. На раннем этапе деятельности у Союза не было очевидной ориентации на продвижение одного из направлений в искусстве: орудием пролетаризации литературы его стали называть постфактум[461]. Не будучи на начальном этапе своего существования профсоюзной организацией как таковой, Союз поэтов тем не менее ставил себе задачи профессионального союза. Так, А. А. Блок, первый председатель Петроградского отделения, выделял именно материальную сторону его деятельности:
Мы и не делаем попыток объединиться внутренно; во-первых, такое объединение, если оно возможно и нужно, придет само собой, а всякое насилие и принуждение может только отдалить его <…> проще всего определить цель нашего собрания так: каждый из нас хочет и должен попытаться сбросить с себя хоть частицу той скучной и безобразной матерьяльной озабоченности каждого дня, которая мешает писателю быть писателем, которая сковывает его творчество и превращает его в обывателя[462].
Подобные задачи в целом были характерны для литературных организаций рубежа 1910–1920-х годов (Дома литераторов, издательства «Всемирная литература» и т. д.)[463], целью которых было если не улучшение, то поддержание быта интеллигенции.
С другой стороны, существовали идеологические причины создания Союза. Петроградское отделение изначально заняло особую позицию по отношению к Московскому, для которого была характерна установка на сближение с властями (что поставило Союз поэтов в оппозицию к Союзу писателей, который, по словам В. Г. Шершеневича, состоял из тех, у кого «не находилось психологических кирпичей, чтобы построить новое здание»[464]). Петроградское отделение заявляло себя принципиально аполитичным, что отмечалось уже в первых обзорах его деятельности:
…петербургские поэты решили осуществить это объединение, конечно, не по шумному примеру московской «эстрады», а на особых, петербургских началах; учредители хотели, помимо защиты профессиональных интересов, найти в стенах союза возможность говорить о стихах и читать стихи, чувствуя себя при этом свободными от требований литературной улицы[465].
Консолидация поэтических сил Петрограда в Союз поэтов подчеркивала локальную идентичность и преемственность определенной поэтической традиции. Литературный Петербург всегда стремился занять особое место по отношению к Москве, создав особое творческое пространство, что не раз отмечали современники:
Петроград не принимал участия в бешеной и беспрерывной смене литературных вех, но оставался верен, в сущности, одной только школе, одному направлению – петербургскому, петроградскому. Сказать о поэте «петроградский» – значило не только назвать его местожительство, но и определить его «направление», стиль, склад, характер[466].
Петроградское отделение отказалось принимать в свои ряды пролетарских поэтов: формальным предлогом такого решения было то, что пролетарские поэты уже имели свою организацию, то есть входили в Пролеткульт[467]. Ритуальный характер этого решения очевиден: несколькими месяцами ранее, весной 1920 года, в Петрограде было учреждено отделение Всероссийского союза писателей, поэтому необходимости в создании отдельной поэтической организации не было, так как под определение «писатель» подпадали и поэты. Многие из участников Союза поэтов, в том числе сам Кузмин, к 1920 году уже были членами Союза писателей[468]. Под предлогом существования собственного Союза в Союз поэтов могли не принимать прозаиков, однако этого не произошло, как в случае с пролетарскими поэтами. Очевидно, последних не хотели видеть среди членов Петроградского отделения по другим причинам, в первую очередь идеологическим.
Организацию Союза поэтов можно считать тактическим ходом: петроградские поэты нуждались в собственной среде. Помимо декларируемых в официальных документах целей и задач, одной из основных функций любой институции остается регулирование качества поля и его гомогенизация, что достигается разграничением и ограничением аудитории. Эта функция наиболее отчетливо проявляется через практики вхождения в сообщество новых членов. «Контроль на входе» является наиболее действенным способом стабилизации среды, а причины, по которым осуществляется вход одних и запрещается доступ другим, проясняют неявленную, недекларируемую в положениях и уставах (и, возможно, не до конца осознаваемую самими членами) цель создания организации.
Анализируя условия приема новых членов в Петроградское отделение, можно отметить, что одной из дискурсивных практик, реализуемых внутри него, было сужение среды и образование тесного, элитарного круга. Для этого была придумана сложная система вхождения новичков:
…редакционная коллегия рассматривает книжку стихов не менее чем в 5 печатных листов; такая книжка считается явным профессиональным признаком, благодаря которому коллегия может быть более снисходительной к оценке. Если же книжки нет, то в редакционную коллегию представляется не менее 10 стихотворений в рукописи или в печатном виде. В случае, если художественная ценность стихов признана, автор принимается либо в действительные члены Союза, либо в члены-соревнователи[469].
Для сравнения: членом Союза писателей мог стать
всякий, у кого имеются литературные по форме и значению труды, как в области художественного творчества в широком смысле слова, так и в разных областях знания или философского и публицистического мышления[470].
Такая политика привела к тому, что Союз писателей вскоре стал насчитывать свыше 200 членов, а в Союз поэтов из 80 заявлений о вступлении, поданных за период 1920–1921 годов, было удовлетворено не более десяти[471].
Выходит, что членом Союза писателей – то есть санкционированным «писателем», претендующим на полагающиеся этому званию привилегии, – мог быть автор любых произведений, в то время как «поэт» должен был дополнительно подтвердить свой статус, пройдя через несколько стадий легитимации. На первый взгляд, для такой строгости не было видимых причин: Союз поэтов был общественной организацией, не ограниченной в количестве членов (напротив, если бы их было больше, то удалось бы помочь большему числу нуждающихся, реализовав основную миссию профсоюза). Очевидно, что, вразрез декларируемым в уставе задачам, поэтам Петрограда было важнее сохранить видимость автономии собственной среды. В Союз вошли поэты, которые тем или иным образом уже были связаны как с модернистской культурой, так и между собой (например, многие из приглашенных были участниками «Цеха поэтов» – Л. В. Берман, Г. В. Иванов, А. Д. Радлова, М. М. Тумповская и др.). Первые члены Союза поэтов не вступили в него на общих основаниях, а были адресно приглашены организационной группой: в число приглашенных вошел 21 человек, в том числе Ахматова, Городецкий, Кузмин, Пяст и др.[472] В таком виде Союз наследовал практикам дореволюционных литературных групп, сплоченных общими ценностями и подходом к искусству – тем, о чем Н. С. Гумилев (второй председатель Петроградского отделения Союза[473]) писал «Всякое направление испытывает влюбленность к тем или иным творцам и эпохам. Дорогие могилы связывают людей больше всего»[474]. При таком раскладе формализованная структура Союза была лишь необходимым требованием времени.
Требования, которые выдвигались к кандидатам в члены Союза, не были прямо сформулированы – право выбирать новых членов было доверено тем писателям, в таланте, авторитете и литературном вкусе которых никто не сомневался:
Особое внимание было обращено на состав приемной комиссии. Мы ждали новых людей, надеялись на приток свежих сил. Поэтому членами приемной комиссии были избраны наиболее авторитетные поэты: Блок, Гумилев, Лозинский и Кузмин[475].
К своей деятельности в «приемочной» комиссии Союза Кузмин относился чрезвычайно ответственно: записи дневника за сентябрь – декабрь 1920 года показывают, что в это время он посещал Союз едва ли не каждый день.
Анализ сохранившихся отзывов комиссии за 1920–1921 годы[476] показывает, как именно происходила оценка произведений новых членов и как реализовывались те дискурсивные установки, которые объединяли первое руководство Союза. Обращает на себя внимание одно обстоятельство: в отзывах столь разных по творческим устремлениям поэтов, как Кузмин, Блок, Гумилев, Лозинский, заметна общность риторики, повторение одних и тех же слов и их сочетаний, имеющих конкретное для самих критиков, однако нигде не зафиксированное значение. Таково, например, выражение «настоящий поэт», вбирающее в себя широкий спектр смыслов, связанных с владением поэтической культурой, наличием оригинальной творческой манеры и особого взгляда на мир: «В лице В. В. Третьякова мы имеем настоящего поэта, понимающего серьезные задачи поэзии» – отзыв Кузмина (1, 693); «Пока автор обнаружил только способности к версификации, поэта в нем не видно…» – отзыв Гумилева (1, 690). Среди других подобных формул можно назвать «подражательность» и ее противоположность – своеобразие, оригинальность: «Стихи В. Третьякова не хуже многих присылаемых