Хотя у наших все еще не исчез соблазн представлять Вейль как социалистку и марксистку, это ее увлечение было мимолетным и завершилось осознанием того зла, который марксизм нес именно рабочим. Пролетарская революция — не свержение социального зла, но лицемерный и злостный обман, наркотик, удовлетворяющий потребность бесов в авантюре. В 1934 году она писала: «Стоит мне подумать о том, что великие вожди большевиков ставили себе целью создание свободного рабочего класса и при этом никто из них — ни Троцкий, ни даже Ленин — ни разу не заглянул на завод и, следовательно, не имел ни малейшего понятия о реальных условиях, от которых для рабочих зависит вопрос о рабстве или свободе, — как политика представляется мне какой-то зловещей издевкой».
Вейль вообще отрицала наличие у Маркса какого бы то ни было «учения», а в диалектическом материализме видела только философское недоразумение.
Политика, идеология, идолопоклонство — это машины, производящие коллективные эмоции, экстазы и массовые внушения. Тоталитарность заложена в основах современной жизни — это человеческая потребность в причастности ко всеобщему, в самопосвящении себя идее, в партийности и совращении человека новейшими изобретениями дьявола — нацией, государством, социальными институтами, церковью:
«Великие усилия мистиков всегда были направлены на то, чтобы достичь такого состояния, при котором в их душе не оставалось бы частицы, говорящей "я". И все же та часть души, которая говорит "мы", бесконечно более опасна».
«Укоренение» — это книга о том, что чувствует человек в равнодушном к нему урбанистическом мире, человек, совершено забывший об истоках, корнях, метафизическом смысле своего существования. В ней она показывает, как вернуться к этим истокам.
За 10 лет до смерти, в возрасте 25 лет, Симона написала трактат «Размышления о причинах свободы и социального угнетения», в котором предсказала кризис человечества, имея в виду не переживаемую в то время экономическую депрессию, но катастрофу гуманитарную, кризис человеческих ценностей.
Она рано осознала, что духовные блага есть единственное средство, благодаря которому мы получаем ответ на все наши желания. Отсюда ее стоический альтруизм и трактовка страдания как способа эмансипации человека. Ответом на мировую несправедливость и извечное угнетение должно стать христово превращение «бремени» в «свет». Это два важных понятия ее философии: «Две силы владеют миром — свет и бремя». Человеческое предназначение обратить бремя и страдания в благо: «Если постигаешь полноту радости, то видишь, как страдание превращается в радость, как исполнение желания голодного насытиться». Она верила, что в сердце человека живет глубинная потребность абсолютного добра, и он не теряет эту веру, даже пройдя через все страдания и преступления. И именно это и есть сакральное в человеке.
Перед отъездом в Нью-Йорк Симона оставила своему другу философу Гюставу Тибону несколько толстых, убористо исписанных тетрадок, датированных 40-ми годами. Это были просто записи для себя. Этим она жила и об этом писала. Здесь вперемешку были записаны афоризмы, цитаты, отрывки из Евангелия и мысли, потрясающие по глубине, выразительности изложения и очевидной истинности. Позже Г. Тибон собрал выдержки из этих тетрадей, которые она никогда не готовила к публикации, сгруппировал их по темам и разбил на главы. Получилась книга, позволяющая ознакомиться с ее основными темами и ходом мысли.
Через четыре года после смерти С. Вейль, в 1947-м, издательство «Галлимар» опубликовало книгу под заголовком «Бремя и Благодать». Первая запись гласила: «Все естественные движения души управляются законами, подобными закону тяготения в материальном мире. И только благодать составляет исключение».
Больше всего ее страшила тяжесть, бремя все яснее проступавшего тоталитаризма. Дьявол для нее — это когда все заодно. Потому «коллективная мысль» — утрата смысла и уважения к душе. Этим реалиям, горизонтальному «бремени» или «тяжести» бытия, по мысли Симоны Вейль, противостоит нисходящая по вертикали «благодать». Бремя — это реальность, где всё детерминировано жесткими и неумолимыми законами необходимости, причем не только физические явления, но душевные и большая часть духовных. Закону необходимости подчиняется всё принадлежащее видимому миру, в том числе человеческое общество и царящие в нем законы животной стаи. Но в тисках исторического детерминизма люди невольно поклоняются гигантскому животному, обращая служение в идолопоклонство.
Этому естественному напластованию горизонтали, уделу необходимости, противостоит только одно: сверхъестественная благодать, добровольная жертва, искупительное страдание — всё то, что духовная культура может обратить против «бремени». Это единственный противовес наводнившему мир насилию, злу, смерти и первородному греху. Именно в системе координат «тяжести и благодати» следует рассматривать проблему страдания и несчастья, только в точке пересечения этих двух координат человек имеет шанс встретиться с Богом:
«Грех, который мы носим в себе, выходит наружу и распространяется вовне, как зараза, заражая окружающих грехом. Так, когда мы раздражены, раздражается и наше окружение. Или еще, от высшего к низшему: гнев порождает страх. Но при встрече с совершенно чистым существом происходит превращение, и грех становится страданием. В этом роль Праведника, о котором говорит Исайя, Агнца Божия. В этом — искупительное страдание. Все преступное насилие Римской империи натолкнулось на Христа и в Нем стало чистым страданием. Плохие же люди, наоборот, даже простое страдание (например, болезнь) превращают в грех.
Возможно, отсюда следует, что искупительная боль должна иметь социальное происхождение. Она должна быть несправедливостью, насилием, которое совершают люди».
Мистика креста, пересечения бремени и благодати, является центральной проблемой философии-теологии Симоны Вейль. Человеческое несчастье и горечь можно понять и оправдать лишь в этой системе координат, образующей нашу реальность: только в ней, в этой полноте реальности, можно страдать, не впадая в состояние кошмара.
Именно над этим понятием реальности, способным поставить человека из плоскости горизонтали в точку вертикали, из которой нисходящим действием благодати открывается возможность ответного прорыва, движения вверх, к неземному, сверхъестественному и единственно нужному, — все время размышляет Симона Вейль. Только в этой точке человек может встретиться с Богом.
Еще несколько отрывков из этой книги:
Ближнему следует помогать не ради Христа, но через Христа. Пусть наше «я» исчезнет таким образом, чтобы Христос через посредничество нашей души и нашего тела помог ближнему… Христос принял страдание не ради Отца. Он страдал ради людей по воле Отца… Не идти к ближнему ради Бога, но быть направленным к ближнему Богом — как стрела направляется к цели лучником.
Чистота — как таковая — абсолютно неуязвима в том смысле, что никакое насилие не сделает ее менее чистой. Но она бесконечно уязвима в том смысле, что любое прикосновение зла заставляет ее страдать, что любой грех, коснувшись ее, превращается в ней в страдание.
Вейль считала благодать единственным оставшимся средством, способным «вразумить» этот безумный мир. И все ее творчество — очередная благая весть нового сознания этому рузбушевавшемуся, взбесившемуся в ХХ веке миру.
В заключение — еще несколько афоризмов Симоны Вейль.
Обязанности, в отличие от прав, имеют свойство оставаться в силе и тогда, когда ими пренебрегают.
Красота — это гармония случая и добра.
Радость — это полнота чувства реальности.
Добром является то, что делает людей и вещи более реальными, а злом — то, что у них реальность отнимает.
Желание любить, в лице человеческого существа, красоту мира, в сущности, есть желание Боговоплощения.
Мышление должно или действовать с полной свободой, или умолкнуть.
Погружаясь в себя, обнаруживаешь, что обладаешь именно тем, чего жаждешь.
Абсолютная сосредоточенность и есть молитва.
Мы должны совершать лишь те праведные поступки, от которых мы не в состоянии удержаться.
Из двух людей, которые не убеждались лично в существовании Бога, ближе к нему тот, кто его отрицает.
Все грехи — это попытки заполнить пустоту.
Любить душу женщины — значит думать об этой женщине вне связи со своим собственным удовольствием.
Если в человеке и есть что-то по-настоящему хорошее, то разве что нечто такое, о чем он и сам не знает.
Уничтожение прошлого, возможно, худшее из всех преступлений.
Опиум народа — не религия, а революция.
После гибели идеи остаются трупы.
Истинное назначение науки — постижение красоты мира.
Насилие превращает человека в вещь.
Дух справедливости и дух истины — одно целое.
Справедливость — вечная беглянка из лагеря победителей.
Культура есть орудие университетских профессоров для производства профессоров, которые тоже будут производить профессоров.
Дистанция — душа красоты.
Существует единственная сила, неподвластная всеобщему детерминизму, и эта сила — Благодать.
Мнения мистиков почти всех религиозных традиций сходятся почти до полного тождества. Они представляют истину каждой из этих традиций.
Не нужно быть «Я», но, тем более, не нужно быть «Мы». Родина дает чувство того, что мы у себя дома, ощутить, что мы у себя дома, находясь в изгнании, укорениться в отсутствии места.
Любить Бога наперекор, больше того — в самой гибели Трои и Карфагена, и безо всякого утешения. Любовь — не утешение, а свет.
Мы не должны любить Бога в благодарность за то, что Бог любит нас. Поскольку Бог любит нас, мы должны любить другого. И только так мы находим дорогу к другому и к самому себе.
Истинная привязанность — это когда не возникает никакого противоречия между внутренним одиночеством и дружбой…
Величайшая ошибка марксизма и всего XIX столетия — мысль, будто можно, прямой дорогой идя вперед, достичь неба.