— Вот это да! — воскликнула Петра, глядя на выпечку уже совсем другими глазами. — И даже шоколад.
— Да — и марципан тоже внутри. — Эвелин сделала серьезное лицо. — Можешь поверить, но когда-то я весила больше сорока килограммов.[29]
— Правда? — воскликнула снова Петра. — Никогда бы не подумала, — поколебавшись, добавила она.
Эвелин бросила на меня лукавый взгляд, ясно дававший понять, что никогда в жизни она не весила ни на грамм больше, чем теперь. Конечно, нет.
— С этими коржиками я сумела сбросить все за четыре недели, — сказала Эвелин Петре. — И если теперь меня мучает чувство голода, то я могу есть мучное столько, сколько захочу, не опасаясь, что на следующий день не влезу в свои самые узкие джинсы. Даже наоборот: если у меня появляется несколько лишних граммов, я просто съедаю пару Николаусов.
— Вот это да! — снова воскликнула Петра. — А я-то не то чтобы имею проблемы с весом, но всегда вынуждена себя во всем ограничивать.
— Это мне знакомо, — сказала Эвелин. — Иногда приходится брать себя в буквальном смысле за горло, чтобы противостоять соблазну. Очень жестоко.
Петра кивнула.
— А вот с этими коржиками можно положить конец постоянному чувству голода.
— А они хоть вкусные? — спросила я.
— Еще какие, — ответила Эвелин. — Возьми попробуй… вот хотя бы звездочку.
Петра завистливо наблюдала, как я беру с тарелки коржик. Я с опаской откусила кусочек. Нет, не то чтобы я опасалась за качество обезжиренного масла и некалорийного шоколада. Я просто боялась, что на вкус конопля такая же противная, как и когда ее куришь.
— Потрясающе! — восхищенно воскликнула я. Взгляд Петры стал еще более завистливым.
— Правда? — Эвелин сияла от радости. — Я долгие годы добивалась этого, потому что покупать такую выпечку было непосильно дорого. А раньше купить нечто подобное можно было вообще только за границей, здесь, в Германии, все никак не приобретут патент.
— Типично немецкая проблема, — сказала Петра, с жадностью рассматривая коржики. — Все равно лучшие нейтрализаторы аппетита можно получить только из США.
— Да, но здесь они еще и не облагаются пошлиной, — продолжала разглагольствовать Эвелин. — Я имею в виду мои коржики.
— Ага, — сказала я и задержала руку с половиной коржа на полпути ко рту.
Ага! Кажется, начинка уже начала действовать, потому что я почувствовала, как меня слегка повело.
— Итак, у меня появился интерес вот к этому снеговику.
Впервые с того времени, как я с ней познакомилась, тон Петры был невероятно вежливым. Эвелин помедлила:
— Но я не знаю, разрешено ли мне распространять этот рецепт в нашей стране.
— Ах, если бы ты знала, как мне нравится кушать то, что не разрешено! — рассмеялась Петра.
И это было новостью. Словно она уже попробовала кусочек коржика.
— Ну, хорошо, — сказала Эвелин и протянула Петре тарелку.
Петра с плохо скрываемой жадностью схватила снеговика и сразу откусила у него голову.
— Потрясающе! — воскликнула она.
— Да, правда? — Я с любопытством наблюдала за Петрой.
— Этот снеговик определенно стоит своих пятидесяти евро, — вскользь заметила Эвелин.
— В самом деле? — Петра с удивленным лицом откусила от снеговика кусок живота.
— Это как минимум, — сказала Эвелин и подмигнула мне.
Я положила руку себе на живот. Ой, мне становилось дурно.
Но Петра, казалось, привыкла есть на халяву, ни на что не обращая внимания. Она засунула в рот остатки снеговика и произнесла:
— Действительно, стоящая вещь.
— Еще одного? — спросила Эвелин. — Николаусы тоже замечательные.
— Но ведь поедание снеговиков требует большего расхода калорий, чем они в себе содержат, — сказала Петра.
— Да, но в Николаусах вообще нет калорий.
Боже мой, до чего же все-таки глупа эта Петра.
— Где вообще нет калорий? — спросил кто-то.
За нашими спинами послышались шаги нескольких пар ног, входивших в магазин.
Сердце у меня ушло в пятки. Полиция! Наркоконтроль! Неужели они уже побывали в питомнике?
Но это, конечно, был не наркоконтроль. Это были всего лишь Катинка, Эберхард и их дети.
— Что привело вас сюда? — спросила я.
— Желание купить растения, что же еще? — ответила Катинка и засмеялась. — Но что-нибудь низкокалорийное я бы тоже взяла с собой.
— Пожалуйста, — сказала Эвелин и подвинула тарелку с коржиками. — Собственная выпечка.
— Эвелин! — Я быстро отодвинула тарелку обратно. Катинка, в конце концов, была беременна. — Какие вам нужны растения, Катинка?
— Эберхард хочет устроить живую изгородь вокруг бассейна, чтобы на следующее лето его никто не мог видеть купающимся.
— Ммммм, — раздалось от Петры. Она как раз приговорила третьего снеговика.
— Я хорошо его понимаю, — произнесла я, имея в виду, конечно, выдающуюся задницу Эберхарда.
Эберхард ехидно посмотрел на Петру.
— Что касается меня, я бы отдал предпочтение лавровишне, — сказал он. — Она растет быстро и долго остается зеленой.
— Это правильно, — согласилась я. — Зато бамбук дает более плотный слой зелени и очень быстро. И больше подходит для бассейна.
— Но бамбук дорогой, — произнес Эберхард. — Что касается меня, я проинформирован на этот счет.
— Дингс, Оливия сделает для тебя сезонную скидку. — Это произнес Фриц, который в этот момент возник на пороге магазина.
Что, черт возьми, здесь происходит? Семейный сбор?
— Конечно, я предложу тебе замечательную скидку, Эберхард, — сказала я. — Но ты прав: бамбук — очень дорогое растение.
— Тогда я не буду его брать.
— Но, Эби! — взмолилась Катинка.
Она определенно была за бамбук.
— Поспешай медленно, — заявил Эби. — Только благодаря этому девизу я чего-то достиг.
— Но иногда можно позволить себе немножко потранжирить, — сказал Фриц.
— Чем я могу тебе помочь? — спросила я у него.
— Коржик? — обратилась к Фрицу Эвелин.
— Я еду вместе со Штефаном на собеседование по поводу работы, поэтому я здесь, — объяснил Фриц.
Эвелин хихикнула:
— Да, малыш еще никогда не делал ничего подобного. Папочка должен отвести его к дяденьке за ручку.
— Ого, — вставил Эберхард.
— Ерунда, — сказал Фриц. — Я лишь поеду туда с ним, не больше. Я должен поздороваться с людьми и все такое. Просто знак вежливости.
— А Штефан и в самом деле получит работу в Чикаго? — спросила Эвелин.
— Если сможет достойно себя представить, — ответил Фриц.
— У-г-у-уг-у-гу, — пробормотала Петра.
Никто не знал, что тем самым она хотела нам всем сказать.
Штефан вышел из кабинета в торговый зал. В новом костюме. И, как я смогла заметить, в новом галстуке. И в новой рубашке. И в новых туфлях.
— Вот так должен выглядеть деловой человек, — гордо сказал Фриц.
— Чикаго, мы идем к тебе! — провозгласил Штефан.
— Коржик? — спросила Эвелин.
Я отодвинула тарелку еще дальше в сторону.
— Ты сдурела? — прошипела я. — Он же испачкает свой новый деловой костюм крошками.
— Ты выглядишь потрясающе, — встряла в разговор Катинка. — Как Кевин Кёстнер. Не так ли, Эби? Штефан выглядит как Кевин Кёстнер.
— Как Брэд Питт, — сказала Петра. — Он выглядит как Брэд Питт.
— Лучше, — проронила я. — Лучше.
Штефан польщенно заулыбался.
— Пожелайте мне удачи.
— Много удачи, — сказала я.
— Много удачи, братик, — гордо сказала Катинка.
— Смотри, не задень животом о прилавок, — угрюмо обратился к жене Эберхард, очевидно, вне себя от зависти.
— Маленький коржик на удачу? — спросила Эвелин.
Я в очередной раз отодвинула тарелку прочь. Достаточно того, что Петра уже наглоталась наркоты.
— Ты действительно хочешь, чтобы он получил эту работу? — спросила Эвелин, когда Штефан и Фриц скрылись за дверью, а Эберхард, Катинка и дети направились вслед за господином Кабульке в питомник выбирать саженцы.
— Почему бы нет?
— Чикаго очень далеко, — сказала Эвелин.
— Чем дальше, тем лучше, — заметила я.
— Понимаю, — согласилась Эвелин и серьезно посмотрела на меня.
— Тогда ты первая, — произнесла я. — Штефан до сих пор считает, что мы остаемся семейной парой.
— Да, мужчины часто бывают тугодумами.
— Я уже съела коржиков на две сотни евро, — вдруг прохихикала Петра. — Это самые дорогие рождественские коврижки в моей жизни.
— Тогда можешь взять с собой, — разрешила Эвелин.
Петра снова хихикнула.
— Значит, теперь он так или иначе станет менеджером в Чикаго, наш господин Гертнер?
— Это мы еще посмотрим, — вставила Эвелин.
— Мой муж тоже зарабатывает деньги, — сказала Петра.
— Так это же прекрасно, — одобрила я.
— Да, но деньги портят характер, — сказала Петра. — Спустя какое-то время парни вбивают себе в голову, что они очень хорошие.
— Что?
— Ну, вот мой муж, например, — проговорила Петра. — Он думает, что он лучше, как я.
— Чем, — поправила ее Эвелин.
— Чем как я, — «поправилась» Петра. — Точно. Он думает, что я где-то несимпатична. При этом у него у самого лысина и пузо. Итак, кто же из нас двоих несимпатичен, он или я?
— Даже сомневаться не приходится, — произнесла я.
Похоже, Петре посчастливилось услышать от своего мужа то же, что и мне от Штефана. С той лишь разницей, что у Штефана не было ни пуза, ни лысины.
— Да ясно же, — заметила Петра. — Поэтому я показываю ему везде и всегда, что могу получить каждого второго мужчину, если захочу.
— Ах вот оно что, — с пониманием произнесла я.
— Да, а мне уже хочется плакать, — пожаловалась Эвелин.
Петра снова хихикнула.
— И это было совсем нетрудно — увести у тебя твоего благоверного, — сказала она, обращаясь ко мне. — А я тебя еще и предостерегала.
— Предостерегала? Ты, меня?
— Ясное дело. Я говорила тебе, что если ты и дальше будешь бегать туда-сюда, как трубкозубка, то я ничего не смогу тебе гарантировать. Да, а ты так и продолжал