«…Усердные, беспрерывные занятия; я играл более 6–7 часов ежедневно. Слабость в правой руке, которая все время усиливалась, прервала эти занятия, так что я вынужден был отказаться от намерения стать пианистом». Исходя из концепции рока, судьбы, можно заключить, что Бог не видит Роберта исполнителем, Бог ведет его к главному предназначению — великого композитора, как все великие непонятого при жизни…
Теперь Шуман полностью поглощен теорией музыки — «моей грамматикой и притом наилучшей — "Хорошо темперированным клавиром" Себастьяна Баха. До 19 лет Шуман вовсе не занимался теорией и всё, что написал до этого возраста, ему продиктовал его удивительный гений. Огромную роль в его становлении играло самообучение, и он всю жизнь не переставал изучать великие произведения. Теперь он решает брать уроки у музыкального директора Лейпцигского театра Генриха Дорна, знакомится с музыкальной литературой, посещает концерты в Лейпциге — всё это быстро развивает музыкально восприимчивую натуру Шумана.
Те сравнительно небольшие сведения, которыми он успел запастись на уроках Дорна, дали его гениальной душе много больше, чем полагал учитель, и Шуман впоследствии писал ему, что он научился у него большему, чем тот думает.
С отъездом Дорна в Гамбург занятия прекратились, но Шуман уже настолько продвинулся вперед, что задумал исполнить «геркулесову» работу — переложить скрипичные «Каприсы» Паганини для фортепиано. Попытка удалась и заслужила одобрение критики.
Из-под его пера выходит одно сочинение за другим. Он даже не пишет, а просто мечтает за роялем. Но это не просто фантазии — подвижничество дает свои плоды, всё возрастает профессиональное мастерства Шумана-композитора. Он создает виртуозное «Интермеццо» (опус 4), в 1833-м пишет новую серию переложений для фортепьяно этюдов Паганини, наконец, «Импровизации» (опус 5), созданные на тему одного из произведений Клары Вик.
«…Большую часть времени я занимаюсь Бахом. Под его влиянием возникли "Impromptus" (опус 5), которые можно рассматривать как новую форму варьирования. В этом году удалось и сочинение симфонии, она была закончена полностью, вплоть до последней фразы…»
Едва Шуман преодолел депрессию, вызванную болезнью руки, как смерть двух близких людей вновь выбивает его из колеи. Внезапно умирает брат Юлиус, возглавивший после смерти отца книготорговое предприятие в Цвиккау, и жена другого брата — Розалия, которую Роберт очень любил.
Он провел «ужасную» ночь и даже собирался выброситься из окна в припадке глубокой тоски. Воспоминание об этих мучительных днях настолько глубоко врезалось в душу Шумана, что в дальнейшем он селился исключительно в нижних этажах.
Уже в 23 года у него возникают первые признаки грозной болезни. В одном из писем, написанных невесте в октябре 1833 года, он признается, что ему «внезапно пришла в голову самая страшная мысль, которая только может прийти человеку, — самая страшная изо всех небесных кар, — мысль потерять рассудок. Она захватила меня с такой силой, что все утешения, все молитвы умолкали перед нею, словно насмешки и издевка. Этот страх гнал меня с места на место, у меня перехватывало дыхание при мысли, что было бы, если бы я не мог больше мыслить». Далее следовали еще более страшные строки: «В не оставлявшем меня ужасном волнении я побежал тогда к врачу, рассказал ему, что рассудок часто оставляет меня, что я не знаю, куда деваться от страха, что я не могу поручиться, что в этом состоянии исключительнейшей беспомощности не наложу на себя руки…»
Впрочем, тогда молодость и деятельность взяли верх над страхами: друзья-музыканты, «Давидово братство», идея издания музыкального журнала «Neue Zeitschrift für Musik», связанные с этим хлопоты, музыкальные статьи — всё это отвлекало молодого человека от страшных мыслей. К тому же издание «Новой музыкальной газеты», пришедшееся на период, который разделил два великих поколения музыкантов: Бетховена и Вебера, с одной стороны, и Шумана и Мендельсона, с другой, стало крупным событием, которое невозможно было не заметить.
Шуман проявил себя как блестящий, проницательный музыкальный критик, приверженец передовых тенденций в искусстве и первооткрыватель молодых талантов.
Шуман выступил против уродливых сторон немецкой действительности и принял бой с мещанством и пошлостью в музыке, встав во главе борьбы за новое, передовое музыкальное искусство. Больше всего Шумана возмущало преклонение музыковедов перед модными авторитетами, которых они хвалили без разбора, яростно восставая против всего оригинального, молодого, что выбивалось из узких рамок обыденности и устарелых понятий. Молодые музыканты ставили перед собой воистину титаническую задачу — создать новую прогрессивную музыкальную традицию, хорошо укорененную, но лишенную комплиментарности и посредственности, основанную исключительно на неразделимом единстве искусства и жизни. Девизом «Новой музыкальной газеты» стало броское «Молодость и движение!» Шуман хотел пролонгировать в музыку то, к чему стремился Генрих Гейне в литературе — начать борьбу против германских филистеров и за интернационалистическую европейскую культуру. Те же цели, помимо журнала, преследовало и «Давидово братство» «содружество одинаково мыслящих музыкантов, боевой союз, имевший целью создание новой немецкой музыки», воюющее против летаргии, пустоты, царящей посредственности, бездарности, заурядных способностей. «Посылать свет в глубины людских сердец — вот призвание музыки и поэзии!», «Искусство станет гигантской фугой, в пении которой различные народы будут сменять друг друга».
«Новая музыкальная газета» как бомба взорвала находившуюся в застое музыкальную жизнь Германии. Страстные статьи журнала пригвождали к позорному столбу, клеймили как развратителей общественного вкуса именно те виртуозные и салонные сочинения, которые прежняя музыкальная критика возносила до небес.
На страницах этой газеты достойную оценку своих дарований нашли Мендельсон, Берлиоз, Шопен, Лист, Гиллер, Гаде, Брамс. Журнальная деятельность Шумана продолжалась до 1844 года. В 1854 году его статьи о музыке и музыкантах вышли отдельным изданием.
Среди музыкально-критических статей Шумана выделяются статьи о Шопене, в одной из которых произнесена крылатая фраза: «Снимите шляпы, перед вами гений!», о «Фантастической симфонии» Берлиоза, о 9-й симфонии Бетховена, о До-мажорной симфонии Шуберта. «Лебединой песней» в его критической деятельности стала написанная в 1853 году статья о молодом начинающем композиторе Иоганнесе Брамсе, названная «Новые пути».
Как экзальтированный романтик, Шуман ожидал рукоплесканий, признания, но в реальной жизни его ждала вполне естественная реакция музыкального «бомонда» — замалчивание его произведений, жесткие нападки, уход из журнала ведущих сотрудников, постоянные разногласия с издателем. Кроме того, самого Шумана журнал явно отвлекал от призвания, тормозил развитие как композитора. Тем не менее именно на период десятилетнего руководства журналом чудесный талант Шумана-композитора развернулся во всей своей мощи: в это время он создал лучшие свои произведения для фортепьяно, песни и камерные сочинения.
Наплыв творческой силы в 1836–1839 годы был столь мощным, что, по его собственным словам, он «мог бы сочинять все дальше, дальше без конца». Однако это никак не сказалось на признании — он оставался известен лишь в узком кругу знатоков. Я не утверждаю, что Шуман жил в изоляции: среди его знакомых — величайшие музыканты того времени — Мендельсон, Шопен, Лист, Мошелес, позже Вагнер и Брамс. Он восторгался своими кумирами, чувствовал в них родственную душу, иногда заслуживал даже их похвальное слово, но эти отношения, особенно с Вагнером, никогда не были проникнуты истинной теплотой…
Судя по всему, Роберт был влюбчив: в юности у него были быстро проходящие любовные увлечения: ангел-хранитель Нанни, Лидди — сохранились поэтические воспоминания влюбленного о встречах с этими девушками. Первой большой любовью и вдохновительницей Роберта стала дочь богатого барона, исключительно музыкальная Эрнестина фон Фриккен. Они любили друг друга, но тогда трезвость и любовь к музыке взяли верх над страстью.
В первые месяцы 1836 года Шумана ждали страшные удары: окончательный разрыв с Эрнестиной и смерть матери. Возможно, тогда, на похоронах, мог случиться очередной кризис, уже испытанный Робертом после утраты Розалины, но от кризиса его спасла новая любовь, глубокое чувство к дочери маэстро Кларе Вик. В день похорон матери он сам признался Кларе в этом: «…Однако за всеми этими мрачными событиями всегда стоит передо мной твой цветущий образ, и я легче переношу всё это». Но и на поприще новой любви Роберта ожидали страдания.
Отец Клары, Фридрих Вик мечтал выдать дочь за состоятельного человека, каковым он даже в перспективе не видел Роберта, казавшегося ему чересчур легкомысленным и мечтательным. Кроме того, он неодобрительно относился к его композиторской и издательской деятельности, считая ту и другую излишне радикальной. Будучи человеком жизненно умудренным, Фридрих Вик предвидел огромные опасности на жизненном пути ученика, увлекающего на этот опасный путь и его любимую дочь.
Когда Роберт и Клара признались ему во взаимной любви, Вик впал в неописуемую ярость и категорически воспрепятствовал нежелательному браку. Клару немедленно отослали в длительное концертное турне, а Шуману отказали от дома. Молодые стоически перенесли удар в надежде на отходчивость отца и удачу следующей попытки. В день 18-летия своей избранницы Роберт обратился к отцу с молитвенным письмом благословить брак, но вновь получил категорический отказ, поражающий в самое сердце.
Шуману мало везло в жизни, но любовь и верность Клары выпадают из порочного круга невзгод. Сохранился их полный нежности и кипения чувств эпистолярий, позволяющий чуть ли не день за днем проследить перипетии двух любящих сердец и рисующий образы этих двух блаженных. Еще лучший документ любви — фортепьянная музыка, написанная Шуманом в годы ожидания (1836–1840), я имею в виду Фантазию до мажор (опус 17), Третью большую сонату («Концерт без оркестра») (опус 14), «Фантастические пьесы» и «Танцы давидсбюндлеров». Это музыка мечты и надежды, «жалобной тоски по Кларе» в сочетании с радостью предсвадебного настроения, которое владело Шуманом в 1837 году перед тем, как он вторично просил у Фридриха Вика руки Клары.