– То есть это не Жанна тебя туда привела? – уточнил, когда более-менее вновь начал соображать.
– Она. Но изначально за справкой вообще из другого отделения. На два этажа ниже. Для неё. А потом… Ну, так получилось.
– Ладно, это я понял, – вздохнул, сдаваясь. – Не понял, тебе справку выписали каким боком? Для чего?
– Я же сказала, графа такая в карте пациента, – нахмурилась куколка.
Чем снова взбесила.
– Куколка, ты мне сейчас что, голову задурить пытаешься? – развернул её лицом к себе окончательно. – Графа – это графа, а справка – это справка. И я ещё раз спрашиваю, на кой твоей мачехе справка о том, что ты девственница? – повысил голос, не сдержав эмоций.
– Это что, допрос?
– Называй, как хочешь, – не стал ни отрицать, ни подтверждать её слова. – Но только знай, что хрен ты достанешься кому-то ещё, куколка. Увижу рядом с тобой кого-то левого, этот кто-то отправится на больничную койку в тот же миг. Я такого терпеть не стану.
– Ты поэтому сейчас на меня так злишься, да? Потому что «хрен-я-достанусь-кому-то-левому»? Тебе, млин, не кажется это нелогичным?!
– Нет, я злюсь на то, что ты не называешь мне долбанное имя того, кого там для тебя приготовила твоя дражайшая мачеха! – окончательно психанул, как ни старался быть сдержанным.
– А ты хоть раз нормально об этом спросил до этого, чтоб так беситься?! – дёрнула плечом девушка. – И я, знаешь ли, не собираюсь потом чувствовать вину за последствия!
– А замуж выходить за другого, значит, собираешься, да?! – всё-таки сорвался на крик.
– Да, конечно, собираюсь! Двадцать два года ни хрена не собиралась, а потом сразу резко собралась! Именно поэтому тут с тобой на кухне полуголая стою! Я же на всю голову еб…
Всё. Довела.
И не договорила.
Я ей рот заткнул.
Самым простым способом.
Впился в пухлые губы поцелуем. Прикусил и оттянул нижнюю до боли. Девчонка вскрикнула и ударила меня своими кулачками по спине. Кажется, она пыталась снова что-то сказать, но я не позволил. Обхватил обеими руками её личико и продолжил с упоением наслаждаться фруктовым вкусом горячего рта.
Господи-боже, это что-то нереальное.
Что она со мной делает?
Как можно быть такой стервой и нежной милой девочкой одновременно? Такой идеальной, мать её. Во всём. Словно и нет больше никаких других баб в этом долбанном мире. Только она одна. Как непреложный обет из той книжки про шрамированного мага-очкарика.
Ещё один поцелуй в губы, и на этот раз она не сопротивляется, позволяет творить, что мне хочется. И я творю. Трахаю её рот настолько нагло, беззастенчиво вторгаясь в его глубину, что она ахает и окончательно сдаётся, всем телом подаётся навстречу, трётся об меня так правильно, что достаточно приспустить джинсы и отодвинуть в сторону её трусики, чтобы мой член тут же оказался внутри неё.
Да, девочка моя, вот так.
Толчки её пульса на тонкой шее ударяют прямо в сердце, вынуждая подстраиваться под него, не различить больше, где чей. И я раз за разом всё сильнее втягиваю в себя белоснежную кожу, оставляя десятки отметин на ней.
Ну и чёрт с ними.
Пусть все знают, что она занята.
Только моя.
Руки скользят на тонкую талию, притягивая к себе вплотную.
Чувствуй, маленькая, что ты делаешь со мной.
Ты ведь чувствуешь?
Не можешь не ощущать этот каменный стояк.
Конечно, да.
Женский стон, как подтверждение, проносится по разуму испепеляющей всё на своём пути огненной волной, отзываясь в паху болезненным импульсом.
Всё во мне рвётся ей навстречу. Не только член и сердце, что стучит всё сильнее в грудной клетке. Но и та часть, которой я пока не могу дать название. Что-то по-настоящему важное. Что и является катализатором той самой непреодолимой тяги к ней. До очередных хриплых стонов. Её. Моих. Наших. Сорванного дыхания. И оглушающего набата в висках.
– Скажи мне… – шепчут губы сами по себе, пока я сильнее вжимаюсь меж её бёдер, обхвативших мою талию, когда я усадил её прямо на обеденный стол. – Скажи…
О чём прошу, и сам не понимаю. Просто очень нужно слышать её голос.
– Да…
Стон-шёпот пробирает до дрожи. Снося остатки выдержки. Но вопреки испытываемому, губы нежно скользят по её щеке, ласково касаются маленького ушка. Зубы чуть прикусывают мочку. Новый стон-всхлип и она снова подаётся навстречу. Выгибается, позволяя видеть острые вершинки груди. Прикусываю их по-очереди прямо через ткань, пока руки сильнее мнут мягкие ягодицы.
Да и вся она словно самый нежный десерт. Нельзя не попробовать на вкус. Её нежность. Страсть. Ещё глубже. Острее. Так охрененно глубоко и остро, чтобы затеряться в этом ощущении. В том чувстве, когда уже не я, а она целует меня столь алчно, словно пьёт большими глотками. И я – уже не я, а тот, кто с радостью падёт перед ней на колени, лишь бы она не останавливалась.
Ближе. Ещё ближе. Нужно. Так нужно. Притормозить нужно. Иначе…
– Господи, да… – срывается с губ, когда её ладошка обхватывает член, буквально вышвыривая меня в другую плоскость измерения, где нет ничего важнее и нужнее этих толчков в её маленькую ладошку.
– Сними…
Просьба теряется в очередном стоне, а губы… её губы скользят ниже по моей шее, кусая и царапая, втягивая кожу, отчего по телу раз за разом проносятся электрические заряды, ударяющие в пах с новой силой.
– Сними…
Тяну её майку вверх, а затем и свой свитер, кидая обе вещицы куда-то в сторону – неважно куда, и прижимаюсь вплотную к тонкому стану. И это так чертовски охрененно ощущается. Когда кожа к коже. Ладонь скользит вдоль позвонков на её спине, ложится на шею, перемещается к груди и толкает.
Вот он мой личный нокаут. Когда я смотрю на неё полуголую, распростёртую на столе в самой бесстыдной позе, открытую и доступную, греховно-прекрасную и просто манящую. Ласково провожу пальцами вдоль ключиц, веду линию между грудей, обвожу одну из них по кругу, потом – другую, премещаюсь ниже – к животу. Останавливаюсь только у края белья. Но лишь на мгновение. В следующее – пальцы проводят по насквозь промокшей ткани. Из груди кувалдой вышибает весь воздух, стоит только осознать, что это из-за меня. Для меня.
Трусики тоже летят в сторону, а я смотрю на неё, как будто никогда раньше не видел голых баб. Не видел. Иначе запомнил бы. Как запоминаю сейчас. Когда не только смотрю, но и касаюсь всё теми же пальцами. Раскрывая. Надавливая. Проникая. Совсем на чуть-чуть. Но нас обоих пробирает дрожь от этого простого действия. Мой напряжённый взор против её с поволокой страсти.
– Такая мокрая, тугая… – произношу едва слышно наравне с шумным выдохом. – Какая же ты тугая, куколка…
Пальцы скользят глубже. Медленно. Так медленно, как если бы само время замедлило свой ход. И она. Выгибается навстречу. Стонет куда громче прежнего. Сжимает собой всё крепче. Хотя, казалось бы, куда уж крепче. И я смотрю на неё. Впитываю в себя образ того, как она снова и снова подаётся навстречу этим толчкам. Как кусает губы. Закатывает глаза в момент своего пика наслаждения. И это самое охрененное зрелище, что я когда-нибудь мог наблюдать.
– Никто, – хриплю, склоняясь над ней ниже. – Слышишь? Никто. И никогда больше. Только я. Поняла?
Смотрю в её затуманенный страстью взор в последний раз, прежде чем развернуться и уйти. Нужно остыть. Успокоиться и обдумать всё хорошенько. А то сейчас я едва ли способен не то, что контролировать себя, а вообще воспринимать реальность. Вся моя суть сосредоточена на том, чтобы вернуться и закончить начатое. Но нет. Не так. Она сама должна попросить. Сама прийти и попросить. Иначе не будет.
Глава 9
Василиса
Ритм сердца отражался в голове, подобно ударам кувалдой. С трудом вбирая в себя кислород, никак не удавалось полноценно вдохнуть, не то, чтоб ещё и пошевелиться толком. Еле сползла со стола. Майку нашла тоже не сразу. Как и бельё. Пальцы заметно дрожали, когда натягивала на себя одежду. Подхваченная в холодильном шкафу бутылка Каберне едва не выпала из рук. Сделала сразу несколько глотков. Терпкий напиток прокатился по горлу, оставляя дымно-ванильное послевкусие. Какая-то часть меня всё ждала и ждала, когда ушедший мужчина вернётся. Но другая знала наверняка – не будет ничего такого. И это не то чтоб обижало… Хотелось выть от отчаяния, побиться головой об стену, а потом что-нибудь разбить. Конечно, ничего такого я не сделала. Поднялась наверх, в спальню Жанны. Обычно я так не поступаю, но на этот раз мачеха превзошла саму себя, так что обыск я провела без малейшего зазрения совести. Забрала и свой мобильник, и планшет. Покоящиеся на туалетном столике документы с медицинскими штампами тоже прихватила с собой. Всё унесла к себе в комнату, бросила на кровать. Сама уселась на пол, вернув внимание к вину, которое так и осталось со мной. Ещё несколько глотков, пока включала телефон, дожидалась загрузки, с минуту бездумно смотрела на экранную заставку с фото, где младшая сестра прижималась щекой к моей щеке, задорно улыбаясь… Набрала по видеосвязи единственной, с кем могла бы поделиться своей бедой. Так и заявила ей сходу:
– У меня проблема!
Только собиравшаяся разразиться своей тирадой Милена подавилась воздухом. Аж закашлялась.
– Хм… – одарила она меня задумчивым взглядом, задержав чуть дольше внимание на бутылке. – Ну, ты не беременна от кого попало – уже радует. А остальное всё поправимо. Так что… Излагай! – царственно махнула рукой.
– Жанна продала меня Игнату Орлову.
Подруга с шумом втянула в себя воздух, осмысливая информацию, открыла рот, да так и не закрыла его. И заговорила далеко не сразу.
– Всегда знала, что твоя мачеха двинутая на всю голову, но не думала, что настолько, – пробормотала, всё ещё не отойдя от шока. – И что, вот прям продала? Деньги, все дела?
– Он приходил вчера. Ночью. Я слышала, как они разговаривали о том, что уже всё оплачено, – поморщилась. – А сегодня мы с ней ходили в медицинский центр. Даже не представляешь, зачем… – не спешила делиться подробностями.