И мы пьем это, не сваренное ни тобой, ни мной, никем:
пустота и последнее возле уст в наших кубках.
И оглядываясь в зеркала морской глуби, приносим себе скорые угощения:
ночь — это ночь, она начинается утром
и укладывает меня тебя подле.
«Тот, кто вырвет ночью твое сердце из груди, тот возжаждет розу…»
Тот, кто вырвет ночью твое сердце из груди, тот возжаждет розу.
Он получит ее — лепестки и тернии,
тому отсвет бросит она на тарелку,
тому дыханием кубок наполнит,
тому вновь будут шуметь тени любви.
Тот, кто вырвет ночью свое сердце из груди и подбросит высоко:
тот не промахнется вовек,
тот забросает камнями камень,
тому из циферблатов кровь заструится,
тому час пробьет на его ладонях,
тот шарами прекрасными играть будет,
и говорить про тебя и про меня.
Corona[120] Осень поедает лист из моей ладони:
мы друзья.
Из орехов мы вылущим время и научим его ходить:
Позже время возвращается в свою скорлупу.
В зеркале — воскресенье,
в мечте — пространство сна,
наши уста говорят правду.
Мой взгляд окидывает любимую:
мы смотрим друг на друга,
мы обмениваемся темными словами,
мы любим друг друга как мак и воспоминания,
мы спим как вино в раковине моллюска,
как море в кровавом проблеске луны.
Обнявшись, стоим мы у окна, и люди
с улицы
смотрят на нас:
пришла пора им узнать!
Пора камню пытаться расцвести
у смятенья времени бьющееся сердце.
Пришла пора времени.
Пора.
Завершу свое долгое повествование неожиданной выдержкой из русской народной сказки: и я там был, мед-пиво пил, по усам текло, да в рот не попало…
Сильвия Плат (1932–1963)
Умирать — искусство.
Была ли она демон, наделенный поэтическим гением, или гений, одержимый демоном разрушения, злым духом, неистовствующим внутри нее и управляющим ее действиями?
Cильвия Плат, которую в России иногда называют самой неразгаданной и интригующей фигурой в американской поэзии ХХ века и еще — американской Цветаевой[121], является второй по значимости поэтессой Соединенных Штатов Америки после Эмили Дикинсон. Их объединяет и то, что к обеим слава пришла лишь посмертно. «Случай Плат» интересен и показателен тем, что произошел в современных Штатах, и, следовательно, рассматриваемый мною феномен непризнанного и страдающего гения не имеет географических и временных привязок. Увы, безумие и суицид не знают границ ни во времени, ни в пространстве…
Некоторые говорят о платовской «терапии смерти» или — «игры в смерть»: чувствуя наступление сокрушительной депрессии, она предотвращала проделки судьбы ответным ударом — играла в смерть, дабы избежать самого страшного… В своем единственном романе она со знанием дела описала приступ заболевания с попыткой самоубийства и последующим выздоровлением. Ее собственные кризисы происходили трижды с периодичностью в десять лет, но дважды она воспользовалась шансом на спасение, как бы «обманывая» безумие. Дважды избежав смерти, она возрождалась и переходила к новой творческой фазе:
Смерть —
Искусство не хуже других.
В совершенстве я им овладела.
Умираю ловко до невероятности —
Ощущение, лишенное приятности.
Я — мастер своего дела.
А в стихотворении Сильвии Плат «Восстающая из мертвых» читаем:
Я — с улыбкою. Я — живучей
Кошки, которая Неминучей
Девять раз избегает. Мне
Тридцать. Это мой Номер Третий.
Что за причуда такая — не
Уцелевать раз в десятилетие?
Другой перевод:
Я это сделала снова.
Раз в десять лет
Я выкидываю этот номер —
Что-то вроде чуда…
Мне только тридцать.
У меня, как у кошки, девять смертей.
Эта вот — номер три.
Первый раз, в ранней юности, Плат приняла снотворное и спряталась в подвале. Ее долго искали, нашли и вернули к жизни. Во второй раз она вывернула руль на автостраде, врезалась в ограждение и снова чудом осталась жива. В третий раз ей, очевидно, не очень-то хотелось умирать: она знала, что к ней должны прийти и вовремя ее обнаружить — перед тем, как сунуть голову в духовку, положила на видное место бумажку с телефоном своего врача. Но из-за рокового стечения обстоятельств ее нашли слишком поздно. У Сильвии Плат, в отличие от кошки, оказалось не девять смертей, а только три.
Сильвия Плат родилась 27 октября 1932 года в американском штате Массачусетс, недалеко от Бостона, на берегу океана. Ее родители, биолог Отто Эмиль и медсестра Аурелия Плат, обожали дочь, но девочка боготворила только отца, который преподавал в Бостонском университете и был ведущим специалистом по пчелам. Его научная работа и железная воля произвели огромное впечатление на чуткую Сильвию, которая во всем старалась подражать отцу.
Девочка росла вундеркиндом: рано научилась говорить, писать стихи, выигрывать в конкурсах, была лучшей ученицей. Первое стихотворение Сильвии появилось в ее неполных восемь лет на страницах газеты «Boston Herald». Смерть отца в 1940-м стала трагедией для юного дарования, но, возможно, способствовала пробуждению ее таланта. Тогда 8-летняя девочка сказала матери: «Я теперь никогда больше не буду разговаривать с Богом». Уже в ранних, несовершенных стихах юной поэтессы нашли отражение глубокие личные чувства — боль, одиночество, унижение, которые она успела пережить.
Увы, психические отклонения тоже дали о себе знать в детском возрасте: частые депрессии, замкнутость, бессонница. Однажды взволнованная мать, увидев порезы на ноге дочери, сильно удивилась и была ошарашена объяснением: «А я проверяла, сколько выдержу! Я хочу умереть, мама, неужели ты не видишь?!» Тогда девочка попала в психиатрическую лечебницу, прошла курс электрошока, пристрастилась к снотворным.
Всё это не помешало Сильвии выиграть грант на обучение в элитном женском Смит-колледже и еще больше увлечься поэзией. Она посещала поэтические лекции Роберта Лоуэлла в Бостонском университете. Р. Лоуэлл стоял у истоков послевоенной американской поэзии и сыграл немалую роль в творческом мировоззрении Сильвии Плат.
Ее творческие способности были замечены: в 18 лет после получения первого места на конкурсе рассказов ей предложили в течение трех месяцев попрактиковаться редактором в журнале «Мадемуазель». Но несмотря на ранние успехи в литературе, юная душа поэтессы была отравлена депрессией. Во время стажировки ее странности стали бросаться в глаза подругам: вымышленные рассказы о богатом сексуальном опыте, необъяснимые ночные выходки, неадекватные реакции.
По возвращении домой Сильвия узнала, что ей отказано провести семестр в Гарварде. Она возненавидела себя, окружающий мир и впала в очередную жесточайшую депрессию. Через какое-то время мать нашла на столе записку: «Ушла на прогулку, не теряйте меня, буду дома завтра». С собой она взяла одеяло, бутылку воды и пачку снотворного. А через неделю мать и брат нашли Сильвию в подвале их дома, сжавшуюся в комочек после передозировки снотворным. Девушку вновь пришлось отправить в психиатрическую лечебницу, позже описанную в ее единственном романе[122]. Выздоровление было долгим и мучительным.
Ситуацию осложняла необъяснимая ненависть девушки к матери, самоотверженно работавшей во благо семьи. Боясь признаться в своих чувствах и будучи перфекционисткой, Сильвия компенсировала свои негативные ощущения успехами и достижениями, но так никогда и не смогла себя уверить, что мать по-настоящему ее любит.
Едва подлечившись, она вернулась в колледж, закончила курс с отличием и получила Фуллбрайтовскую стипендию для особо одаренных студентов. Это дало возможность продолжить учебу в Англии (Кембридж), что одновременно позволяло совершенствовать и поэтическое мастерство. Здесь произошло ее драматическое знакомство с Тедом Хьюзом. 20-летний Тед был начинающим поэтом, в Кембридже изучал археологию и антропологию, и, судя по фотографиям тех лет, был типичным «парнем из Йоркшира», угловатым верзилой в кожанке.
Прочитав однажды в поэтическом альманахе стихи Теда, Сильвия, не теряя времени, проявила невиданную инициативу: в тот же день встретилась с ним на университетской вечеринке, посвященной выходу поэтического сборника, после чего, следуя своему поэтическому чувству, написала в дневнике: «Однажды он принесет мне смерть». Это не помешало ей, выпив для храбрости, взять инициативу в свои руки. Атлетическая внешность, красивое юное лицо, лента в волосах, красные туфли, склонность к неумеренным восторгам — такой ее впервые увидел Тед Хьюз.
Дальше произошло нечто странное: он прокусил ее ленточку на голове, а она в отместку так сильно укусила его за шею, что пошла кровь… Тед тогда показался Сильвии идеальным мужчиной. Через пару месяцев они поженились. В то Рождество миссис Хьюз написала матери, что никогда не была так счастлива. Творческий союз совсем юных Сильвии и Теда вдохновлял обоих. Эта парочка казалась сумасбродной. Они верили в оккультизм и все пытались разбогатеть. Они гадали на спиритической доске, какая футбольная команда выиграет кубок сезона. Получив ответ, бежали делать ставки. Сильвия верила в талант мужа и поклялась себе, что сделает из него величайшего поэта современности. Они переехали в США, где Тед стал преподавать. Сильвия перепечатывала его стихи, рассылала на конкурсы и в журналы.
Литературная критика того времени была необыкновенна строга, и для того, чтобы добиться ее расположения, нужно быть очень хорошим поэтом, а Плат и Хьюз считали себя (да и были) поэтами высокого класса. Тогда им казалось, что счастье стоит на пороге и готово принять их в свои объ