– Вся эта история с Маршаллом… До сих пор не укладывается в голове, как все повернулось. Сумасшедшие выдались дни, правда?
– Ага. И в конце концов он умирает от аллергии на птиц. Как-то это все дико.
– В самом деле. – Сана задумывается. – Так ты думаешь, Вера права? Кто-то его убил?
Рики долго хранит молчание, глядя куда-то вдаль.
– Даже не знаю.
– Но ведь это вторжение в магазин наверняка не случайное и как-то связано со смертью Маршалла, и тем выше вероятность, что он был убит, правильно?
– Возможно. Но из магазина ничего не пропало. Полиция не нашла никаких улик, так что я не знаю, что думать.
Сана закусывает нижнюю губу.
– Как думаешь… – Она запинается и морщится. – Как думаешь, может, это Оливер? Он единственный знал про аллергию на пух.
– Верно, хотя возможно, что Джулия тоже знала. Она была замужем за Маршаллом, так что вполне могла знать. Обычно супруги говорят о таких вещах, нет?
– Логично. – Сана вздыхает. – Мерзко думать, что кто-то из них убийца.
– Да, согласен. Знаешь, одно время я думал… – у него дрожит голос, но он делает глубокий вдох и продолжает: – Думал, это я. Я ударил его вечером, когда он умер, и подумал, может…
У Саны болезненно сжимается внутри.
– Тяжело жить с таким грузом.
Рики кивает и смеется.
– Ну, Вера сказала, что с такими хилыми руками, как у меня, невозможно убить человека одним ударом.
– О, это в духе Веры, – Сана хихикает. Так легко представить, как Вера говорит это. – Какое-то время я тоже думала, что причастна к смерти Марашалла. В тот день я разыскала его и расцарапала ему лицо. Мне еще не приходилось вот так бросаться на людей. Я была в ужасе.
– Аналогично, – с сочувствием говорит Рики. Он тянется и накрывает ее ладонь своей, и тепло его кожи успокаивает тревожные мысли. – Он каким-то образом пробуждал все худшее в человеке, правда?
Сана кивает.
– Думаю, это и ранило больнее всего. В тот момент я осознала, что мир жесток, и чувствовала себя такой дурой оттого, что не понимала этого прежде, ведь это же очевидно, да? И казалось, это больше моя ошибка. Люди вроде Маршалла будут всегда, и всегда будут делать то, что делают, и я должна уметь защищаться от них. Мне было так стыдно из-за того, что я попалась в его ловушку.
– Мне жаль, – бормочет Рики и опускает глаза.
Ей кажется, или у него действительно такой невыносимо печальный вид? У Саны болезненно сводит сердце, и она сжимает его руку.
– Эй, – произносит она мягко, – это не твоя вина. Ты и сам стал его жертвой.
– Да, но… – Рики поджимает губы, словно пытается подобрать слова.
И в этот момент, когда они так откровенны друг с другом и обнажают свои раны, что-то трогает сердце Саны. Не отдавая себе отчета, она подается к Рики и целует его в губы. Что бы он там ни собирался сказать, всё тотчас забывается, он заводит руки Сане за спину и привлекает к себе, и они отдаются этому прекрасному мгновению.
31Джулия
Джулия все еще не верит своим глазам, когда заглядывает в свое расписание. Свое расписание. Да, теперь она из тех людей, у кого есть расписание, и оно заполнено именами клиентов. Джулия не в силах перестать говорить «расписание» и повторяет это слово не меньше семи раз на дню. «Так, давайте я внесу это в свое расписание» или «Позвольте, я проверю свое расписание».
Кроме того, Джулия завела календарь. Да, настолько все серьезно. И в нем почти не осталось свободных дат. Причем это не только напоминания вроде «Купить любимых хлопьев Эммы», но и такие записи, как «Эйприл Уолсон – съемка, беременность» или «Хизер + Рикуто свадебная съемка». Всякий раз, получив новый заказ, Джулия садится за компьютер и добавляет запись в календарь.
Вера дышит ей в затылок и щурится на экран.
– Надо брать с них больше. Такое правило: поднимай цену через каждые три заказа.
Джулия оглядывается на нее в ужасе.
– Что? Я так не могу, это неэтично.
– Ха! Еще как этично. Это не раздувание цены, а уважение к себе. – Вера тычет ей пальцем в грудь. – У тебя же с каждым разом получается все лучше?
– Ну да, только…
– А через три сеанса ты все такая же, как раньше? Ты топчешься на месте?
– Нет, но…
– Тогда почему твоя цена не меняется?
После секундного замешательства Джулия признает, что в словах Веры есть логика. И в действительности она не поднимает расценки не из деловых соображений. Это нежелание продиктовано скорее недостатком уверенности. Поэтому она следует совету Веры и поднимает цену на десять процентов после каждого третьего заказа. И сейчас у нее одиннадцать выполненных заказов спустя всего несколько недель после съемок с Кэсси! Джулия до сих пор иногда щиплет себя, не в силах поверить в свое везение.
– Это не везение, – отрезает Вера, когда Джулия опрометчиво упоминает об этом. – В бизнесе не бывает везения. Ты сама создаешь свою удачу.
Это так, но Джулия все-таки благодарит случай за возможность поработать с Кэсси. Ее клипы нельзя назвать вирусными, но она усердно работает, выкладывая от трех до пяти видео ежедневно. Джулия постоянно заходит на ее страницу и видит, что число подписчиков продолжает расти. Кроме того, Кэсси убедила ее завести аккаунты в «ТикТоке» и «Инстаграме»[16], прежде чем разместила у себя фотографии с восторженными отзывами и ссылками. Один этот пост принес Джулии трех новых клиентов, которые упомянули ее у себя в «ТикТоке», и это продвинуло дело еще дальше. Порой Джулия думает, что случайно поменялась с кем-то местами.
Даже Эмма переменилась. Конечно, она по-прежнему хмурая, но уже не такая назойливая и даже не просит грудь в течение дня, только вечером перед сном, что Джулию вполне устраивает. Нет, ей даже нравится укачивать свою дочь по ночам и ощущать тепло ее маленького тела. Но во всем остальном Эмма перестала постоянно цепляться за Джулию, как детеныш коалы, и это позволило им обеим вздохнуть свободнее.
Доходов от съемок все еще недостаточно, чтобы выплачивать кредиты, и уже очевидно, что в какой-то момент им придется подобрать жилье поскромнее. Но Джулия не возражает. Дом лишь служит напоминанием о ее жизни под гнетом Маршалла. Но ее все равно тяготит мысль о переезде, поэтому она не спешит выставлять дом на продажу и искать новое место для жизни.
Этим вечером, пока Вера с Эммой гуляют в парке, Джулия редактирует фотографии, сидя за обеденным столом, и в какой-то момент ей слышится шум из дальней части дома.
Наверное, ветер, думает Джулия и продолжает экспериментировать с выдержкой. Но нет, теперь что-то стучит и скрипит. Джулия прислушивается, и по рукам пробегают мурашки. В доме кто-то есть. В горле болезненно пересыхает, и ладони намокают от пота, а она еще даже не встала со стула. Джулия осторожно поднимается, чтобы ножки стула не гремели по дощатому полу, затем оглядывается в поисках импровизированного оружия и берет вазу со столика. Затаив дыхание, она выходит из столовой и крадется по коридору.
Никогда еще он не казался таким темным и зловещим. Джулия пребывает в неком полуобморочном состоянии, но делает шаг, потом другой, сжимая вазу в потных ладонях. Под ногой скрипит одна из досок, и Джулия замирает, дыхание перехватывает, и ей слышится, будто в хозяйской спальне тоже кто-то замер. Если такое вообще может послышаться. А может, наоборот, стало слишком тихо, словно кто-то затаил дыхание и стоит с ужасом в широко раскрытых глазах.
Напряжение нарастает до предела, и Джулия инстинктивно принимает решение. Она срывается с места, одним прыжком преодолевает оставшееся расстояние до спальни и заносит вазу, готовая к бою.
В спальне никого. У Джулии вырывается нервный смешок, и она прислоняется к стене. Сердце колотится, тело трясет от адреналина. Конечно, в спальне никого. Что с ней не так? Джулия выдыхает и садится в изножье кровати, пытаясь восстановить дыхание. По крайней мере, будет о чем рассказать за ужином.
Но потом она замечает, что окно открыто нараспашку, и вымученный смех застревает в горле. Вера вот уже несколько недель как занимает спальню, и она любит оставлять окно чуть приоткрытым, чтобы поступал свежий воздух, но не настолько, чтобы слышать, как соседский терьер лает на белок. Но сейчас окно открыто полностью, и занавески колышутся на легком сквозняке, пробирающем до костей. Обхватив себя руками, Джулия подходит к окну и захлопывает его, убеждая себя, что Вера открыла его утром. Это самое очевидное объяснение. Она заставляет себя сделать глубокий вдох и выдох. Все в порядке. Все…
Взгляд падает на стопку листов посреди кровати. Джулия хмурится и берет листы в руки. Читает заголовок на первой странице:
Неозаглавленная рукопись
Оливер Р.Чен
Так, ладно. У нее в руках рукопись Оливера. Теперь Джулия припоминает, как он еще в школе постоянно что-то черкал в блокноте. По выходным они, бывало, садились в трамвай и сходили на какой-нибудь случайной остановке. Оливер находил скамейку и садился писать, в то время как Джулия фотографировала все вокруг, а затем они снова садились на трамвай и ехали до следующей остановки. Он никогда не показывал ей, что писал, только когда все закончит. Но потом Джулия стала встречаться с Маршаллом, и беззаботные выходные остались в прошлом, а со временем она забыла и про блокнот Оливера.
Наверное, следует проявить уважение и положить рукопись на место, но при одной мысли об этом Джулию захлестывает любопытство. Так радостно узнать спустя столько лет, что Оливер по-прежнему пишет. Что плохого, если просто заглянуть? Джулия садится в кресло и берет первую страницу.
Едва ли Дэвид мечтал быть младшим братом Рэндалла. И уж тем более близнецом. Мало что в жизни сравнится с ролью младшего брата-близнеца. Даже в детские годы было очевидно, что Дэвид – худшая версия, жалкое подобие Рэндалла. Если Рэндалл очаровывал всех вокруг своим бойким нравом, то Дэвид рос до того робким, что с трудом мог сказать людям «привет». Родители постоянно извинялись за Дэвида. «Простите, он стесняется». «Простите, он боится незнакомцев». В то время как Рэндалл улыбался своей фирменной щербатой ухмылкой, и все восклицали «О-ох» и забывали о существовании Дэвида. Впрочем, его это вполне устраивало.