляю себя оставаться холодной хотя бы внешне:
— Маньячка! Разве непонятно, преследую… — безлико, чтобы сразу понял абсурд ответа. Щедро добавляю в уже имеющийся напиток еще водки — в данную секунду осознаю, что начальная порция была скромна и ее необходимо срочно увеличить.
— Не сомневаюсь, — охриплый смешок запускает неизменную реакцию в организме, сводя с ума бедных насекомышей. Тараканы — тупеют, мурашки — борзеют, бабочки мечтают о статусе «ночные».
— Почему ты с этим ушлепком? Что-то Шувалову должна? Своего киргиза развлекаешь или меня на эмоции проверяешь?
Жадный глоток, прокашливаюсь.
— Все вместе, и в особенности последнее. Помнится, у тебя особенно крутой стояк на меня…
— Су***! — с такой небрежной нежностью, что автоматически брякаю:
— Кобель! — и опять припадаю к коктейлю.
Но насладиться напитком, а вернее опьянеть настолько, чтобы спокойно выдерживать пошлости соседа не успеваю. Передо мной оказывается пресловутый шарик из презика и, как теперь могу убедиться, не пустой, какая субстанция в нем бултыхается. Всю жидкость, попавшую в рот с последним глотком, выплевываю. Надсадно прокашливаюсь, отставляя бокал и нервно выискивая салфетку. Благо, в нижнем ящике нахожу стопку разовых полотенец.
Привожу в порядок себя, столешницу… Тряпочку кидаю в мусорку, что удобно в ногах ютится.
Спиной ощущаю жар — Селиверстов, гад такой, все никак не угомонится и не отстанет. Боюсь посмотреть ему в глаза, поэтому продолжаю подпирать животом барную стойку и якобы рассматривать участников, упорно игноря стоящего за спиной Игната.
— Вернуть хочу! — навязчиво предлагает шарик, причем чуть ли не в лицо сует. Взять не решаюсь, глазами скольжу мимо — смотрят ли на нас?
Блин! Выходка Игната не остается незамеченной. Друзья Джи Линя все видят, но так как заняты общением, особо не зацикливаются над подслушиванием нашей перепалки. Но другу доложат, как пить дать!
— Реально использованный? — морщу нос, и все же становлюсь обладательницей шарика, ведь презент настойчиво впихивают в ладонь.
— А ты проверь — лизни!
От вопиющего хамства щеки горят и зубы сводит от желания послать соседа грубее, подальше и на дольше. Еще пендаля прописать для ускорения, и оплеуху для музыкального сопровождения.
— Мой вкус еще помнишь? — шуршит интимным бархатом Игнат, разгоняя очумелых насекомышей по телу и позволяя им устроить настоящую оргазмическую групповую вакханалию.
— У меня память девичья, поэтому смутно… но, по-моему, плевалась и едва не блевала.
— Ахах, малыш, — охрипло смеется Селиверстов, — проглатывала и облизывалась.
— Не путай меня со своими шлюшками. Зуд прошел?
Повисает щекотливая пауза. Глупо полагаю, что соседа уже за спиной нет, но зря надеялась…
— Еще раз так сделаешь, — суровеет его голос, нарушив безмолвие. Щиплет за ягодицу, да так, что едва не всхлипываю от боли и унижения, но мне, чтобы не выдать чувств, приходится застыть к