– Вот, – весело подтвердил Клюев, – а отказаться нельзя. Гость, отказавшийся от угощения, наносит хозяину страшное оскорбление. Пришлось есть.
– И как?
– А что как? Лес большой, дорога длинная, – Клюев залпом выпил кофе, поставил чашку на стол и уже серьёзно спросил. – Что-нибудь происходило в моё отсутствие?
– Да ничего, – скучным голосом ответил иглеанин, – Гринбер не воскрес, а вот Пама и Толго система жизнеобеспечения неплохо подлатала. Оба уже в сознании, но поговорить с ними не было возможности. Система не пустила меня в каюты.
– Лативумсайо?
Валкиндат потёр виски.
– Знаете, Клюев, – откровенно сказал он, – по-моему, янусианин рехнулся. Сами посудите, в принципе, цел и невредим, но в каюту к себе не пускает категорически. Приоткроет дверь, глазами испуганными постреляет и всё. Разговаривать отказывается, а сам, между прочим, постоянно бубнит.
– Вы бы осторожнее с оружием, – посоветовал Клюев, наблюдая, как иглеанин крутит его, словно игрушку, – как бы не пришлось вас рядышком с Гринбером укладывать. Система безопасности – она ведь шуток не понимает.
– Да отключил я её, – досадливо отмахнулся Валкиндат, – какой теперь смысл.
– Архин тоже у себя заперся, – сообщил он, чуть погодя, – один раз вас спрашивал. Сказал: с Клюевым буду говорить, больше ни с кем.
– Интересно, – протянул Клюев, – а вы?
– Я? – Валкиндат грустно улыбнулся. – Я целый день сижу и жду, из-за какой двери в меня выстрелят. Скоро стану, как Лативумсайо.
Клюев подвинул своё кресло ближе, облокотился, подпёр подбородок рукой.
– Скажите, Валкиндат, – спросил он, – а как давно вы знакомы с Памом?
Когда за окном всё отчётливее стали проступать извилистые очертания коричневого леса, Клюев понял, что окончательно вымотался. После непростого разговора с иглеанином, он в нарушение всех правил и инструкций, не обращая внимания на ругань системы жизнеобеспечения, заставил капсулу впустить его к Паму и Толго.
Руокрыл ничем особо не порадовал. Коверкая слова больше обычного, он сообщил только, что уже собирался направиться к лесу, когда заметил в противоположной стороне меж деревьев мелькнувшую фигуру. Судя по росту и манере двигаться, это был не абориген. Больше сообщить он ничего не мог, фигуру скрывали заросли и густая тень. Потом вспышка и жгучая боль в крыле.
Толго говорил свободнее, но как-то осторожно, взвешивая каждое слово и всегда дожидаясь следующего вопроса. Да, он пытался наладить связь. Нет, пока это у него не получалось, но вы же понимаете, там всё поломано. Потом его зачем-то, он не расслышал, окликнул Гринбер, и он, Толго, зашёл в его каюту. А дальше? Дальше он ничего не помнит. О том, что Гринбер погиб, а Пам серьезно ранен, узнал утром от Валкиндата. Это страшно, согласитесь, Клюев, это очень страшно. Простите, но когда Эльбан вступал в Сообщество, ему обещали процветание и поддержку, а уж никак не военные действия на других планетах. Разумеется, если он что-нибудь вспомнит, будьте уверены…
Каталиец открыл сразу. Бросалось в глаза, что чувствует он себя ненамного лучше Клюева.
Конечно, он ни в кого не стрелял, какая чушь! А если бы и стрелял, то в первую очередь погиб бы сам. Это же понятно. И он понятия не имеет, что произошло. Был шум. Нехороший шум, как будто кто-то падал. Затем сирена. Он побежал к каюте Гринбера, а там они оба. Уже. Бластер? Ах, бластер. Оружие выкатилось ему под ноги. Он поднял. Зачем? Машинально, наверное. Да, Гринбер был нехорошим человеком. Низким и подлым, способным на подлог и воровство. Но убивать?! Здесь?! Нет, он, Архин Кули, не убивал Гринбера.
– А почему вы вернулись? – вставил Клюев. – Из леса?
Архин споткнулся на полуслове.
– Документы, – признался он неохотно, – у меня в каюте. Гринбер мог выкрасть. Я опасался.
Клюев уже выходил, поблагодарив за помощь, когда каталиец вдруг остановил его:
– Подождите! Ещё кое-что.
А вот это был сюрприз. Любопытный сюрприз.
Оказывается, прошлой ночью не спалось и Архину и, чтобы немного остыть и вогнать себя в дремотное состояние, он из своей каюты вышел на террасу. Постоял недолго, почувствовал сонливость и уже собирался было вернуться обратно, когда из приоткрытой двери соседней каюты услышал голоса.
– Зачем вы здесь? – голос Толго.
– Кгто ты? – голос Пама.
– Я вас не понимаю, – голос Толго.
– Ты не он. Кгто ты? – голос Пама.
– Я вас не понимаю, и прошу немедленно покинуть мою комнату, – голос Толго.
– Мы Валкгиндат знакгомы. Ты Валкгиндат не знакгомы, но ты Валкгиндат знает.
– Послушайте, господин Пам, сейчас совсем не время для загадок, – голос Толго, – давайте продолжим наш бессмысленный разговор завтра.
Молчание.
– Эльбан – древняя раса? – голос Пама.
Молчание.
– Иглениане не любят сам через кгосмос. Мы часто кгорабли им. Часто. Я тоже.
Молчание, потом Толго изменившимся голосом:
– Не любят, говорите, через космос. И ты тоже?
– Эльбанскгий кгорабль мы встречать в тот год. Помогать в тот год, – голос Пама, – я буду ходить и думать. Скгоро тебе скгажу, что.
«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» – мысленно присвистнул Клюев.
Что касается Лативумсайо.
Что касается Лативумсайо, то Клюев удостоился только лицезреть в нервно приоткрытую дверь половину перекошенной зеленоватого цвета физиономии янусианина, услышать неразборчивое бормотание и не более.
Клюев, морщась, снял очки. Принялся растирать глаза.
Три факта можно принять как аксиому. Во-первых, это точно не несчастный случай. При несчастных случаях прицельные выстрелы, конечно, бывают, но крайне редко. Значит, всё же попытка убийства. Во-вторых, он, Клюев, однозначно ни при чём. Значит, минус один подозреваемый. И, в-третьих, ни Гринбер, ни Толго активировать систему безопасности не могли. Не дураки же они, в самом деле, под удар подставляться.
«Зелёный – опасно!» – сказал старый шешек. Точнее – зелёный позади, за спиной Валкиндата, лицом к лицу с аборигеном. Кого же ты там увидел, глупенький? Запись внешнего наблюдения ничего не дала. Пространство внутри дипкапсулы и часть террасы датчики не охватывают, запрещено. Это и понятно, угрозу можно разглядеть на расстоянии, а в случае чего включится система безопасности.
Зелёный, зелёный…
У Архина тёмно-зелёный скафандр. У Гринбера, который, кстати, вполне мог оказаться на планете гораздо раньше, чем официально появился, зелёный значок МЗК. У Пама при определённом освещении крылья слегка отливают салатовым. Янусианин, когда волнуется, зеленеет лицом. Набалдашник моей трости в режиме ожидания тоже мерцает зелёным. Тьфу.
Молодец, Герман, поздравляю, ты успешно впадаешь в старческий маразм.
Бред высшей категории.
А вдруг я не там ищу? Вдруг история с Валкиндатом была банальным отвлекающим манёвром? Кто в таком случае является настоящей целью убийцы? Пам? Ведь именно в него стреляли. Архин? Собственно, почему бы и нет. Толго? Прилично контужен, но ведь мог быть и убит. Или, как ни крути, Гринбер? Из всех вышеперечисленных он один уже никогда не вернётся на родину.
Так, снова и по порядку.
Кто мог разбить коммуникатор? Кому это было на руку? А вот господину Гринберу более всех это было на руку, царство ему небесное. Зачем? А чтобы огласка скандала не сорвала переговоры и подписание договора.
Лативумсайо было на руку? А хрен его знает. С чего мы вообще взяли, что это был он? Толго сказал. А если Толго врёт? А зачем ему врать?
Вчерашней ночью, похоже, не спал никто, и в центр связи мог зайти любой. Мог зайти любой.
Клюев почесал увеличивающуюся лысину.
А давай-ка, Герман, поиграем в слова. Если сказать не «любой», а «каждый»? А теперь «каждый» заменить на «все».
Ой-ой-ой, Герман. Это что же получается? Это же получается, что ты тут самый главный идиот, Герман. Старый идиот!
А забавно всё же, чем им так насолил Гринбер? Впрочем, не время. Делать-то что сейчас? И дальше изображать непонимание и усиленную, но безрезультатную мозговую деятельность или рискнуть раскрыть карты? Сыграть, так сказать, ва-банк.
Так, допустим, Гринбера они убили. Остаюсь я один.
Ан нет, ребятушки, не один. Со мной ещё Толго.
Значит, нас двое. Не станут же они убивать эльбана! Да и три трупа вызовут вполне объяснимый интерес не только Земли. Эх, Герман, не к шешекам в деревню надо было бегать, а с Толго поговорить по душам! Если бы я понял всё раньше, если бы я…
Стоп!
Есть такое замечательное слово – ошеломить. Насколько известно, родилось оно в стародавние времена в боях да сражениях, когда один более расторопный воин умудрялся засветить мечом со всей дури другому, менее расторопному, по шелому, шлему, то есть.
Уж какое там небо в алмазах видел ошеломлённый, неизвестно, а вот у Клюева в глазах мгновенно потемнело.
А потом прояснилось.
Да настолько прояснилось, что соскочил Клюев с места, как ужаленный, и ну лупить себя ладонью по лбу, тихо, но очень отчётливо матерясь.
Тяжело найти чёрную кошку в тёмной комнате, видите ли?
Лента Мёбиуса, видите ли?
Улыбка Джоконды в Чёрном квадрате, видите ли?
Господи, надо же быть таким слепым!
Кошка не чёрная.
Кошка серая!
Ах, едят вас мухи!
Чужое, полное непривычных цветов и запахов утро расползалось по окрестностям неспешным рассветом, а Клюев ещё долго, не в силах успокоиться, метался по зале и время от времени грозил кому-то в пространство кулаком.
Глава XII
Очень подмывало сказать: «Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие».
Очень подмывало, но Клюев сдержался.
Когда утром он сообщил, что готов поделиться своими соображениями по поводу всего случившегося, реакция была разной. Однако сейчас они все были здесь: откровенно скептически настроенный Валкиндат с бластером на коленях; даже в кресле вытянутый, как струна Архин Кули; осунувшийся, казалось, ещё сильнее, дёрганный с бегающими глазами Лативумсайо (с ним пришлось здорово повозиться); недвижимый, как изваяние, Пам со слегка отставленным левым крылом, по которому разноцветными искрами сновали медицинские нанороботы; грустный Толго в неизменном синем плаще с капюшоном, скрывающим половину лица, оставляя впрочем, большие трогательные глаза видимыми.