Непробиваемый — страница 54 из 65

Смотреть на меня, будто на неадекватного, она не перестала.

– Какая есть. Всё моё, – произнесла отстранённо.

– Учитывая, что ты носишь моего ребёнка, всё твоё – моё, так что выкладывай, куколка, пока я не отправился за ответами к брату. Помнится, ты очень не хотела, чтобы он знал правду о нас. Почему?

А в изумрудных глазах – всё привычное, как в большинстве своём. Чистое упрямство.

– Нет никаких «Нас»! – заявила категорично. – А значит, и рассказывать ему нечего, – отодвинулась подальше.

И почему мне вдруг захотелось её выпороть, никто не знает?

– Ладно, как скажешь, – не стал спорить, заводя двигатель. – Пристегнись в таком случае, – вдавил педаль газа в пол до упора, направляя автомобиль обратно в сторону города.

Не хочет по-хорошему, будет по-моему.

– Ярослав, – быстренько определила задуманное мной Василиса, а её ладошка судорожно вцепилась в мою руку. – Останови машину. Не надо. Не езди к нему. Не говори ничего, – произнесла напряжённо.

– Почему нет? Один из вас мне точно расскажет, что к чему. А то мне всё больше кажется, что я по-тихому схожу с ума. Ты не желаешь этой свадьбы, но выходишь за него. Ты с ним не спишь, но упорно убеждаешь меня в обратном. Он тебя бьёт, а ты терпишь. Хочешь меня, но постоянно отталкиваешь. И притом вы оба участвуете в каких-то тёмных делах. Напомни, о чём я ещё забыл упомянуть?

– Я не говорила, что не желаю этой свадьбы, – бросила встречно девчонка. – А если и так, это не повод сдавать меня ему! Останови машину, сказала! – повысила голос.

– А я тебя сдаю? Чем? – деланно удивился, ухмыляясь, прибавляя скорости. – Тем, что хочу рассказать ему правду о нас? Что я был твоим первым? Что ты беременна от меня? Что я до сих пор тебя хочу, как одержимый, и мне надоело быть сторонним наблюдателем, когда я точно знаю, что ты желаешь того же? По-моему, это будет честно перед братом с моей стороны, разве нет?

Пальчики, впивающиеся в моё запястье, вдавились сильнее, оставляя полосы и царапины на коже.

– Нет! Не надо! Пожалуйста! – окончательно сорвалась Василиса. – Я тебя прошу, не говори ему! Ничего не говори! Он не знает, что это ты. И не должен узнать. Пожалуйста, Ярослав, – почти взмолилась. – Что я должна сделать, чтобы ты меня послушал? Скажи, я сделаю. Только не говори ему! Всё сделаю. И замуж за него не пойду, только, пожалуйста, ничего не говори ему! До свадьбы ещё две недели, я что-нибудь придумаю. Но только не так! Прошу, пожалуйста, Ярослав.

В её глазах снова застыли слёзы.

– Правду. Расскажи мне грёбанную правду, – потребовал властно и непримиримо, прибавляя скорость.

– Да что тебе сказать? Что он заставил меня? Да, заставил! То, какой он, ты уже и без меня превосходно знаешь! А что будет, когда расскажешь? Когда он разозлится? А потом и ты разозлишься! Вы же родные братья! Да я лучше сама умру, но только не так, понимаешь? По крайней мере, не сейчас, не сегодня. Пожалуйста, Ярослав. Я тебя очень прошу. Ну что мне, на колени встать перед тобой что ли? Что?! Что мне сделать? Чтобы ты меня послушал. Хоть раз! – выплеснула она в ответ.

– А что мне надо сделать? – тоже повысил голос, резко затормозив. – Чтобы ты мне хоть раз доверилась и всю правду выдала? Хоть один грёбаный раз! Говоришь, заставил, а как заставил? Чем он тебя взял? И почему ты мне всё сразу не рассказала? Почему заставила поверить в твоё предательство? Даже готова была ребёнка меня лишить! А теперь ещё и просишь не лезть в это! И серьёзно ждёшь, что я покиваю согласным болванчиком и забью? Серьёзно этого ждёшь, да? – развернулся к ней всем корпусом, прожигая злым взглядом.

Снова в моём разуме слетали все установки. Один клапан за другим. Ещё немного и погребёт под волной поднимающейся из глубин ярости. Тем более, что ответом мне послужил не менее исполненный ярости крик:

– А-аа! – тоже психанула Василиса.

И тут же оборвала себя. Умолкла. Ненадолго. А дальнейшее звучало совсем тихо:

– Мы познакомились с Игнатом… Не очень хорошо. Потом… Он прислал цветы с извинениями. Я выбросила их. Не приняла. И забыла. Уехала на стажировку. В Стамбул. С неё вернулась в тот день, когда мы с тобой перепутали сумки в аэропорту. Потом… Потом я видела и слышала только тебя. Никого больше. А Игнат… Они договорились с Жанной. И у него было видео. Где мы с тобой. В то утро, после нашей с тобой ночи, его люди забрали меня и отвезли сперва к нему, потом в… ангар, – сделала пауза, глубоко вдохнула. – Там… Их было десять. Незнакомых мне мужчин. Чем-то похожих на тебя. Комплекцией. А Игнат… застрелил. Первого. И всё спрашивал и спрашивал, требовал имя. Твоё имя. Я молчала. Второго он забил голыми руками. Для третьего приготовил цепь. И все они – все те, кто был рядом… Просто стояли и смотрели. Не отпускали меня. Всё равно им было. Плевать. Никто меня не слушал. А Игнат всё спрашивал и спрашивал. И я… сдалась, – замолчала, до крови раскусила нижнюю губу, снова уставилась в ветровое стекло. – Разве должны они умирать? Другие. Из-за меня. Не должны. Но он сказал, если не сделаю, всех заберёт… Никого не оставит. И я понятия не имела, что ты – его брат. Родной брат. А я… я для вас просто «шлюха», которую можно купить, продать, увезти, присвоить, запереть и сделать всё, что вздумается. Потому что у вас двоих хватает на это сил и возможностей. А у меня – нет. Вы так похожи, на самом деле. Не понимаю, почему я не заметила это сходство сразу…

Она всё говорила и говорила, и говорила. Я слушал, но в какой-то момент понял, что почти не слышу. Несмотря на то, что каждое её слово клеймом отпечатывалось в мозгах. Во мне с каждым её словом росло нечто несоизмеримо огромное по своим размерам, того и гляди, поглотит, но не поглощало. Опаляло, высушивало и одновременно морозило, топило в своей стихии. У меня не получалось дать название этому клубку непонятных эмоций. Слишком много их было. Настолько, что казалось сейчас уж точно взорвусь. Но на деле сидел на месте, ни разу не шелохнувшись. Мышцы всего тела свело, и они уже ныли от перенапряжения, но паралич не проходил. И на девушку взглянуть не получалось. Ничего уже перед собой не видел. Только слайдшоу из тех картин, которыми она со мной сейчас делилась. Последнее признание и вовсе как гвоздь в гроб.

Похожи?

Да, наверное.

Потому что сейчас я готов был повторить всё то, что брат сделал с Василисой, с ним самим. Заставить пройти все круги ада. Чтоб пожалел о том, что вообще когда-то посмотрел в её сторону. Посмел тронуть.

Не об этом ли рассказывал дед? Когда просил вернуться. Но почему сразу не раскрыл карты? Боялся, что не поверю? Вполне может быть. Потому что даже теперь, зная правду, нисколько не сомневаясь в словах куколки, я всё равно отчаянно не желал признавать такую правду. И в то же время понимал, что она есть и никуда от неё не деться.

А ещё…

Я виноват. Не уберёг. Позволил случиться этому. А ведь было столько предпосылок, от которых я отмахнулся как от незначащих из-за своей гордости и принципиальности. И ей не молчать надо было, а:

– Сдать. Надо было сказать ему. Моё имя.

Я, наконец, снова смог шевелиться. Тут же прикрыл глаза. Вот только перед внутренним взором опять возник ангар. И представить жутко, что пережила Василиса, когда брат на её глазах убил двух людей таким варварским способом. Это же:

– Чертовщина какая-то…

Дьявол, вот что теперь делать с этим знанием? Пойти и реально сдать властям слетевшего с катушек брата? Или подождать? Вот только чего ждать? Того, когда он сам всё поймёт и хер его знает, что ещё придумает? Отыграется по-любому на Василисе. Нет. Этому точно нельзя дать случиться. Значит, сперва нужно спрятать Лисёныша, а потом устраивать разборки с Игнатом.

Пока я всё обдумывал, руки сами потянулись к мобиле, принявшись печатать на нём сообщение одному из парней, с кем служил. А ещё нужен новый телефон. Левый. О котором брат не будет знать. Нам обоим. И…

– Твою мать! – вдарил со всей силы по рулю, когда понял, что моё спокойствие начинает сдавать. – Мать-мать-мать-мать-твою! Пр-ридурок! – снова врезал по рулю.

И сам не знал, к кому относилось это высказывание больше: к себе или всё же брату. Наверное, к нам обоим.

Опомнился, когда хрупкие пальчики обхватили за ворот, потянули на себя, развернули, сместились на шею. Слёзы, застывшие в изумрудном взоре, никуда не делись. Но улыбнулась мне Василиса мягко и тепло. В то время, как в моей душе по новой расходилась пустота.

– Не злись, пожалуйста, – произнесла. – И… Знаешь… А давай просто уедем? Куда-нибудь. Подальше. Я попросила сделать мне новый паспорт. Мне и сестре. И тогда опеку забирать тоже не надо будет. С новыми документами сестра и так будет со мной, – провела по моей шее в успокаивающем жесте, погладила затылок. – Что скажешь? Можно ведь, да? Уехать. Вместе. Ты только не говори Игнату ничего. Я не хочу, чтобы всё стало ещё хуже, чем есть. Пожалуйста, Ярослав, – снова улыбнулась мне ласково.

Прижался лбом к её, обняв обеими ладонями заплаканное личико, и тоже улыбнулся. Вышло вяло, но как смог.

– Я не злюсь. Я в бешенстве, – признался. – На брата – за то, что посмел обидеть тебя. На тебя – за молчание. На себя – что не понял ничего сразу, не уберёг, просмотрел. Прости меня, – поцеловал нежно бархатные губы. – И нет, мы никуда не уедем, – заметил уже уверенней, отстраняясь и выпрямляясь. – Не так. Если у брата так снесло крышу из-за тебя, не факт, что побег поможет. Он будет искать, а когда найдёт… – нервно повёл плечом. – Нет. Надо иначе. Всё иначе, – уставился на дорогу, а затем выдохнул и завёл заглохший двигатель, продолжив путь в город. – Нужны новые мобилы, – пояснил свои действия. – И да, куколка, даже не надейся, что я забуду и не припомню тебе в будущем тот факт, что ты хотела лишить меня нашего ребёнка. Как и твоё молчание, – проговорил совсем мрачно.

И только сейчас заметил, что меня банально трясёт. Пришлось сжимать руки на руле как можно крепче и глубже вдыхать и выдыхать. Помогло мало. Внутри по-прежнему будто кто-то огромной кувалдой ударя