— Это не мои! — возмущенно прошипела я.
Теперь уже обе Валины брови поползли вверх, а уголки губ в противовес опустились вниз:
— А чьи?
Я почувствовала, как слезы подступили к глазам.
— А что, не ясно? Этой. Грудастой блондинки, — я изобразила в воздухе шикарные объемы разлучницы.
— Ты её знаешь? — удивилась Валя.
— Нет, конечно. А то быть бы ей уже лысой, — всхлипнула я.
Ваня услышал, что мама плачет, и высунул голову из зала.
— Нет, нет, милый, мама лук резала, сейчас всё пройдет, — успокоила я сына, и он вернулся к машинкам.
— А может Юрка не причём? — Валя всегда защищает мужчин. Наверное, поэтому они выполняют все её прихоти.
— А кто тогда причём? Я с девчонками месяц не виделась. Таня уроки всю неделю учила. На выходных уборку делали, только к сестре и съездили разок.
Я бросила нить рассуждений и вскрикнула:
— Всё сходится! Я поняла!
— Выкладывай, — Валя скрестила руки на груди.
— Юрка нас отвез, а сам машину на мойку и диагностику собирался поставить!
На меня нашло озарение, и я увидела картину из прошлого:
— Нас сдал, машину не поставил, а забрал эту и поехал домой!
— И она не заметила, что сапоги не надела? — скептически скривилась Валя.
— Я раньше времени позвонила, Ванечка раскашлялся, и мы домой собрались! Вот они и убегали впопыхах!
Эх, детективом мне надо работать, ни одного преступника не останется!
Валя никогда не признает, что лучший друг её мужа мог совершить что-то ужасное. Поэтому только вздохнула и перевела взгляд на сапог, который так и продолжала держать:
— Фирменные.
Мы с Валькой обе одеваемся на распродажах, потому что зачем переплачивать. Но Валя делает вид, что разбирается в брендах, трендах и умеет определять оригинальность вещи.
— Что будешь делать? — Валя вынесла обвинительный вердикт.
Я сжала кулаки — нет, не дождется больше Юрка моих слез!
— На работу выйду и уеду, — глядя вдаль, ответила я.
— Куда?
— К родителям! — пояснила я, не теряя трагической тональности.
— А они знают?
— Мама завтра приедет, вот и расскажу, — я вздохнула, предстоял нелегкий разговор.
— А на работе тебя ждут? — подруга поставила сапог и пристально посмотрела на меня.
— Честно говоря, не ждут, — я нахмурилась, умеет Валька всё испортить, — но Иван Сергеевич всегда ценил меня.
Валька ухмыльнулась, и я быстрее добавила:
— Как специалиста!
— Свято место пусто не бывает, — Валька вспомнила народную мудрость.
— И он решил, что я Ванечку в его честь назвала, — я выдала коронный аргумент и хитро прищурила глаза: — А я не стала разубеждать.
— Кто бы мог подумать, что в этих невинных глазах скрывается такая расчетливость! — одобрительно закивала подруга.
— Вот только как к нему попасть? Не с Ваней же ехать.
Я задумалась и внимательно посмотрела на Валю.
— Только не долго, — вздохнула она, — я уже забыла, что такое маленькие дети.
Я взвизгнула и бросилась обнимать подругу.
У Тани танцы после школы, придет вечером. Ваню уложила спать, Вале выдала новый роман, который месяц лежит недочитанный, а сама побежала одеваться.
Через минуту я зашла в спальню и прохрипела:
— Она не убежала босиком. Она ушла в моих сапогах.
Валя бросила книгу и вышла из комнаты.
— Ты уверена?
— Да, — я услышала свой голос со стороны, — мои сапоги стояли в прихожей, а сейчас там только эти.
На всякий случай мы перерыли все тумбочки и шкафы, но ничего не обнаружили.
Я отчаянно пыталась вспомнить, когда последний раз надевала сапоги. На выходных распогодилось, и я носила туфли. С понедельника вернулась поздняя осень. Но на улице я была только раз, когда мама приезжала. Бегала за продуктами, сапожки жалко стало, и я надела кроссовки.
— Сапоги пожалела? — удивилась Валя.
— Новые купила, — прошептала я, опустив глаза.
Валя хмыкнула, но промолчала. Только спросила:
— Но сапоги — то свои видела? Или Её?
— Не помню, — вздохнула я, — за мамой папа приехал, им срочно пришлось уехать. Я из кроссовок выпрыгнула и к Ванечке побежала, он плакал, бабушку не хотел отпускать.
— След потерян, — констатировала Валя. — Ладно, доставай другие и дуй. Сколько ещё Ваня будет спать?
Мы подошли к самому неловкому моменту. Мне пришлось признаться:
— Нет других.
— Как это? Помню, коричневые были и ботильоны. Или зимние надевай, на платформе у тебя.
Удивительно, как Валя помнила мою обувь. Вот только она не знала.
— Я их выкинула. Все, — я смотрела на потолок, стены, пол, только бы не видеть взгляда подруги.
— Зачем? — услышала я сбоку удивленный голос.
— Решила обновить свою жизнь и выкинуть всё старое, — я набралась смелости и посмотрела на Валю. Теперь у неё поднялась правая бровь.
— И много ты выкинула?
— Много, — вздохнула я.
Иван Сергеевич проводил совещание, и мне пришлось ждать. Валькины сапоги болтались на ногах как калоши. Каждое движение напоминало о муже. Я думала, какая я несчастная, и как я люблю Юрку, и как он мог так поступить, и почему я ничего не замечала раньше.
— Как поживает мой любимый аналитик? — приветствовал меня Иван Сергеевич, когда я зашла в кабинет.
И тут я поняла, что мысли были не о том. Я совершенно не представляла, что ему говорить. Поэтому выбрала единственный возможный вариант — заплакала.
Иван Сергеевич хмыкал, крякал и ерзал в кресле. Потом подошел и просто похлопал меня по плечу: «Ну, ну, голубушка».
К этому моменту я выплакала все слезы о своей женской доле и перешла к мужскому непостоянству. Когда горевать осталось не о чем, я вытерла лицо салфетками, предложенными Иваном Сергеевичем ещё в самом начале моей арии, и прохрипела:
— Мне нужно выйти на работу.
Иван Сергеевич вздохнул с облегчением, когда услышал мою просьбу, и бодро проговорил:
— Ждем тебя в понедельник!
— Ну как? — спросила Валя, едва я зашла домой.
— И уговаривать не пришлось, — я гордо задрала нос. — С понедельника выхожу!
— Ревела, — утвердительно проговорила Валя.
— Ничего подобного, — наигранно возмутилась я.
На лице Вали появилась редкая улыбка, которую мы так ценим в нашем кругу:
— Тушь смой, ребенка перепугаешь.
Я бросила взгляд в зеркало и испугалась. Лицо выглядело как шарик в крупную горошину: темные пятна зияли вместо глаз, от них шли две черные борозды и обрамляли большой красный нос. Да, победительницей я не выглядела.
Я обняла Вальку и не хотела отпускать:
— Спасибо.
— Держись, подруга! — Валя шмыгнула носом и уехала.
Я долго стояла под душем. Смывала всю грязь, обиду и разочарование. Намазывала кремом и масками все возможные места, тщательно терла щеткой пятки, словно от этого зависела моя судьба.
Как же хотелось позвонить маме. Вот только как обо всем рассказать. Юра столько помогал, заботился, да мама готова последнее с огорода ему отдать! Юра, Юра.
Я вышла из ванной, ощущая себя героиней мелодрамы. Но странные звуки, которые доносились с кухни, вернули меня в реальность. Дошла туда торопливым шагом и заглянула с опаской. Ванечка проснулся, распахнул холодильник — не знала, что умеет. Один йогурт, открытый, растекался по полу, со второго Ваня тщательно старался снять крышку. Я усадила сыночка в стульчик, поцеловала, дала ложку и пожелала приятного аппетита.
Пока оттирала пол и холодильник, думала, почему мужчины так любят покушать? И правда ли путь к их сердцу лежит через желудок? И, может, напрасно я так не люблю стоять у плиты? Рассуждения перешли на конкретного мужчину, с которым ещё вчера я собиралась прожить всю жизнь.
— Ванечка, а давай играть в повара! — предложила я сыночку.
Ванюша захлопал в ладоши, какой ребенок от такого откажется?
— Сварим любимые папины щи, пожарим отбивные и испечем лимонный пирог! — я сама испугалась своих планов.
Через два часа щи стояли на плите, на сковородке дымилось мясо, а в духовке томился пирог. Пока все остывало, быстренько нарезала и заправила соусом салат. Запахи спорили, кто сильнее, и по квартире одновременно летали ароматы мяса, капусты и лимона. Не лучшее сочетание.
Я могла и раньше всё приготовить, но примерно раз в пять минут приходилось отмывать Ванечку от продуктов. А когда до готовности пирога оставалось совсем немного, я устала ходить по муке и сахару и побежала за пылесосом. Сынок принес свой игрушечный, и мы дружно наводили порядок.
Такого изобилия готовых блюд и чистоты у нас давно не было. Я отрешилась от дурных событий, чувствовала себя суперженщиной, и мы с сыном насвистывали песенку.
Послышался металлический звук ключа, поворачивающегося в замке.
— Привет, мамуленция! — закричала Таня, швырнула рюкзак и прыгнула на меня обниматься.
— Привет, мартышка! — я обняла дочь, подняла рюкзак и аккуратно поставила у стены.
Таня улыбнулась и принюхалась:
— Странный запах.
— Кушать будешь?
— Позже, пошли гулять! — дочь у меня активная, домашние хлопоты её не привлекают.
— Не холодно? — на улицу совсем не хотелось, мне бы на диване отдохнуть после кулинарных подвигов и моральных потрясений.
— Идеально! — ответила дочь своим любимым словечком.
Я вздохнула и смирилась, всё равно полежать никто не даст. Открыла рот, чтобы согласиться, но взгляд упал на коврик возле обувной полки. Сапоги. Я нахмурилась:
— Не могу.
— Это ещё почему? — дочь встала в позу мамы.
— Сапог нет, — краснея, прошептала я.
Дочь оглянулась.
— Как нет, а это что? — ткнула пальцем на те сапоги.
Не смогла я сказать ребенку правду. Да, предал меня, да, обманул. Но отец он хороший! И ночью к ним с градусником вставал, книжки читал, на выступление к Тане вместо меня ходил, да всего не перечислить!
— Мои, — с мужеством гладиатора перед боем произнесла я.
— Отлично! — дочь и не поняла моей жертвы.