Власти Голландии заинтересовались творчеством знаменитого земляка лишь после окончания Второй мировой войны. Было принято решено создать Фонд Винсента Ван Гога и открыть в Амстердаме большой музей художника, построенный архитектором Герритом Ритвельдом. Его строительство началось в 1963 году при непосредственном участии племянника живописца, сына Джоанны, ставшего инженером. Музей Винсента Ван Гога в Амстердаме был открыт в 1973 году, но окончательно его строительство завершилось лишь в 1999-м. Здесь собрана самая большая коллекция работ живописца: более 200 картин, более 500 рисунков и примерно 700 писем художника.
Вместе с Полем Сезанном, Жоржем Сёра и Полем Гогеном Ван Гог ныне считается одним из основоположников современного искусства.
Его творчество было попыткой упорядочить мир, оно дало ему возможность примириться с враждебной действительностью и с раздирающими его внутренними противоречиями. Ван Гог противостоял непостижимости мира со страстной убежденностью, с теоретически обоснованным взглядом на вещи, свойственным художнику. Он не ставил перед собой задачи укрыться от реальности и не стремился сознательно занять позицию страдальца в жизни, напротив, он был неистово увлечен идеей воплотить мир в ярких, осязаемых образах.
Альфред Жарри (1873–1907)
Я никогда не иду туда, куда идут все.
Человеческое сердце обладает досадной склонностью именовать судьбой только то, что его сокрушает.
Короткая жизнь Альфреда Жарри драматична от самого начала и до стремительно наступившей кульминации — скандальной постановки фарса «Король Убю», завершившегося смертельной развязкой.
Отец Альфреда, Ансельм Жарри, был разорившимся торговцем средней руки, слыл легкомысленным человеком, а мать, урожденная Каролина Кернест, — полусумасшедшей и взбалмошной особой, кичившейся дворянским происхождением и благородным воспитанием. Ей льстило обращать на себя внимание окружающих умопомрачительными шляпками и экстравагантными переодеваниями. Альфред-Анри Жарри, появившийся на свет от этого странного брака 8 сентября 1873 года в бретонском городе Лавале, не любил родителей. Повзрослев, он не стыдился называть отца ничтожеством, а мать — «лишенной души».
Родители рано развелись и Каролина Жарри, забрав шестилетнего Альфреда, перебралась в небольшой городок Сен-Бриё, а затем в столицу Бретани Ренн. Получив здесь степень бакалавра, Жарри отправился в Париж для продолжения образования.
Когда в возрасте 18 лет провинциал приехал «покорять» Париж, в нем не было и намека на будущего ёрника и макабера: он выглядел скромным, благовоспитанным юношей с хорошими манерами, тщательно следил за своей внешностью, был старателен и усидчив. Свидетельствует Ф. Лефевр: «По-человечески он был сердечен и даже сентиментален. Он говорил быстро, приятным чистым голосом; в нем еще нисколько не было той сухости в обращении, того выговора папаши Убю, той манеры держать себя, которые он усвоил позже…»
В 1893-м был издан первый сборник работ Жарри «Les minutes de sable mémorial». В том же году скончались родители Жарри; доставшееся Альфреду небольшое наследство он довольно быстро промотал.
В столице с Альфредом произошла малопонятная вещь: способный молодой человек с великолепной памятью, почти круглый отличник в лицеях Сен-Бриё и Ренна, с треском провалился на письменных экзаменах в Высшую нормальную школу. Записавшись на отделение риторики в знаменитый лицей Генриха IV[102], он предпринял еще несколько безуспешных попыток поступить в Высшую нормальную школу, а в марте и октябре 1894 года пробовал сдать экзамены на степень лиценциата в Сорбонне, но и здесь потерпел полное фиаско. Оставшись до конца жизни бакалавром, Альфред тяжело переживал этот удар по самолюбию.
На короткое время судьба улыбнулась ему: начав сочинять юмористические скетчи-фарсы, А. Жарри стал сотрудничать с малотиражной парижской прессой: опубликовал фрагмент «Гиньоль» и небольшое эссе «Быть и жить». Его первые литературные пробы, отличавшиеся остротой ума и острым сатирическим даром, были замечены известным поэтом и влиятельным литературным критиком Реми де Гурмоном, который ввел начинающего автора в круг редакции журнала французских символистов «Меркюр де Франс». Журнал издавали Альфред Валетт и его жена, писательница Маргерит Эмери, выступавшая под псевдонимом Рашильд.
Проницательный Альфред, быстро подмечавший человеческие слабости, сообразил, что Маргерит гордится «мужским складом ума» и хитро обыграл эту женскую слабость:
— Нам приходилось читать ваши историйки, мадам, — сказал он, впервые появившись в салоне Рашильд на одном из ее «вторников». До сегодняшнего дня мы полагали, что их сочинил мужчина! Теперь мы видим, что ошиблись, и это достойно всяческого сожаления.
Хитрость сработала, и уже в июле 1894 года журнал опубликовал небольшую драму Жарри «Альдернаблу», а в сентябре — книгу «Песочные часы памяти», изданную, правда, небольшим тиражом (около 200 экземпляров).
Увы, литературная карьера Жарри оборвалась так же быстро, как и началась: в ноябре 1894 года его призвали на военную службу. Позже опыт военной службы Жарри положил в основу повести «Дни и ночи».
Выросший без отца, избалованный матерью, привыкший делать «что хочется», Жарри, конечно, был органически не способен переносить армейскую дисциплину, и хотя благодаря высоким родственным связям он пользовался разными послаблениями, получал внеочередные отпуска в город, частенько симулировал болезнь, чтобы «отдохнуть» в полковом госпитале, и даже позволял себе вежливо поиздеваться над начальством, служба была для него мукой. Небольшого роста, с коротковатыми ногами и руками, Жарри не был в состоянии ни маршировать в ногу, ни даже правильно держать ружье, которое вынужден был носить на манер алебарды. Пробыв в армии тринадцать месяцев (вместо положенных четырех лет), он был комиссован 14 декабря 1895 года в связи с «хронической желчно-каменной болезнью»[103].
Полторы недели спустя, на Рождество, поделив с сестрой наследство недавно скончавшегося в Лавале отца, Жарри был уже в Париже. Начинался 1896 год, «главный» год в его жизни — год «Короля Убю».
В июне этого года неудачливый «солдат» устроился секретарем к директору нового модного театра «Эвр» Орельену Люнье-По. Театр «Эвр» был создан в 1893 году как полемическая контроверза реалистически-натуралистического Свободного театра Андре Антуана и имел четкую символистскую программу. В основе его репертуара лежали пьесы восходящих звезд символизма Метерлинка, Ибсена и Гауптмана.
В театре Жарри соглашался на любую работу, но главной его целью являлось «проталкивание» только что написанной собственной пьесы — сатирического фарса «Король Убю» («Ubu Roi»). Надо сразу признать, что идея фарса не принадлежала Жарри: школьный опус имел не только реального прототипа, добродушного толстяка Феликса Эбера (папаши Эба), преподававшего физику в реннском лицее в 80-е годы, но и первоначальный текст, сочиненный однокашником Альфреда, 13-летним учеником реннского лицея Шарлем Мореном (1885). Жарри, поступивший в этот лицей лишь в 1888 году, активно участвовал в коллективных переделках пьесы, изобрел имя Убю (ныне ставшее во Франции нарицательным), а также участвовал в ее домашних постановках.
Кто такой король Убю? Это — главный дегенерат мировой драматургии, мелкий домашний тиран, волею случая превратившийся во всесильного диктатора, беспрекословно подчинившего себе всех и вся. Написанный в 1896 году гротескный фарс фактически предвосхитил тиранов ХХ века, о которых Эрих Фромм позже скажет: Гитлеры не исчезают, они кишат между вами, ими может быть ваш сосед по лестничной клетке, сослуживец, учитель, врач… Жарри фактически показал чудовищную сущность некрофила, терзаемого свалившейся на него властью — властью, которая постепенно убивает душу, разрывает сердце, превращает Убю в монстра, в некую механическую машину, не способную ни на один человеческий поступок.
Я не случайно вспомнил здесь Э. Фромма, потому что в творчестве Альфреда Жарри находит свое идеальное воплощение ницшеанско-фрейдистское «Оно», обозначающее совокупность неведомых, бессознательных и подавляемых человеком первобытных инстинктов. Обретая невиданное доселе могущество, это «Оно» немедля пресекает всякое проявление благородных чувств («Так, Благородных этих в яму!»), исключает всякое чувство вины («Сутяг туда же!») и осознание внутриобщественных связей («Богачей под замок!»). Агрессивность нравственного эталона «Сверх-Я» по отношению к «Я» передается предельно аморальному «Оно», высвобождая тем самым его страсть к разрушению.
Надо признать, что созданный одним из актеров образ Убю в какой-то степени был основан на образе самого Жарри; писателю это пришлось по вкусу — и он даже начал сам подражать своему персонажу, таким образом эпатируя публику.
Тончайший психолог, Жарри не ограничивается психологией тирана, но в другой своей пьесе («Убю в неволе») стремлению к власти любой ценой противопоставляет стремление к подчинению — опять же любой ценой. Надо честно признать, что события последних двадцати лет придают второму Убю откровенно пророческие черты, предвосхитившие хронику сталинских и гитлеровских процессов. Для примера приведу отрывок из речи Убю, обращенной к своему адвокату: «Помолчите-ка лучше! Вы мелете всякий вздор и мешаете изложению наших подвигов. Да, господа, раскройте ваши уши и соблаговолите не шуметь… мы умертвили бесчисленное количество жертв… нам бы только пускать кровь, драть шкуры и убивать; каждое воскресенье мы устраиваем публичные оттяпывания голов на специально отведенном для этой цели пригорке, неподалеку от городской стены, с каруселями и торговцами лимонадом… отчеты о наших прошлых преступлениях заархивированы, поскольку порядок у нас в крови…»