лядел на неё.
— Где, чёрт побери, Кэш и Энди? — не выдержав, закричала она. — Чего они там копаются?
Но когда братья Рейчел наконец ввалились в дом, сбивчивый рассказ Рейчел не впечатлил их точно так же, как совсем недавно он не впечатлил её мать. Рейчел старалась рассказывать о страшном незнакомце как можно более красочно, но Кассиус громко плескался, умываясь, и, казалось, не слышал ничего на свете, а Энди пытался выправить молотком погнувшуюся шпору и тоже с головой ушёл в это занятие.
— Проклятье, чего они добавили в это мыло? — отфыркиваясь, спросил Кассиус. — Оно дерёт кожу, как сумасшедшее.
— Это то же самое мыло, каким ты мылся в прошлый раз, — покачала головой Матильда. — Просто ты поцарапал себе все руки. Эти рукавицы из оленьей шкуры ничуть не помогают — после них остаются десятки порезов и ссадин. Тебе надо было надеть настоящие хорошие перчатки, как я тебе и предлагала.
— Кэш! — воскликнула Рейчел. — Ты расслышал хоть слово из того, что я только что сказала?
— Ну конечно. Похоже, этому старику нужны наши лошадки. Энди, тебе надо будет потом выйти из дома и поставить жерди вокруг загона. Если он уведёт наших лошадей, мы тогда хотя бы будем знать, в каком направлении их искать, когда наступит утро.
Небрежный ответ Кассиуса покоробил Рейчел. Она была была готова убить его.
Кассиусу Закари, которого в семье обычно звали просто «Кэш», недавно исполнился двадцать один год. Он был высокий и всё ещё по-юношески гибкий, с тёмными волосами и усами, которые начали заметно густеть над его верхней губой. Он многое знал и умел. Бен частенько говорил, что у Кассиуса — самые лучшие мозги во всей их семье, и очень часто так оно и бывало. Особенно легко Кассиусу давались языки. Многие из тех, кто жили в этих местах, могли изъясняться по-испански и владели азами языка команчей, но Кассиус, в дополнение к этому, легко и быстро освоил язык индейцев из племени кайова, который насчитывал ни много ни мало 74 гласных, в котором было полным-полно шипящих и носовых звуков и на котором приходилось скорее не говорить, а петь, чтобы тебя поняли. Нет, его старший брат Бен тоже мог изъясняться на языке кайова, но он овладел этим умением лишь после нескольких месяцев напряжённых мучительных занятий в отличие от Кассиуса, который фактически выучил язык кайова на слух. Он просто слушал, как говорят кайова, — и вскоре стал говорить сам. Всё это пришло к нему естественно, точно само собой.
По словам матери, Кассиус научился читать ещё в трёхлетием возрасте. «Но с тех пор он больше не прочитал ни одной книги», — порой едко добавлял Бен.
Но самое большое разочарование Рейчел пришлось пережить даже не от него, а от Энди. Энди ещё не исполнилось шестнадцати, но он был высоким и очень крепким на вид, и его всегда считали старше, чем он был на самом деле. Когда и Энди, и Рейчел были маленькими, они всегда держались вместе и были очень дружны. Вдвоём они противостояли миру взрослых, который был порой так несправедлив по отношению к ним. Рейчел очень много занималась воспитанием Энди, она порой была ему как мать, и привыкла считать его чем-то вроде своего собственного ребёнка. Но потом он вдруг стал очень быстро расти и постепенно отдаляться от неё. Он мог объезжать диких лошадей, на которых сама она не могла ездить, он мог путешествовать там, где она бы никогда не осмелилась появиться одна, и постепенно всё больше погружался в мир взрослых мужчин, куда ей не было доступа. И теперь, с серьёзным видом выслушав её, Энди произнёс совершеннейшую глупость, от которой внутри у Рейчел всё перевернулось:
— Неужели ты не поняла, что ты увидела? — Энди даже сделал паузу, чтобы сделать свою фразу весомее. — Это же был Призрак Бандита.
Рейчел замерла от гнева и возмущения. А Кассиус между тем подхватил глупую игру:
— Призрак? Да нет, что ты — его бы просто сдуло этим сильным ветром.
— А как же насчёт Призрака испанского воина, который можно встретить в окрестностях Реки Дьявола? Что-то его не уносит никуда ветром!
Кассиус сделал вид, что серьёзно задумался над словами брата.
— Ну да ты, прав. Но, наверное, всё дело в железных доспехах, которые он носит на себе. Они такие тяжёлые...
— А что ты скажешь о целой армии привидений, которые гнездятся на Фэнтом-Хилл?[1] Их же можно встретить там в любое время, и они ещё выстраиваются там в шеренгу!
— Я знаю. Но выстраиваются ли они в настоящую шеренгу при любой погоде? Какой бы она ни была?
— Они всегда выстраиваются в абсолютно ровную шеренгу, — с авторитетным видом заявил Энди.
И Энди, и Кассиус с такой прохладой отнеслись к сообщению Рейчел, что она была глубоко обижена на них. Общей бедой для всех женщин, которые жили в этой глуши, было то, что им практически нечего было рассказать своим мужчинам, когда те приезжали домой. Поэтому, если в погребе прорастала первая картошина, или мышка брала пищу из рук Рейчел, это считалось колоссальными новостями, и они сообщались каждому по отдельности и потом долго и в подробностях обсуждались. Но обычно ничего не происходило, и сообщать было абсолютно не о чем. Лишь иногда перед домом мог промелькнуть олень, или показаться койот, но рассказывать об этом мужчинам было глупо — они и сами то и дело сталкивались с этими животными, и в гораздо большем количестве, и им это было совсем неинтересно. Их могло бы заинтересовать разве что появление медведя вблизи их дома... И вот теперь, когда у Рейчел наконец появился целый настоящий рассказ, которым она была готова поделиться с братьями, они совсем не желали её слушать.
Рейчел ушла в себя и практически перестала разговаривать.
Вечером следующего дня, который снова был очень холодным и ветреным, она вновь посмотрела в сторону гряды холмов к северу от их домика, ожидая увидеть там зловещего всадника на старой кляче. Однако там никого не было. И в течение следующего дня Рейчел также никого там не смогла увидеть.
Нагнавший на неё столько страху всадник появился лишь на третий день.
Глава 2
Первой его увидела Матильда. По логике вещей, этого не следовало бы ожидать от неё, ведь её зрение было едва ли не худшим среди всех, кто жил в этом доме. По причине не слишком хорошего зрения Матильда всегда пристально вглядывалась в людей и в предметы, широко раскрывая при этом свои глаза, что, впрочем, только придавало ей заинтересованный неравнодушный вид и даже заставляло выглядеть моложе своих лет.
Впрочем, в этот самый вечер ей не пришлось чересчур перенапрягать своё зрение. Она взяла свою корзинку с шитьём и села у окошка, выходящего на южную сторону, и, пока её пальцы проворно и почти автоматически занимались шитьём, Матильда то и дело поглядывала на широкие просторы прерии за рекой, надеясь увидеть возвращающегося Бена. Матильда вообще очень часто присаживалась именно у этого окошка, чтобы не пропустить возвращения Бена, и сидела там порой часами, так что Рейчел иногда даже казалось, что мать начинает дожидаться Бена буквально через минуту после того, как тот уедет.
Сама Рейчел находилась в этот момент в погребе, где они хранили картошку. Этот погреб они вырыли уже после постройки дома, осознав, что так будет удобнее всего хранить картофель и другие овощи. Дно погреба было на четыре фута ниже уровня пола, и для того, чтобы забраться туда, следовало отодвинуть деревянный щит, прислонённый к стене, и проскользнуть вниз сквозь довольно узкую щель. Неловко двигаясь в полутьме погреба, Рейчел уже наполнила свой передник картошкой, когда она вдруг услышала, как мать взволнованно крикнула: «О, Господи!» В следующий миг послышался звук падающего стула. Обеспокоенная Рейчел выскочила из погреба, задев при этом головой за деревянный косяк. Но она даже не почувствовала боли. Она увидела, что мать стоит прямо перед окном, точно окаменев, неподвижно уставившись на что-то широко раскрытыми глазами.
— Мама, мама! — закричала Рейчел и бросилась к матери, совершенно позабыв про картошку, которую держала в подоле. Просыпавшиеся картофелины раскатились по всему полу.
Подбежав к окну, она увидела странного всадника, который находился не далее как в двух шагах от их домика. Он сидел на лошади и, наклонившись вперёд, насколько это было возможно, пристально вглядывался в окно домика Закари.
В глаза Рейчел бросилась его борода, почти обесцвеченная от долгого воздействия ветра и солнца, и длинные волосы, высыпавшиеся из-под его шляпы. Поперёк седла у всадника лежало длинное ружьё. Рейчел перевела взгляд на его клячу и внутренне ужаснулась — как вообще могла оставаться в живых столь дряхлая развалина? И разве могла она ещё скакать по прерии и нести его на себе? В глазах лошади застыло выражение боли, которое было характерно для всех очень старых животных.
Бородатый старик и его лошадь застыли перед домиком, точно окаменев. Ни один их мускул не шевелился. Только порывы ветра играли бородой мужчины и хвостом и гривой лошади, оживляя их окаменелую неподвижность.
Небо опять было затянуто плотными тучами, и из-за этого на земле царил полумрак, разглядеть в котором что-то было очень трудно. И всё же лицо мужчины показалось Рейчел странно знакомым. Неужели она где-то видела его раньше?
— Отойди от окна, мама, — прошептала девушка. — Мама, ну отойди же от окна!
— Как ты думаешь, он видит нас? — дрожащим голосом спросила Матильда.
Наверное, она надеялась на то, что царившая на улице темень, дрожащие блики света от свечей на окнах и ветер не позволят странному всаднику их разглядеть. Но Рейчел чувствовала, что он смотрит на них в упор и прекрасно видит.
— Ну конечно, он видит нас! — яростно прошептала она и, схватив мать за руку, оттащила её от окна.
— Но я даже не услышала, как он подъехал, — в смятении призналась мать. — Я просто случайно подняла глаза — и вдруг увидела, что он уже здесь, рядом.
Рейчел бросилась к двери и сорвала ружьё со стены. Резким жестом она передёрнула затвор, посылая патрон в ствол.