— По дороге подумаешь, мыслитель, — лицо исчезло из рамки проёма, но Ярик знал — бабушка здесь. — Принеси хлеба, и будем уже обедать, — скрипнули половицы — ушла.
Ярослав вздохнул и полез по лестнице наверх.
Во дворе никого не было, даже вездесущие коты куда-то запропастились. Одуряющий запах батона напомнил, что с завтрака прошла куча времени.
Ярик покосился на оплетённое виноградом кухонное окно и вгрызся в горбушку — дома не так вкусно. Появившийся в окне профиль деда придал ускорения, и подъезд Ярик преодолел вслепую — зелёное мерцание тьмы после знойной улицы путало чувства, ступеньки выныривали не там, где казались.
Семь ступеней, направо — к открытой настежь двери. Густой аромат чеснока и борща, и…
— Деда! — завопил Ярослав, влетая, всё ещё в коконе зелёного марева, в родной, огромный силуэт человека в трубе коридора.
Сильные руки схватили подмышки — воздух выскочил из лёгких в сладком предвкушении — и вверх! Не к тусклым лампам высокого потолка «сталинки», а к небу.
Таяли зелёные круги, колкий подбородок пах табаком, озорные дедушкины глаза лучились любовью.
— Деда, где ты был? — прижался к нему Ярик, когда все уселись за круглым столом — большим, рассчитанным на семью из бабули, деда и их четверых детей, а теперь ещё и внуков. — Я тебя вчера вечером так ждал!
Дед хмыкнул и протянул Ярику нож:
— Ну-ка, орёл, умеешь ровно резать хлеб?
Ярик зашёлся от восторга: слишком большой для руки нож тускло отражал свет, казался хищным — таким сражаются пираты. Жаль, на улицу с ним не пустят. Витька сразу бы с ума сошёл и стал мириться! Конечно, Ярик ему дал бы нож на пять минуточек. Или даже на полчаса. А Катька… Ярик задумался. Светлые глаза, царапанные кошкой руки, ромашки на сандалиях… Он бы и Катьке дал потрогать — в его руках, конечно! Что девчонки понимают в оружии?
— Не стоит! — бабушка скомкала в ладонях фартук, тревожно глянула на замечтавшегося внука — Вань, так можно без пальца остаться!
— Не боись! — захохотал хрипло дед, — десять лет орлу, пора уже уметь с инструментом обращаться. Царапины — ерунда.
Ярик знал, что ерунда, даже когда разодрал ладонь о гвоздь, сцепил зубы и не позволил пролиться ни слезинке. Белый след под пальцем виден до сих пор. У деда между указательным и средним пальцами тоже шрам — мама рассказывала, дед Ваня родился со сросшимися пальцами, и ему разрезали там кожу в детстве. Это было восхитительно и страшно, а Ярик верил, что когда резали — дед не проронил ни звука. Потому что он — такой. Он может подбрасывать одной рукой пудовую гирю, взглядом заставить завестись соседскую машину и поколотить хулигана или даже двух — однажды Ярик видел, только не сказал бабушке, потому что она будет переживать, какие уж тут подвиги? Деда все уважают, он очень высокий и сильный — Иван Андреич для всех и просто «деда» для Ярика. Настоящий герой, не понарошный, как в кино. Когда деда садил внука, ещё совсем маленького, на плечи, то Ярик словно сам становился частью того прекрасного и непонятного, чем был дед. Это с ним, с Яром, здоровались с заискиванием, с любованием, с почтением. Сейчас Ярослав вырос и не залезал больше на плечи, но по-прежнему любил подобраться поближе, когда дед в кресле или на диване, обнять, чтобы ощутить под щекой жёсткие, присыпанные солью седины, волосы, и стать самому чуточку сильнее и больше.
Тёмный мякиш половинки серого пошёл волнами, но Ярик упорно резал следующий ломоть. Он не подведёт, и бабушка тоже перестанет волноваться. Ярик украдкой взглянул на бабулю и замер — дед и бабушка смотрели не на него, а друг на друга. Словно никого не было вокруг — бабушка прислонилась щекой к дедовому плечу, её лицо светилось, как новогодний фонарик. Дед обнял её своей большой рукой за пухлые плечи, будто оберегая. Эти двое глядели друг на друга и видели что-то интереснейшее и захватывающее.
Ярослав хмыкнул и продолжил пилить хлеб. Так можно нарастить мускулы, а потом взмахом меча рубить головы врагам!
— Айда мороженое брать! — Катька вскинула голову, глядя из-под панамки.
Строгая у неё мама, заставляет носить дурацкую шапку. Вот Ярика фиг заставишь — разве что зимой, когда мороз щиплет за уши. А дед вообще не надевал шляп, хотя ему не сладко с галстуками — вот нелепое изобретение! Панамка — ясно, это чтобы слабые личности солнечный удар не получили, а галстуки — глупость!
— Сейчас, деньги возьму, — обрадовался Ярик. — А Витька где?
— Он не пойдёт, — светлые глаза спрятались за краем панамы. — К ним скоро гости приедут из столицы. Родители поехали встречать, а его заперли.
— Да, придётся потерпеть, факт, — согласился Ярик. — А давай ему через окошко мороженое передадим? Он опустит леску, мы привяжем — и готово!
— Давай! — загорелась Катька. — Скорее беги за деньгами!
— Сейчас дам, а ты пока из подпола морковки принеси, — бабуля покатилась к шкафу, а Ярик помчался в лоджию.
Из чёрного провала повеяло прохладой и земляной сыростью. Сначала, как всегда, кажется страшновато — настоящее таинственное подземелье ожидает беспечную жертву, а когда глаза оказываются ниже дощатого пола, то и не страшно, даже интересно. Можно даже лампочку не включать.
Пальцы нащупали бока морковок в холодном тяжёлом песке. Ярик выбрал побольше, отряхнул. Перед тем, как поспешить обратно, выковырял заветный кирпичик и приник к «глазку».
Высокую фигуру деда он увидел сразу. Дед курил, стоя у соседнего подъезда — там, где фасад выгибался перекладиной буквы «Г». Именно в этот момент откуда-то из буйной зелени вынырнула тётенька в цветочном платье. Она выглядела, как будто пыталась нарядиться в букет — на послеполуденном солнце красные и зелёные пятна на белой ткани резали глаза. Тётенька кинулась к деду, положила руки ему на плечи и что-то стала говорить. Тот заулыбался, ласково огладил её талию и потянул тётку за пределы двора.
Ярик нахмурился, в груди будто взрывался звездолёт посреди космоса, стало зло и беспомощно. Как же так? Его деда улыбался неприятной чужой женщине. Ярослав посмотрел ещё с минуту, надеясь, что дед появится… и задвинул камень на место.
Что это за тётка хватала деда за руки, а он ей улыбался и кивал?
Ярик упёрся спиной в стену, перед глазами закружились образы многочисленных знакомых дедушки — засверкали неестественные улыбки, сухо запахло духами. Однажды прошлым летом, когда ба уехала к тёте Зое на пару дней, Ярик заскочил попить водички, и дед в расстёгнутой рубашке торопливо прикрыл створку распашных дверей в спальню — там мелькнула чья-то тень. Тогда Ярик удивился — что за чужой человек в доме? — но так спешил обратно в гущу футбольной схватки, что мысли об увиденном улетучились. А сейчас всплыли с чёткостью прозрения.
Это было тяжело и необъяснимо, словно на плечах вдруг закачалась перекладина огромных весов… Тысячи вопросов и страшная ясность обрушились на Ярика, он шмыгнул носом и полез наружу.
— Вот, этого хватит? — бабушка с сомнением глядела, как внук прячет деньги в карман шорт. — Не вывалятся, когда будешь гасать?
Из зачёсанных волос выбилось несколько белых прядок, обрамили мягкое лицо, кожа век складочками нависла над глазами, придавая усталое выражение.
Повеяло сквозняком. Из подъездного полумрака вынырнула громоздкая фигура деда.
— В контору вызывают, — буркнул он, и Ярик видел, что тот не в духе. Дед прошёл в комнату, не глянув на него и ба.
— Даже в субботу? — всплеснула ладонями бабушка. — Вчера же до ночи работал, ещё и сейчас?!
— Что делать, — прошагал обратно к выходу дед, чмокнул бабушку в щёку и растворился.
— Твой дедушка начальник, — словно оправдывалась бабушка. — Работа у него такая. Вот видишь… Постоянно его нет.
Она тяжело опустилась на табурет, мягкие ладони в веснушках, как у внука, сплелись, пытаясь обнять друг друга.
— Не расстраивайся, бабунечка, — тронул её плечо Ярик. Он чувствовал — бабушка крепится, чтоб не заплакать, её лицо стало неподвижным. Нельзя рассказывать о виденном, нельзя ломать всё. Солнечный, правильный мир разваливался. — Дедушка поработает и вернётся, никого лучше нас у него нет! А завтра можем вместе на пляж пойти, я Витьку позову. Ничего же не случилось!
— Да какой пляж? — покачала головой бабушка, огладила круглые бока. — Погляди на меня, твоя бабуня старая уже для пляжей-то.
Катька ждала во дворе: она старательно балансировала на бордюре палисадника под настороженным взглядом старушек на лавке.
— Яричка, я твоего дедушку только что видела! — прокричала она и воробышком спрыгнула на асфальт. — Он вон туда ушёл!
— У него дела, — гордо заявил Ярик. Сегодняшнее должно зажить, как ранка на руке.
— От красивый мужик, а? — донеслось со старушечьей лавочки. — Надьке-то свезло, сама уже старая стала, а мужик-то ейный — во!
Ярик наморщил нос, ему стало непонятно, противно и захотелось что-то сказать этим дряхлым клюшкам. Только он не знал, что.
— Да не скажи, Надька вообще святая, четверых своих подняла, а чужих сколько? Золотой души человек, вот и мужик к ней прилабунился. Они же доброту чуют. Что тех стерв крашеных-то, тыщи…
— Проститутки они все… Вон вокруг Ваньки-то вьются… Мёдом им помазано!..
— Идём, — дёрнул Катьку за руку Ярик. — Не слушай, ну их.
— Я хочу шоколадное, — Катька возила по стеклу холодильника пальцем, выбирая приглянувшееся мороженое. — Давай и Вите возьмём шоколадное?
— На палочке не донесём, — практично заметил Ярик. — ты его привяжешь, а оно — хлоп! — и стает тебе на панамку.
— А мы его открывать не будем! — сделала круглые глаза Катька.
— А как же тогда привязывать? — спросил Ярик.
— Я знаю! — просияла Катька. — Пусть он опустит леску с крючком, мы зацепим за пакет — и готово!
— Голова, Катюха, — одобрительно кивнул Ярик, отодвигая стеклянную крышку холодильника.
Возле третьего подъезда стоял большой чёрный седан. Откинутая задняя дверца демонстрировала коробки и свёртки, Ярик вытянул шею, чтобы посмотреть, есть кто в машине или нет, и столкнулся взглядом с незнакомой девчонкой чуть старше его. Высокая и бледная, будто вылепленная из парафина — короткие кукольные волосы, белые руки, и даже глаза бесцветные, словно долго плакали и вылиняли.