– Сволочи! – промолвил Ильяс, находясь под впечатлением. – Гражданское население, видно же сверху. За что их?
– Унтерменши мы, – процедил Олег. – За людей у них не канаем.
– Что? – переспросил идущий рядом боец.
– Не считают нас людьми.
– А кто ж мы? – удивился рядовой. – Всяко же – люди.
– Они так не думают. Люди для них только немцы, остальные – недочеловеки. Унтерменши.
Солдат выругался:
– Попомнят, гады! Подойдут резервы, вдарим так, что на коленках ползать будут! Покажем, кто здесь люди!
Олег не стал разуверять бойца. Злость и надежда – лучшие чувства в бою.
Принесенную соляру залили в танк, покрутили стартер. Мотор завелся.
– Хорошо, что не бензиновый! – Коля похлопал «БТ» по броне.
Ильяс не понял радости:
– Почему? Бензин с любой машины слить можно.
Климович объяснил снисходительно:
– Для «БТ» не всякий бензин подойдет, авиационный нужен. К тому же танк жрет много, больше литра на километр. С солярой куда меньше. А с дизелем танк просто летит! 375 лошадиных сил!
Подошел Олег, координировавший действия с пехотой. В бой, кроме танкового экипажа, шли пятеро бойцов. Двое легкораненых будут контролировать дорогу к селу на случай, если немцы пожалуют. Остановить большую колонну они не смогут, но подать сигнал и сдержать фашистов до того момента, когда на помощь прилетит танк, вполне в состоянии.
Горовцов уговаривал сержанта не лезть на рожон и не соваться на мехдвор с танком. Не верил, что будет толк. На шум боя подтянутся гарнизоны соседних сел, трофейные команды; так что с танком или без него, все равно не уйти. Предлагал просочиться, вырезать охрану кухни, забрать продукты и слить немного соляры, унеся ее в ведрах. И так, тихонько, на малом ходу и своих двоих, отойти в лес. И уж оттуда двигаться к фронту.
Олег уперся. Танк у них хороший, рядом – море солярки. Не может не быть! Надо уничтожить охрану, заправить танк (на все про все – минут двадцать), на хвост подвесить прицеп тракторный (наверняка найдется) и с парой бочек и ранеными полететь со скоростью пятьдесят «кэмэ» в час. Пока немцы расчухаются, за Днепром будем!
Пехота поскребла затылки, переглянулась, но перечить командирам не стала.
Ударили ночью.
В село въехали по дороге, с включенными фарами, да еще со стороны «немецкого» Бреста. Часовой на посту даже мысли не допустил, что едут не «свои». Так и умер с приоткрытым от удивления ртом, когда с проезжающего танка ему всадили штыком в горло.
«БТ» сбросил десант, выбрался на дорогу против мехцеха, развернул башню и всадил осколочно-фугасный в окно казармы ремвзвода. В деревенских домах, как выяснили наблюдавшие за селом бойцы, жили только офицеры и унтеры, рядовые ночевали в приспособленном под казарму помещении. Это их и сгубило.
Одновременно пехота единственной гранатой взорвала хату, где квартировали офицеры, переколола штыками рванувших на шум часовых и взялась за второй дом с командным составом. Там, однако, немцы очухались быстро. Выбили окна и открыли огонь.
«БТ» тем временем прошелся из пулемета по окнам цеха, всадил еще один снаряд в дверь («перестраховочка», по словам Олега) и двинулся на помощь пехоте. Со стреляющими из окон немцами Олег заморачиваться не стал – приказал таранить дом. «БТ» повернул башню и разворотил стену. Немцы попрыгали в окна – прямо под пули.
Перестрелка стихла, но счет шел на минуты.
Пехота заняла периметр МТС, стараясь следить за подходами. Мехвод и сержант побежали к бочкам. Одна, вторая, все – бензин. А вот и солярка! Пока шел розыск, Ильяс ворочал башней, выискивая желающих на тот свет. Но выжившие немцы если не успели удрать, то сидели, как мышь под веником.
Бочку подкатили, взгромоздили на «козлы», выбили пробку и начали сливать соляру. Насосов не было, носили ведрами, поочередно опорожняя их в баки. Опустошив одну двухсотлитровую бочку, взялись за следующую. С этой провозились дольше.
Пока Коля с приданным бойцом занимался заправкой, Олег отыскал тракторный прицеп. Буксировочного троса не было, но зачем, спрашивается, «БТ» цепь на броне? Для того и возит! Ильяс выскочил и помог закатить по подставленным бревнам в кузов бочки, закинуть канистры с маслом.
Подбежала пехота, успевшая прошарить территорию и разжившаяся кроме пулемета и патронов внушительным запасом съестного. Выгребли все, что нашли на кухне.
– А медикаменты? – спросил ближайшего рядового Олег.
Красноармейцы переглянулись. О бинтах и йоде никто не подумал. Один из бойцов что-то пробурчал и исчез в ночи.
– Куда? Назад! – рявкнул сержант, но солдат уже копошился где-то в развалинах цеха. Вигура нырнул в люк. – Давай, Коля!
Танк взревел мотором, сдернул прицеп и двинулся на выезд. За околицей послышались выстрелы. «Заслон» вступил в бой.
– Быстро фашисты подкрепления перекинули, – уважительно констатировал Олег.
Бойцы в прицепе всматривались в отблески горящего цеха, силясь разглядеть там товарища.
– Вот! Нашел!
Прицеп догонял убежавший боец. Внутрь залетела фельдшерская сумка немцев. Следом ввалился красноармеец.
Его придержали, пару раз хлопнули по плечу. Молодец!
…Бой на околице разгорался. К сухому треску «маузеров» подключился пулемет. «Мосинки» затихли.
Танк проломился сквозь чей-то сад и, безжалостно тряся прицеп с десантом, вывалил на дорогу. Быстро пронесся по ней, взлетел на холм, за которым оставили раненых.
Пехота скатилась выискивать своих. «БТ» поехал дальше, громыхая «хвостом».
– Надо бы прицеп скинуть – продырявят нам бочки, – прокричал Ильяс.
Олег знаком показал, что некогда. Сам он старательно объяснял Коле диспозицию:
– Весь не показывайся. Тут перепад на изгибе дороги, приличный. Постарайся так, чтобы только башня сверху торчала. Туда-сюда не катайся, мельтешить не стоит – вряд ли у них пушки есть. А пехоту с гранатами мы из пулемета положим.
Коля так и сделал. Въехал по склону, показав только башню из-за гребня холма.
На дороге стоял грузовик, вокруг которого копошись фигурки пехоты. Немцы успели залечь и старательно поливали огнем любой выступ. Танк заметили, по броне защелкали пули.
– Давай! – крикнул Ильяс. – По грузовику!
Сержант выругался:
– Угла склонения не хватает: пушка не опускается. Высоко нос задрали! А навесом с двухсот метров не получится, не миномет!
Ильяс взялся за спаренный с пушкой пулемет. Точно!
– Назад!
Танк отполз назад, что вызвало бурю ликования среди немцев.
«БТ» развернулся и покатил к месту выхода заслона. Все были на месте. Горовцов провел загрузку раненых, усадил на броню и в прицеп остальных.
– Поехали?
Коля повернул голову к сержанту. Тот кивнул.
– Давай! Только не прямо, за околицей уйдем в сторону. Чтоб не на восток, а к северу.
– Зачем? – удивился Ильяс.
– В колобка поиграем с немцами.
Олег взял у бойца пулемет. Длинная очередь ударила по кустам, вызвав в ответ хаотичные выстрелы. Еще одна очередь, на этот раз без ответа.
– В колобка? – переспросил удивленный Горовцов.
– Очень злого, грубого, нецивилизованного колобка с садистскими наклонностями, – уточнил Олег.
Ильяс только покачал головой. Танк тронулся, набирая ход. На холме «БТ» остановился, выцелил фары грузовика и одним снарядом разнес ему передок. После чего покатил дальше.
В прицепе тряслась пехота. Ее мнения, куда ехать, никто не спрашивал.
Глава 7
Люба росла девочкой смелой. Ей минуло пятнадцать, когда свели их корову. Вернувшись из школы, Люба застала дома голосящую мать и всхлипывающих братиков. Пропажа случилась днем. Корова паслась на выгоне, братики заигрались и не заметили, как ее свели. Хватившись, мальчики бросились корову искать и, узнав правду, кинулись к матери. Пока бежали, пока нашли бригаду колхозных полеводов, пока рассказали, след похитителей простыл. Мать не решилась идти вдогонку сама, обратилась за помощью к соседям. В ответ мужики молчали и отводили глаза.
Люба забежала в дом, отрезала от каравая краюху и вышла во двор.
– Доченька! – попыталась остановить ее мать, но Люба не подчинилась. Без коровы семью ждала голодная смерть, допустить такое было невозможно. Уточнив, в каком направлении ушли воры (в деревне их видели), Люба припустила следом. Так и шла, расспрашивая встречных, от деревни к деревне, пока не стемнело. В последней деревне ее пустили ночевать; узнав о горе, налили молока. Хлеб у Любы был свой…
Следующий день Люба провела в дороге. Она дважды теряла след, это принуждало ее кружить, искать очевидцев, но, в конце концов, след находился. Корова была приметной: с белым пятном на голове. Ее так и звали – Лыска. Люба миновала границу своего района, пересекла соседний, в третьем Лыска нашлась. Люба увидала ее пасущейся на лугу и замерла от счастья. Лыска, увидев хозяйку, замычала и пошла навстречу.
– Это наша корова! – сказала Люба пастуху. – Сам видишь! Ее у нас свели. Я заберу!
– Не отдам! – не согласился пастух. – Степанова корова! Говори с ним!
В деревне Люба нашла Степана. Это был высокий мужик, заросший бородой по самые глаза. На все доводы Любы он отвечал одно:
– Знать ничего не знаю! Моя корова!
В глаза ей мужик при этом не смотрел. Люба поняла, что уговаривать бесполезно, и пошла по хатам. От соседей узнала, что Степан купил корову у проходящих людей, причем дешево. Люба спросила, где найти участкового. До деревни, где он жил, оказалось пятнадцать километров, Люба одолела их к вечеру. Участкового дома не оказалось, Люба осталась ждать. Она не ела целый день, от голода ныло в животе и кружилась голова, но Люба была девочкой упорной.
Участковый явился затемно. Это был мужчина лет тридцати, худой и усталый. Он выслушал гостью и распахнул калитку.
– Заходи!
Жил участковый один. В его холостяцком жилье было сумрачно и не прибрано. Участковый принес из сеней сало, достал хлеб, они поужинали. После чего Люба взяла веник и стала мести – за еду следовало расплатиться. Участковый следил за ней, не мешая. Подметя полы, Люба вымыла их.