Гениальное творчество — высшая форма реализации богоподобной свободы человека, раскрытие в нем Творца. В творчестве раскрывается божественное в человеке, его божественная мощь, посредством творчества гений открывает иные миры, продолжая дело творения.
Подлинно свободное творчество, — считает Н. Бердяев, — возможно только через искупление: «Христос имманентен человеческой природе, и это охристовывание человеческой природы делает человека творцом, подобным Богу-Творцу». В гениальности человека раскрывается тот же Бог, что и в искуплении Христа.
Истинная гениальность — это принятие крестного пути и тернового венца на голове. Искупление гения — собственная Голгофа. Следуя по пути Христа, гений искупает человеческие грехи. В частности, А. Л. Волынский говорил о И. Ф. Федорове: «В одном Федорове — искупление всех грехов и преступлений русского народа». В «Смысле творчества» Н. Бердяев засвидетельствовал близость святости и гениальности, искупления и вдохновения. Хотя святость и гениальность принадлежат разным пластам бытия, хотя искупление — дело святости, а не гениальности, хотя плодами гениальности могут быть цветы зла и даже погибель, а не спасение души, гениальность, как и святость, сродни жертвенности:
«Святость не единственный дар Божий и не единственный путь к Богу. Дары Божьи бесконечно многообразны, многообразны пути Божьи, и в доме Отца обителей много… Новое сознание творческой эпохи должно признать равноценность совершенства познавательного и эстетического совершенству нравственному и в сфере мистической равноценность гениальности и святости. Судьба человека и мира не только трудовая, потовая, но и даровая, даровитая судьба. И в даровитости есть своя жертвенность, свой подвиг.[7]
Святость и гениальность — две взаимодополнительные формы богоприсутствия, реализации высшей природы человека. Святой и гений могут по-разному понимать искупление, но, в сущности, это одно и то же проявление степени их божественности. Потому-то важный принцип мудрости — соблюдать status qwo, принимать Божий мир без восторгов и упреков. Свидетельствует Н. Бердяев:
«Я верю глубоко, что гениальность Пушкина, перед людьми как бы губившая его душу, перед Богом равна святости Серафима, спасавшей его душу. Гениальность есть иной религиозный путь, равноценный и равнодостойный пути святости… Для божественных целей мира гениальность Пушкина так же нужна, как и святость Серафима. К пути гениальности человек бывает так же избран и предназначен, как и к пути святости. Гениальность — святость дерзновения, а не святость послушания. Жизнь не может быть до конца растворена в святости, без остатка возвышенно гармонизирована и логизирована. Быть может, Богу не всегда угодна благочестивая покорность. В темных недрах жизни навеки остается бунтующая и богоборствующая кровь и бьет свободный творческий источник… Творческий путь гения требует жертвы, не меньшей жертвы, чем жертвенность пути святости».
Люди живут и умирают во времени, гении принадлежат вечности, даже если время отвергло их. К ним никак не относятся эпатажные мысли американского маргинала Г. Ч. Буковски: «Меня охватила ни с чем не сравнимая грусть. Видеть всю эту жизнь, коей суждено умереть. Видеть всю эту жизнь, которая сначала обратится в ненависть, в слабоумие, в невроз, в тупость, в страх, в убийство, в ничто — ничто в жизни и ничто в смерти».
Главное свойство гениальности — прокладка путей, по которым пойдет человечество как в духовной, так и в материальной сферах. Гений — феномен не расы, нации или государства, а всего человечества. Гений представляет собой уникальное явление жизни, стоящее много выше ее среднестатистических норм.
О роли гениев в человеческой истории свидетельствуют, например, два общеизвестных факта: интерес Карла Великого к поиску и культивированию гениальности на обширной территории его империи привел к так называемому Каролингскому Возрождению, а европейский Ренессанс XIV–XV веков всецело обязан случайной концентрации итальянского гения в одном месте и в одно время.
Величие народа вовсе не исчисляется его численностью, но — количеством гениев, которых он породил. Как говорил Ярослав Гашек, каждой великой эпохе нужны великие люди.
Процветание страны невозможно без достойного отношения к национальному гению. Каждый раз, когда для гениальности возникали тепличные условия, происходил всплеск духовности и культуры. Плачевное состояние России и Украины во многом обязано вековечному подавлению национального гения абсолютизмом и коммунизмом — открытому мной принципу противоестественного отбора, выбрасывающему вверх дерьмо нации в условиях полной несвободы. Но ведь еще Джон Стюарт Милль предостерегал, что гений может свободно дышать только в атмосфере свободы. Вот почему закрытое для свободы и права государство, не дающее гению возможности проявить себя, обречено на прозябание и гибель.
Вот что по этому поводу писал В. Ключевский: «В России нет средних талантов, простых мастеров, а есть одинокие гении и миллионы никуда не годных людей. Гении ничего не могут сделать, потому что не имеют подмастерьев, а с миллионами ничего нельзя сделать, потому что у них нет мастеров. Первые бесполезны, потому что их слишком мало; вторые беспомощны, потому что их слишком много».
Высокий интеллект никогда не относился в России к разряду ценностей и не входил в состав русской национальной идеи. Отсюда — вековечное азиатское недоверие к «слишком вумным», выбившимся из общего стада. Отсюда — трагедия русского гения, однозначно распознаваемого по «стрелам в спине». Между тем, пока интеллект и высокая духовность не станут предметами национальной гордости, России не встать с колен. История России тоже должна быть переписана: историю территориальных завоеваний и захватов должна заменить история Чаадаева, Пушкина, Достоевского, Толстого, Чехова, Рублева, Репина, Чайковского, Шостаковича, Шнитке и иже с ними.
Во второй части этой книги нет ни одного представителя России, потому что в стране «иванов непомняших» гениев, признанных при жизни, просто не существовало — вся история культуры этой страны является историей непризнанных гениев, и это одна из главных причин русской дремучести и отсталости. Молодых Пушкина и Лермонтова страна убила на дуэлях, Тютчева попросту не признала, Толстому присылала намыленную веревку, Достоевского выставила на Семеновский плац, Соловьева «не заметила», а весь Серебряный век, с которым Россия вошла в мировую культуру, измордовала. Потом пошли «философские пароходы», увозящие лучшие умы страны в Европу, Архипелаг ГУЛАГ, высылка Бродского и Солженицына, преследования Сахарова, массовый исход лучших… Короче говоря, никакой книги не хватит для непризнанных гениев России, страны, умеющей любить и ценить только мертвых.
Россия — кладбище талантов.
С изъятым временем пространство — моя страна.
Страна спасительного пьянства и летаргического сна.
Где как бы жизнь за как бы делом в хвосте идет.
Страна, где умных и умелых — башкой об лед.[8]
Увы, в имперском обществе рабство никогда не уничтожалось, здесь неволя и бесправие — непреходящие компоненты существования, хуже того — рабство непрерывно трансформируется из телесного в духовное. Дабы убедиться в этом, достаточно открыть газету или включить телевизор.
Важнейшая функция искусства — провоцировать, диагностировать, бросать вызов. Вот почему великие художники России столь ненавистны власти, специализирующейся на культивации и эксплуатации пещерных инстинктов.
Одно из главных отличий гения от вождя или харизматика от великого полководца заключается в том, что первые предвидят будущее, а вторые рано или поздно утрачивают чувство реальности. История свидетельствует о том, что жизненная драма Цезарей, Александров Македонских, Наполеонов и Сталиных предопределена шорами мании величия, тогда как судьба непризнанных гениев — вечность с ее безграничностью и безвременностью.
Реальность — это то, что сокрыто от интеллектуального большинства плотной завесой невежества, мракобесия, зомбажа и обмана. Реальность многоуровнева и многослойна, и пробиться в ее глубины дано одухотворенным и богоизбранным, не страшащимся стрел в спину…
Часто отношение между «признанными» и «непризнанными» — это отношение между «мафией» и изгоями, баловнями судьбы и ее жертвами, «сливками общества» и «дном». Противоестественный отбор элиты ведет к образованию «пены» на поверхности общества, подавляющей любую жизнь. Поэтому во все времена балом правят «кухарки», а не лучшие из лучших — таковы законы старого сознания, мешающие приходу сознания нового.
Говоря о «непризнанных гениях», я задаюсь вопросом, кто знает сегодня имена правителей, изгнавших Данте из Флоренции, или королей, при которых жили Шекспир или Гёте, или Великих инквизиторов, осудивших Джордано Бруно, Галилея или Жанну д’Арк?
Я глубоко убежден в том, что 99 % величия мира восходит к гениальности человека. Когда природа хочет что-либо сотворить, она создает для этого гения. Гений — совесть прошлого и мозг будущего[9]. Все мы любим разглагольствовать о том, чем обладает эпоха, но только гений пророчески рождает то, чего ей не хватает. Ведь именно через гения человечество знакомится со своим будущим. Поэт и эссеист Сергей Нежинский говорил: «Дело Гения — кормить мировую душу». А может быть, наоборот?..
Но, увы, семя, посеянное гением, всходит медленно: для того чтобы осознать и оценить творение гения, нужно самому возвыситься до него. Вот почему величие дарования столь часто сокрыто в безвестности.