– Собираюсь отнести вас в машину.
– Я вполне могу сама.
– В самом деле?
Он выпрямился и смотрел, как осторожно она ставит на землю поврежденную ногу.
– Отлично. Валитесь с ног сами.
Роми оперлась о капот внедорожника, далеко вперед выдвинула больную ногу и быстро переступила. Восстановив равновесие, она повторила этот же трюк со следующей машиной.
– Роми, давайте помогу. Пожалуйста.
– Нет.
Вид у нее был настолько сосредоточенный, что это почти портило ее. Она собирала себя в кулак перед очередным капотом, потом, используя его в качестве опоры, отталкивалась здоровой ногой и, почти не наступая на больную ногу, переносила тело к следующей машине.
Это была настоящая работа.
– Тогда хоть обопритесь на меня.
– Вы слишком высокий.
Она сделала еще один прыжок, но, промахнувшись, наступила на больную ногу. И не сдержала крика.
– Ради бога, давайте я вас донесу! – Клинт прямо-таки висел над ней.
Но она не могла снова к нему прикоснуться.
– Нет, Клинт, мне нужно сделать это самой.
«Зачем нужно? Откуда это упрямство? Черт!»
Он немного отступил, однако оставался рядом. Это было мучительно больно и очень медленно, но Роми все же прыгала. Она – самостоятельная женщина. И Клинт должен был это видеть.
Примерно на полпути к своей машине она вспомнила о внедорожнике. Еще через четверть пути посчитала, что лучше пока ничего не говорить Клинту. Сначала она все выяснит сама. И придет к нему с решением, а не с проблемой. У нее есть контакты в полиции. Там ей помогут без шума разобраться с этими шинами. И с тем, кто порезвился в парке.
Она опять качнулась вперед.
Наконец, совершенно вымотанная, Роми добралась до своей «хонды». Клинт опять взглянул на ее ногу, и его губы сжались в тонкую полоску. Но голос прозвучал ровно:
– Финишировали, принцесса-воительница?
Она только взмахнула ресницами:
– Если бы вас здесь не было, мне пришлось бы самой добираться до машины. Так почему должно быть иначе, даже если вы здесь?
«Потому что я умираю, когда ты меня обнимаешь?»
Он стал мрачнее тучи:
– Если бы меня здесь не было, вам не пришлось бы падать в этих туфлях на каблуках.
Тоже верно. Роми рухнула на пассажирское сиденье и осторожно поставила на пол травмированную ногу.
– Не возражаете, если поведете вы?
Они выехали из города в полном молчании. Даже радио не включили. Только дышалось словно через загустевшую патоку. Она глядела прямо перед собой, на темную дорогу, стараясь не замечать почти материально ощутимого кипения Клинта.
У сердитой Роми уже не было сил. Все-таки злиться – это тяжкий труд. Разумная Роми переминалась с ноги на ногу за кулисами, дожидаясь своего выхода.
И момент настал.
Грубо было сбегать от Клинта без единого слова. Она сама целовала его. Он не заставлял ее запускать руку в его волосы. Это было ее решение. И сбежала она, потому что все эти военные дела...
«Лгунья!»
Тоненький голосок прервал удушье. Клинт мельком взглянул на нее в темноте салона и опять перевел взгляд на дорогу.
«Скажи правду, девочка».
Опять Полковник, безжалостный в вопросах честности и личной ответственности. Роми нахмурилась. Это и была правда? Разве нет? Она опять мысленно вернулась в темный переулок. Сила Клинта, его доверие. Его широкие плечи. Свежая короткая стрижка. То, как он прикрывал ее своим телом от любопытствующих глаз.
Она смущенно вздохнула:
– В прошлый раз я после секса забеременела. Странно, как это они не скатились в кювет. Но голос его прозвучал напряженно:
– Простите?
Роми опять глубоко вздохнула:
– Это был мой первый секс. Который в значительной степени определил и то, что это был мой единственный секс.
Она не могла отцепиться от словечка «секс», чтобы не зарыдать в голос.
Он удивленно взглянул на нее:
– Вы забеременели с первого же раза?
Она пожала плечами. Слишком небрежно.
– Полагаю, именно поэтому юных девушек и предупреждают о первом сексе.
Он глядел то на нее, то на дорогу. Потом все-таки не выдержал, вдарил по тормозам, съехал на обочину и заглушил мотор.
И уставился на нее в темноте. Она смотрела на него. Молчание явно затянулось.
Тогда Роми продолжила:
– В следующие два года задача заключалась в том, чтобы выдержать отца и растить сына. А потом у меня на руках оказался научившийся уже ползать малыш, которого надо было кормить и одевать. Впору было взять его на руки и идти побираться. К тому времени, как Лейтон пошел в школу, я уже отбросила... все... романтические бредни.
Клинт покачал головой:
– Всего один раз?
Роми стиснула кулаки. Он ее не понимал.
– Как думаете, мы сможем пережить такую новость?
– Вы практически девственница!
«О господи, а он все о том же!»
– На самом деле я и тот раз не считаю.
– Как это – не считаете?
– Я была... Я не была влюблена.
Клинт внимательно смотрел на нее:
– Вас принудили?
– Нет. Мятеж против отца. Парень просто послужил мне орудием. Но сама я в этом почти... не участвовала.
Вот почему в свои неполные двадцать шесть она еще даже толком не целовалась. Не говоря уж о любви...
– Разумеется, я не планировала... не думала, что забеременею.
Клинт вцепился в руль и тихонько выругался.
– Не судите меня, Клинт.
«Ничего себе, не судите! Думать и говорить – разные вещи. Слова тоже имеют силу».
Он опять перевел взгляд на нее:
– Судить вас? Вы же, по сути, девственница, Роми, а я чуть было... Что, по-вашему, я должен чувствовать?
– И себя не судите. Я просто хотела, чтобы вы поняли, почему я... убежала. Это было грубо. Простите.
Он помолчал, потом рассмеялся:
– Такое впечатление, что вы не извиняетесь, а бранитесь.
– Если вы будете продолжать давить на меня, я действительно рассержусь. Я только хотела, чтобы вы знали, почему я ушла.
Наступило молчание. Наконец он заговорил, тихо, но твердо:
– Я езжу в город. Раза четыре в год... чтобы встретиться с женщиной по имени Эдриен Лукас.
В душе Роми поднялась буря.
– Доктором Эдриен Лукас из медицинского корпуса. Это условие моего отпуска. Она психотерапевт, Роми. Она меня наблюдает.
– А в каком вы отпуске?
– Они называют его медицинским, а я называю отпуском последней инстанции. Либо это, либо отставка. Корпус хотел бы, чтобы я остался.
– А вы не хотите?
Молчание.
– Что случилось?
Пальцы Клинта выбивали ритм на руле. Наконец он кашлянул и глухо произнес:
– Нас называли отборной силой. Одна из элитных частей Австралии. Нас посылали в самые горячие точки. Поиск, разведка, освобождение заложников. Мы видели такое, чего не видел никто. В конечном счете привыкаешь. И сам участвуешь в подобном же.
Роми протянула руку и легонько коснулась его бедра. Ей очень нужно было прикоснуться к нему.
– Однажды я увидел то, с чем свыкнуться не смог. Один из моих патрульных совершил такое... – Клинт потряс головой и глубоко вздохнул. – Ребенок. Не старше Лейтона. Невозможно. Мы должны были помочь людям. В разведке нас было двое: лейтенант и я. Мне не хотелось доносить на старшего, на друга, но я не знал, что еще сделать. И сказал об этом Эл Ти. Мы были довольно близки. Он, казалось, и сам сожалел. Сказал, что ценит то, что я пришел к нему. В благодарность за это он предоставил мне отпуск на выходные. Весь уик-энд я пропьянствовал в пустыне, пытаясь выкинуть увиденное из головы. Когда я вернулся на базу, то сразу был вызван на ковер к начальству.
– А что случилось?
– Эл Ти сослался на то, что я ручался за операцию, а в ближнем бою не сделал того, что требовалось. Я был вынужден оправдываться. Таким образом, выходило, что его слово, слово вышестоящего, против моего. Я стал говорить о ребенке, что он всего лишь защищал свою семью.
Роми смотрела на него:
– Вам не поверили.
– Мы все равнялись на Эл Ти. Он был самым лучшим, самым талантливым. – Клинт горько рассмеялся. – Он упредил меня. Заявил, что я трус, и постарался, чтоб об этом узнал весь взвод.
– И они в это поверили?
Клинт молчал. Роми поняла:
– Вы не опровергли его! Вы смолчали.
Как женщина, которую все время обвиняли, она знала, как это сказать. Просто. Ровным тоном. Без осуждения.
– Я думал, что смогу это выдержать. Я наблюдал за Эл Ти, чтобы не произошло чего-нибудь подобного. Но другие солдаты, люди, доверявшие мне свои жизни, вдруг не пожелали со мной знаться. И я стал ходить в разведку один. И Эл Ти продолжал выходить...
Клинт напоминал раненое животное. Роми поняла, как ему важно было доверие товарищей. И как тяжко далась его утрата.
– В конце концов он зарвался. Команда вывела его на чистую воду. То, что видел я, оказалось всего лишь вершиной айсберга. Даже они были шокированы. Помощник командира поспешил возместить причиненный мне ущерб, но я уже не верил людям, с которыми служил. Я не знал, что делать и уже начал думать, что... – Что бы ни хотел сказать, закончить он не смог. – Большую часть года, когда не было заданий, я пил. Это был единственный способ заснуть ночью.
– Тогда вы и ушли в отпуск?
– Командование посчитало это некоторой компенсацией. А кроме того, им не хотелось, чтобы орденоносца видели в таком виде. Меня отправили в медицинский отпуск до тех пор, пока не кончится срок моей службы. Благородно и без суеты. Вот и все.
Из всех вопросов Роми почему-то выбрала самый болезненный:
– Но не для вас?
Глаза Клинта сверкнули.
– Это была моя семья, Роми. Я умер бы за любого из них, и не один раз. Да так и бывало. Но жить в коллективе, который ставит под сомнение твою смелость, твою честь...
«Смерть, но не бесчестье».
Роми вздрогнула. Сначала мать бросила отца Клинта. Потом его предал лейтенант. Братья по оружию от него отвернулись. Корпус отказался от него. Единственный, кто остался у него на свете, – Джастин. Удивительно, что Клинт еще что-то способен делать. Какая же в нем кроется сила!