Ничего не скажешь, элементали… Прирожденные чудики. Фрики в пестрых одеждах всех рас и народностей. Молчаливые и болтливые, молодые и старые, любопытные, как дети, и бесконечно чуждые нашему мировосприятию.
На сцене за П-образным столом торжественно восседали судьи в серых шелковых мантиях. Необычным казался факт присутствия всех членов Совета Стихий. Всех до единого, кроме самого главного. А вообще увидеть полный состав – большая редкость.
Совет начался предсказуемыми неприятностями. Рамон действительно (в очередной раз!) настрочил жалобу. Он обвинил меня в неподчинении творцу, приплел кучу других прегрешений: больших и малых, мнимых и действительных. Но самое страшное – обвинил в неадекватности. Дескать, я сорвалась, перегорела, утратила дар управления стихией. Приобрела огненную ярость…
Вот это уже серьезно.
Если обвинение подтвердится, меня ликвидируют. Прямо тут, на глазах многочисленных зрителей. Я попробовала понять, что ощущаю по этому поводу. И удивилась: ни-че-го! Пусто. Мой страх, глухой задавленный ужас последних десятилетий, постоянное напряженное и мучительное ожидание незаслуженной расправы пропали, испарились.
Ушли страх и отчаяние. Я больше не боялась – ни Рамона, ни кого-либо еще, ни даже своей гибели. И оттого мне было хорошо – так хорошо!
Благословен будь Диего! Одна только ночь с любимым мужчиной подарила умиротворение и окрыленную уверенность в будущем. Пусть даже это все призрачно и обманчиво.
Я слушала прения по поводу своей персоны и отстраненно улыбалась. Если меня не убьют, вернусь домой, там будет Диего, еще одна страстная, сумасшедшая ночь любви. Меня ждут дома Натка, эфиры, Лёна и ненормально активный подросток.
Я улыбнулась еще шире.
И это правильно. Это замечательно. В этом вся моя жизнь.
А впрочем, к черту Совет! К черту Рамона, если есть Диего!
Был момент, когда он мне даже почудился в сторонке, за колонной. Я так удивилась, что вылупилась в ту сторону, словно деревенская невежа в музее. Конечно же я ошиблась. Там стоял другой. Просто так скучаю по Диего, что он везде мерещится.
В зал ворвался высокий мужчина, принеся с собой ауру мощи и власти. Эйден – глава огненных и глава Совета Высших. Один из самых могущественных элементалей. Огненный с практически неограниченным влиянием, чьи решения не обсуждаются и не подвергаются сомнению.
Тряхнув золотой гривой до лопаток, Эйден присел на ручку высокого кресла, обвел всех внимательным взглядом глаз цвета яркого пламени и глубоко вздохнул, поманив меня пальцем.
Я подошла и встала перед ним, не опуская глаз.
– Мария, – раздался хриплый баритон, – ты знаешь, в чем тебя обвиняют? Признаешь обвинение?
Глава 20
Смело я в бой пойду за то, что верю!
И даже переживу врага потерю…
Мысли у меня, конечно, на этот счет были. Много. Среди них попадались и совсем нецензурные. Но мысли мыслями, а шкура ближе к костям.
– Нет, – твердо ответила я, глядя на него в упор.
– Твой создатель утверждает, что ты перешла грань, – любезно пояснил Эйден, формируя в больших ладонях сгусток пламени.
Красивый, зар-раза! Классические черты лица, властный рот, волевая челюсть, лицо мимически подвижное и умное. Широкие плечи и грудная клетка, мускулистый торс, узкие бедра, длинные ноги… А одежда, приближенная к римской тоге, – та вообще будит фантазию и скоромные мысли. Жаль, для меня недоступный…
А может, и не жаль. У меня есть Диего! Я опять чуть не разулыбалась посреди судебного заседания.
– И ты неспособна себя контролировать, а потому подлежишь уничтожению. Что ты на это ответишь?
– Я не переходила грани, – сообщила абсолютно спокойным голосом, хотя и подумывала об отрывании Рамону одного очень важного органа. Языка. Потом решила, что тогда нужно отрывать и руки, чтобы писать не смог. После рук пришла очередь головы. А потом осталось так мало, что следовало добить только лишь из милосердия.
– Я вижу, – кивнул Эйден и внезапно бросил мне комок пламени, до этого мирно дремавший в его ладонях.
– Спасибо, – растерянно сказала я, поймав огонек. – Вы очень любезны. – Подняла на красавчика-начальника удивленные глаза. – Что мне с ним делать дальше?..
– Ничего, – сверкнул улыбкой на миллион долларов глава Совета и щелкнул пальцами. – Он сам все сделает.
Я немедленно озадачилась. Что сделает? Оргазм?.. Покраснела. У кого что болит, называется… Далась мне эта эротика. Наверное, действительно за двадцать лет оголодала.
Огонек мгновенно впитался мне под кожу и забегал внутри, вызывая ощущение сильнейшей щекотки.
Я едва сдерживалась, чтобы не засмеяться в голос. Еле выдавила:
– Это новый способ уничтожения? Смехом?
– Тебе смешно? – упорно допытывался Эйден, вглядываясь в мое лицо и пристально наблюдая за реакцией. Поджал губы. – Не больно, не тягостно, не злит, нет неприятных ощущений, а именно смешно?
Я зафырчала, как ежик, подтанцовывая от усиливающейся щекотки, но в конце концов не выдержала и засмеялась. Легко, открыто. Как в детстве.
Под высокими сводами зазвучал искренний заразительный смех, и многие присутствующие улыбнулись в ответ, улавливая эманацию счастья.
Вокруг меня загорелся круг белого, ослепительно-чистого пламени. До того яркого, что резало глаза.
– Священное пламя души! – выдохнул один из элементалей. – Такая редкость! Этого давно не случалось…
– Да я и не помню, когда это случалось вообще, – поддержал второй, протягивая ладони к моему огню. – Божественное ощущение.
– Эта девушка не преступила грань! – объявил Эйден, вставая и призывая своего провокатора обратно.
Огонек радостно вернулся к хозяину. Мое пламя погасло, оставив чувство легкости и небольшое головокружение. Как после шампанского с пузырьками. Буль-буль, лопались кусочки счастья, опять вызывая у меня желание хохотать.
– Вопрос исчерпан! – добавил глава Совета. – Все свободны!
– Это ложь! – выступил вперед разъяренный Рамон. – Все подстроено! Она не может быть Носителем Священной Сути. Она сотворенная! И она нечиста!
В Совете поднялся ропот.
– Что значит нечиста? – возмутился Эйден, перекрывая вопль всеобщего негодования. – Сегодня она открыто показала свою суть на глазах у всех стихиалей! Ты смеешь утверждать обратное? Пойдешь против авторитета нашего сообщества? Выбирай: либо ты немедленно снимаешь все обвинения, или я здесь и сейчас устрою считывание твоего сознания. Как бы ты ни был силен, нашей объединенной мощи на это хватит. И тогда мы узнаем, что на самом деле кроется за твоей многолетней ненавистью к своей – неслыханное дело! – сотворенной.
Рамона перекосило. Он сделал шаг назад и заметался как подстреленный зверь.
– Н-ну? – Эйден не дал ему возможности передумать. – Что скажешь, огненный?
– Х-хорошо. – Мой творец выдавливал из себя звуки с почти предсмертным хрипом. – Я-я… признаю, что она… – Голос понизился и стал едва слышным.
– Громче! – потребовал Эйден.
– Признаю, что она не преступила грань, – сиплым шепотом дожал свою гордыню и самолюбие белый от ярости Рамон.
Победа!
Вот только почему во мне зреет уверенность, что он все равно оставил за собой последнее слово?
Наверное, интуиция.
Мой творец покинул актовый зал, шипя под нос проклятия и бросая на меня ненавидящие взгляды. Чую, наплачусь еще с ним.
Хотя… а когда было иначе?
Пока я размышляла, все разошлись, кроме главы Совета.
– Мария, – привлек мое внимание Эйден, не спуская с меня строгих глаз, – а теперь серьезно. Что с тобой происходит? Я вижу внутри тебя активную постороннюю сущность, необычную, но весьма могущественную.
– Это ифрит, – мрачно вздохнула я. – При его изоляции случилось непредвиденное. Эта дрянь раскроила себе грудь, выковыряла без наркоза сердце и запулила в меня. Скажу сразу: я его не охмуряла! – Кашлянула. – Только один раз на коленках полежала…
– Я в курсе, – кивнул глава Совета. – Про твое посещение стрип-клуба уже легенды складывают.
– Чего это? – поразилась я, смущаясь. – Я же не лох-несское чудовище.
– Ты гораздо хуже, – заверил меня Эйден. – Там «лох» фигурирует, а ты чудишь с умом.
– Не всегда, – призналась я. – Иногда ум доползает к финишу последним.
– Печально, – тряхнул гривой мужчина, складывая руки на груди. – Но вернемся к нашим баранам… ифриту. Что ты чувствуешь?
– Неудобство, – попыталась я выразить ощущения. – Боль в груди. Жар. Как будто эта пиявка пытается меня подсидеть в моем же теле и устроить Великую французскую революцию с отсечением меня от тела.
– Плохо, – скривился глава Совета, задумываясь. – И как справляешься?
– Рассказываю мужчине, каково это – быть женщиной, – улыбнулась я. – На перечислении средств личной гигиены он сломался. Пока думает.
– А серьезней? – хмыкнул Эйден. – И поподробней.
– Если подробней, – погрустнела я. И рассказала о своих галюниках и кошмарах. – И что удивительно… – стала закруглять я рассказ. Скомканно: – После того как мы с… Диего… э-э-э… совершили… э-э-э… слияние… проникновение…
– Я понял, что у вас был секс, – остановил мои терзания мужчина. – Итог?
– Молчит, как воды в рот набрал, – пожала я плечами. – Наверное, переживает, что его тоже поимели.
– Мне бы тоже такой поворот не понравился, – с немалым ехидством согласился с моим предположением глава Совета. – Не знаю, чем это может закончиться в итоге, просто настаиваю на частом… э-э-э… слиянии с проникновением. Причем исключительно с Диего. Он очень хорошо на тебя влияет.
– Это будет засчитываться как трудовой стаж? – поинтересовалась я, пламенея ушами.
– Это не будет рассматриваться как отлынивание от работы, – хмыкнул Эйден. – А также требую постоянных докладов мне напрямую, если твое состояние изменится в худшую сторону. Все понятно?
– Вполне, – согласилась я. – Подвожу итог, чтобы ничего не упустить: выполнять свою работу, а в перерывах предаваться кроличьим играм со страстью швейной машинки. В редкие минуты отдыха строчить доклады. Кстати, процесс слияния описывать? Я ничего не упустила?