Хотя свое первое пророческое видение, вызванное блеском оловянного или цинкового блюда, Якоб Бёме пережил в 25-летнем возрасте, в нем всегда пылал скрытый огонь, о котором он сам писал: «…В течение значительного времени благодатный свет не являлся, во мне словно тлел сокрытый огонь, и не было ничего, кроме страха».
Я. Бёме ясно различал видения собственной души, то, что К. Г. Юнг позже назовет «самоосуществлением бессознательного», и реальность духовного мира, лежащую в основе просветления. Он писал о внутренних упражнениях как настоятельной потребности проникнуть в побуждения «моего природного человека». В «Утренней Заре» свой дар он именует «душой, обученной Богом», «корнем небесного рождения».
В своем главном преследователе и гонителе Грегоре Рихтере Я. Бёме видел лишь «молот Божий», помогающий росту «моей жемчужины» — мистического дара: «Его преследования растили мою жемчужину. Он сам извлек ее и открыл публике». Собственное «Второе Рождение» в качестве ясновидца он определил как процесс, идущий в глубинах души и полностью преобразующий человека.
Но когда человек здесь на земле бывает просвещен Духом Святым из родника Иисуса Христа, так что воспламеняются природные духи, знаменующие Отца, то такая радость восходит в сердце его во все жилы, что всё тело трепещет и душевный дух ликует, как если бы он был в Святой Троице; это разумеют единственно те, что были в числе гостей в оном месте.
К. Г. Юнг называл просветление «посвящением в царство Темного», «руководством Духом», дающим человеку возможность передать самый глубокий духовный опыт:
До тех пор пока религия не становится личным опытом души, ничего основательного не произошло. Также следует уяснить, что «mysterium magnum» не только имеет самостоятельное значение, но прежде всего существует в душе человека. Тот, кто знает это по собственному опыту, может быть высокоученым в теологии, но не иметь никакого представления о религии…
А вот как сам Бёме в «Отчете писца “Утренней Зари”» объяснил свой неожиданный дар писателя и своеобразие своего литературного творчества:
«Бог дал мне знание. Не я, которое есмь Я, знает это, но знает это Бог во мне. Премудрость София — Его невеста и дети Христовы. И так как теперь дух Христов живет в детях Христовых и вместе с Ним они — одно тело, равно и дух Христов, кому же принадлежит знание? Мое оно или Божье? Разве не должен я теперь знать в духе Христовом, из чего был создан этот мир, если во мне живет Тот, Кто его создал? Разве Он может не знать этого?»
В «Mysterium Magnum», комментарии на Книгу Бытия, отвечая на вопрос об источнике своих знаний, Бёме признается, что Бог был единственным наблюдателем творения мира:
«Но я, который есмь я, этого не видел. Ибо меня как твари еще не существовало. Но мы видели это в сущности души, которую Бог своим дуновением придал Адаму».
Глубина этой мысли заключается в том, что мистик и ученый равно «этого не видели», но оба способны узреть творение в «дуновении», данном им Богом. «Со мною случилось то, что бывает с зерном, которое было посажено в землю и прорастает в любую бурю и непогоду вопреки всякому разумению».
Основополагающая мистическая идея Я. Бёме, данная ему во время «пришествия Духа», это идея пребывания Бога в центре человеческой души:
И тогда… мой дух прорвался сквозь врата ада вплоть до внутреннего рождения Божества, и там он был с любовью принят: как жених встречает и обнимает свою любимую невесту. И что это был за триумф в Духе, я не смогу ни сказать, ни описать. И это нельзя сравнить с чем-либо, разве только с тем, как посреди смерти рождается жизнь, и уподобить это воскресению из мертвых.
В этом свете возросло и окрепло мое желание описать сущность Бога.
Исследуя природу собственных видений, Я. Бёме воспринимал их как «слышимые тона», гармонию сфер, звучащую в собственной душе, брачное соединение души с «небесной Софией». «Не в теле, а в колодцах сердца сверкает молния, освещающая чувственность мозга, в котором созерцает дух».
«Я искал сердце Бога только с тем, чтобы скрыться в нем от непогоды…
И были мне раскрыты врата, так что я в течение четверти часа увидел и узнал больше, чем если бы провел многие годы в высшей школе, я был поражен и недоумевал, что со мной произошло, но в сердце своем хвалил Бога. Ибо я увидал и узнал сущность всех существ, основание всякой бездны: то есть рождение Святой Троицы, происхождение и изначальное состояние мира».
При всей несказанности просветления, экстаза, цель Бёме, положенная в основу его писательства, — это «большое желание сказать о сущности Бога», выражение «живого чувства священного». «Жгучий огонь», питавший его и не терпящий никакого промедления, — это пробуждение Бога в душе, попытка выразить сказанное им: «И уже не я живу, но живет во мне Христос».
Язык мистических видений Бёме называет «естественным языком» — единственным, способным выразить невыразимое…
Бёме развил мысль Парацельса[61] о signaturа rerum — внутренних символах и сущностях вещей. В работе с таким названием он писал:
«Всякая вещь имеет свои уста для откровения.
И всё это — язык, на котором вещь говорит изнутри своего своеобразия и всё время себя раскрывает и описывает, а потому он хорош и полезен, ибо всякая вещь тем самым раскрывает источник, который дает ей энергию и волю к оформленности.
Символы — сердца вещей, скрытые сущности объектов, синонимы Ты Мартина Бубера, те духовные сущности в вещах, которые доступны нашему духу».
Уильям Ло в «Фигурах Якоба Бёме» изобразил божественное древо в человеке, но символы человеческого тела в равной мере относятся и к человечеству в целом, ко Вселенной, к религиям и церквам:
«Расы, национальности, племена, религии, государства, общества и города также рассматривались как сложные существа, каждое из которых составлено из различного числа индивидуальных единиц. Каждое сообщество имеет индивидуальность, которая есть сумма индивидуальностей его членов. Каждая религия является индивидуальной сущностью, чье тело сделано из иерархий и огромного числа индивидуальных верующих. Организация любой религии представляет ее физическое тело, а ее индивидуальные члены являются клеточками этого организма. Соответственно религии, расы и общества, подобно личностям, проходят через Шекспировские Семь Веков, потому что жизнь человека есть стандарт, которым оценивается вечность всех вещей».
Антропный принцип, согласно которому возникновение Наблюдателя в процессе эволюции заложено изначально Богом, является основным принципом мистики, согласно которому Бог являет Себя человеку в откровении, когда приходит время достичь его. Человек создан в процессе эволюции для открытия Бога — очень ясно по этому поводу высказался Якоб Бёме в своей космографии:
Весь этот мир — большое чудо, невозможно было ангелам познать его. Поэтому и подвиглась природа Отца к сотворению существа, чтобы смысл великого чуда открылся, и тогда его узнают в вечности ангелы и люди, и всё это было в Его намерении.
Иными словами, человек — орган познания Божества, служащий постижению творения и в нем Творца. Аналогичную мысль можно обнаружить у большинства мистиков (см. мой двухтомник «Что такое мистика?»). Например, Ипполит Римский, живший во II веке, писал: «Начало завершения — это познание человека, познание же Бога — это достигнутое завершение». Еще одна важная идея — сопряженность божественной любви и познавательной способности человека. Бог есть любовь — поэтому «воля Бога записана в нашем сердце» (Я. Бёме).
Бог Я. Бёме обитает не только в глубине души человека, но проявляется во всем вокруг — следует только пошире раскрыть глаза:
Ты не встретишь ни одной книги, в которой смог бы найти больше божественной мудрости, чем если отправишься на цветущий луг, где увидишь чудесную силу Бога, услышишь и вкусишь ее, хотя это только тень, и Бог здесь открылся лишь в подобии. Но для ищущего — это любящий наставник. И он многое обретет там.
Рай — ключевое понятие Бёме, но это не абстракция и метафора Книги, но живое переживание изумительного мира, в котором сила Бога дает возможность осязать себя, вкушать, обонять и наслаждаться всей полнотой чувств, даруемых Богом в Природе. Ведь именно общение с последней даровало Я. Бёме божественные экстазы, доступные иным мистикам в редкие мгновения внутреннего сосредоточения или инсайта.
Бог Бёме — божественная бездна или молчание (sige гностиков), заключенные внутри нас и не исчерпываемые никаким обилием толкований.
[Бог] — не что иное, как тишина без сущности. В ней нет ничего, что могло бы быть. Это вечный покой, бездна без начала и конца. Это не цель и не место, и здесь ничего не найти, даже если искать. Глаза этой бездны есть наши глаза, и она является зеркалом самой себя. Она лишена всякого облика, равно присутствия света и тьмы, это не что иное, как магическая воля, которую мы не должны испытывать, ибо она приведет нас в замешательство. Посредством этой воли понимаем мы и основание Божества, которое не имеет начала, кроме послушной немоты, ибо оно вне природы.
Бога нельзя мыслить иначе, пишет Я. Бёме, «чем в качестве самого глубинного основания всех вещей». «Он не может быть определен до конца, даже если мы охватим взглядом всё сотворенное Им».
Бог Я. Бёме — един, «ибо Бог святого мира и Бог мрачного мира — это не два бога. Есть единственный Бог. Он сам и есть всё живое». Бёме не принял пантеизма Спинозы (Deus sive Natura), ибо всё произошло от одного корня, который и есть Бог.
Якоб Бёме создал учение о трех началах Божественного Существа или трех сосуществующих мирах — вечном мире тьмы, в котором полыхает черный огонь преисподней, мире ангелов (света и любви) и временном видимом мире, происходящем из двух указанных и отражающем их. Великая тайна или Mysterium Magnum (заглавие одной из книг Бёме) проистекает от двух первых начал и охватывает видимый тварный мир. Великая тайна — вечная природа, мать всех живых существ, еще не сформированная материя. Вслед за Парацельсом и Вейгелем Бёме видел в первичной материи первоисток жизни, в свою очередь проистекающий из божественного небытия. Процесс творения и развития видимого мира — Божественная Игра («дабы Небытию было над чем работать и во что играть»). В непроявленной массе первоматерии Бог соединил и противопоставил элементы таким образом, чтобы «Великая тайна перешла к химической делимости» и «невидимое духовное сделалось видимым во времени и через время».