Барон приподнялся и посмотрел на своих охранников, словно вопрос предназначался не только опальному Аррану, но и им. Охранники — все как на подбор рослые, в золотистой кавероновой броне, напыленной прямо на кожу, — переглянулись и дружно кивнули.
— А ты понимаешь, тупой иблан, к чему меня вынуждаешь?
Барон больше не улыбался. Он в упор смотрел на распорядителя, и его губа подергивалась.
— Ты вынуждаешь меня, своего хозяина, рисковать собственным имуществом! Хотя должен заботиться, чтобы оно приумножалось!
Он снова замолчал, словно не находил слов от гнева. Впрочем, ни Аррана, ни остальных присутствующих в ложе не интересовало, гневается барон или только делает вид. Помимо всего прочего, Тоар Гемельсоирский, барон Пако, прославился непредсказуемостью своих поступков. Случалось, что он бросал подданных хищникам и за меньшие провинности, нежели несвоевременно поданный список гладиаторов… и миловал преступников, которые на помилование даже не рассчитывали.
— Сегодня я делаю ставку на твое месячное жалованье, — произнес он. — Надеюсь, это тебя кое-чему научит. Как ты понимаешь, если я поставлю удачно, выигрыш достанется мне. Думаю, это справедливо. Ведь я плачу тебе из своего кармана, верно? Ты, по крайней мере, ничего не потеряешь.
Барон фыркнул и с видом заговорщика подмигнул охранникам, приглашая оценить шутку. Кое-кто засмеялся в ответ, но облегчения никто не почувствовал. Повелитель вполне мог поставить на самого слабого из гладиаторов, чтобы заставить распорядителя в течение месяца ощущать тяжесть совершенного проступка.
Но тут на арену вышли глашатаи в длинных белых одеждах, и цирк огласила пронзительная многоголосая трель. На мгновение все стихло, лишь ее эхо трепетало в воздухе… а потом трибуны снова взревели. Под восторженные вопли зрителей глашатаи поднялись на пандус, и служители распахнули ворота. Начиналось настоящее веселье.
Барон снова хмыкнул, посмотрел на полупрозрачную пластинку со списком бойцов, словно в руки ему попала чрезвычайно забавная и занимательная головоломка… и несколько раз ткнул стилом, делая ставки.
Отлично понимая, чем рискует, распорядитель решил поставить новичка с диким именем «Мехмед Каты» в пару с лучшим бойцом барона — Белым Скерром, двукратным победителем Всегалактического турнира, который проводился в Столице Империи. Старший смотритель Отто Чаруш утверждал, что его воин в одиночку расправился с отрядом палачей и в считанные секунды уложил двух гладиаторов голыми руками, однако в это верилось с трудом. Возможно, этот щуплый бородатый коротышка смог бы справиться с самим Арраном, но выдержать хоть один поединок… Сейчас он убедился, что поступил мудро. Если новый поединщик Отто Чаруша и вправду силен, их ожидает захватывающая схватка. Если нет — барон и зрители вдоволь повеселятся, глядя, как Скерр размажет «непобедимого воина» по песку. В любом случае, он действительно ничего не теряет.
Бои шли полным ходом. Барон успел выиграть несколько сотен мегакусов и был этим чрезвычайно доволен. Тем временем в ложу поднялся Старший смотритель.
— Откуда ты берешь воинов, Отто? — осведомился Тоар, глядя сверху вниз на коленопреклоненного толстяка. — Может, поделишься секретом? Наверно, их тебе дарят в благодарность за добросовестную службу и ревностное исполнение обязанностей…
Отто Чаруш лишь тяжело вздохнул.
— Ладно, вставай, — барон милостиво махнул рукой. — Да, да, сам. Моим охранникам такое не под силу… Ну что же ты, Отто? Шевелись! Сейчас твоего великого воителя выпустят на арену! Ты пропустишь самое интересное. Или ты уверен, что он продержится больше минуты против моего чемпиона?
— Постараюсь не разочаровать вас, господин, — пропыхтел Старший смотритель, с трудом поднимаясь на ноги.
Что он имел в виду, осталось непонятным, а барон уточнять не стал. На арену вышел сам Белый Скерр.
Никто не знал, был ли он таким от рождения или стал в результате генетических операций — альбинос с могучими мускулами, способными гнуть древний металл. Он не был ни крупнее, ни тяжелее большинства гладиаторов, но побеждал всех, независимо от количества конечностей и наличия хвостов, рогов и клыков у противника. Ходили слухи, что он тренируется исключительно с дикими зверями, потому что не умеет драться вполсилы. Скерр был одним из пяти гладиаторов Галактики, на которых заключались «особые ставки» — зрители спорили, каким именно ударом он добьет противника. Покачивая клинком, похожим на опасную бритву двухметровой длины, он шел по песку, опустив гладковыбритую голову с двумя костяными выступами, напоминающими спиленные рога. Плавность его движений завораживала: казалось, на него не действует сила тяготения.
Выйдя на середину поля, Белый Скерр взмахнул над головой клинком и замер, словно превратился в мраморную статую. Зрители неистовствовали. Огромные ультраплексовые экраны расцветали колонками разноцветных цифр: ставки росли.
И вдруг как будто кто-то выключил звук.
На арене появился противник Скерра. Не гигант, не чудовище с других планет… Не сказать, что таких можно каждый день встретить на улицах города — он слишком походил на легендарных Древних людей. Но эта мысль приходила в голову не сразу: слишком уж невзрачным выглядел этот Мехмет Каты… или как там его зовут? Отто Чаруш мог бы придумать что-нибудь более впечатляющее. Вдобавок «воин» вышел на поле в штанах, словно ему было что скрывать, и без оружия.
— И это твой герой? — осведомился барон.
— Это он, господин, — ответил Отто Чаруш.
Тоар взял с левитирующего столика кубок с молоком котты, сделал глоток и скорбно посмотрел на Старшего смотрителя.
— Он у тебя что, все мечи поломал? А эти штаны? Что за срам? Ты первый раз воина на арену выпускаешь? — Он снова пригубил из кубка, бросил короткий взгляд на арену и недоверчиво прищурился. — Или ты что-то крутишь? Арран!
Распорядитель, который до сих пор прятался за спинами придворных, опасаясь попасть под горячую руку, выбежал вперед.
— Выясни, кто ставил на Скерра. Кто делал самые высокие ставки. И…
Его слова потонули в оглушительном реве зрителей. Барон Пако прервал разговор, повернулся… потом привстал…
Разговор с Отто Чарушем продолжался меньше минуты. Но этого коротышке с непроизносимым именем оказалось достаточно.
Белый Скерр лежал на песке, а маленький гладиатор стоял над ним, прижимая к горлу противника лезвие меча, похожего на опасную бритву. Видно было, что клинок для него тяжеловат: коротышка стиснул его рукоять двумя руками. Барон поднял пластинку, навел ее на застывших в неподвижности воинов и увидел, как вздулись его мышцы. Но не это поразило барона.
Невозможно. Так просто не бывает, потому что не может быть!
Но сомнений не было. Победитель разговаривал с побежденным. Губы коротышки чуть заметно шевелились под густыми усами; каждую фразу он заканчивал спокойным кивком. Скерр выслушивал его и что-то отвечал. Выражения его лица барон не понимал.
И ни тому, ни другому, похоже, не было дела до зрителей.
Зрители сходили с ума. Многоголосый шум нарастал… и вот уже вся толпа кричала, как одно живое существо:
— До-бей! До-бей!
Барон стиснул кулаки. Гнев сменился растерянностью. Как могло случиться, что Скерр проиграл — да еще так быстро? Как он мог допустить, чтобы этот мелкий трабб отнял у него клинок? Может быть, его подпоили?
Или они сговорились? Скерр — и этот…
— До-бей! До-бей! До-бей!
Желание толпы — закон. Но не всегда. Иногда стоит пойти против ее воли… чтобы она обомлела от твоей безнаказанности.
Барон ждал. Взведенная толпа не могла успокоиться мгновенно, и он знал это. Но знал также, что его жест не остался без внимания. Он чувствовал это. Чувствовал, как стихают крики, как взоры зрителей обращаются к нему в ожидании одного-единственного движения, которое решит судьбу побежденного.
Наконец, последний возглас смолк. И в наступившей тишине барон Пако обвел взглядом стадион и поднял руку, словно на ладони у него был начертан символ некой непререкаемой истины. Это означало: «помиловать».
Бородатый коротышка отвел клинок и, кажется, что-то спросил у поверженного великана. Потом поднял голову и, близоруко прищурившись, посмотрел в сторону главной ложи. На миг барон поймал его взгляд.
И точно молния сверкнула над ареной. Вряд ли хоть один из зрителей успел заметить что-то, кроме блика солнца, на миг пойманного широким лезвием.
Маленький воин отступил на шаг, с силой вонзил меч в песок, опустился рядом на колени, отвесил непонятно кому земной поклон…
Потом встал и как ни в чем не бывало направился к выходу.
А Белый Скерр остался лежать на арене. Он лежал в той же позе, в которой только что разговаривал со своим противником, и из его рассеченного горла короткими толчками била алая, неестественно яркая кровь.
Барон сглотнул. Происходящее казалось нереальным. Он коснулся кадыка, словно хотел убедиться, что ему самому не перерезали глотку, и понял, что руки у него трясутся.
Проклятый Отто… Проклятый Арран… Это заговор, определенно заговор. Сегодня гладиатор на арене отказывается повиноваться, а завтра начинается бунт. Он разберется с ними. Но сейчас…
— Отто!
— Да, повелитель? — Отто Чаруш, который собирался под шумок вернуться в свою ложу, подскочил, словно ему дали пинка.
— Ты объяснил этому траббу, что означает, когда я поднимаю руку?
— Конечно, мой господин!
— Я этого не вижу!
Барон шагнул к толстяку, стиснув кулаки, в горле у него клокотало. Отто Чаруш невольно попятился.
— Я всегда соблюдаю правила! Я готов пожертвовать любым из своих воинов, который проиграл схватку! Но если я требую помиловать проигравшего — значит, это необходимо! Хотя бы для того, чтобы никто не смог опротестовать ее исход! Ты сейчас же — слышал, сейчас же! — отдашь приказ заковать своего бешеного тринокса в кандалы. Такие, чтобы он их случайно не порвал. А ты… — он ткнул пальцем в сторону распорядителя, который от ужаса был готов провалиться сквозь землю, — подбери пять пар на поединки. А