Ужин проходит на удивление весело и живо. Эдит рассказывает, как утром ее чудесные внуки самыми первыми ее поздравили, вручив букеты прекрасных цветов. Она то и дело опустошает свой бокал, и Августин намекает, что пора бы притормозить, но Эдит отвечает:
– Вчера эти проказники сказали, что приехали ко мне на пятидесятилетие, и я им поверила! Сегодня мне пятьдесят! – весело восклицает она, и все смеются. Изабелла даже не смотрит в мою сторону.
После ужина начинаются танцы. Пьер и Капюсин не покидают танцпола, не оставив ни единого шанса всяким внучкам, которым приходится вцепиться в Квантана и Рафаэля. Рашель тоже просит Рафаэля потанцевать с ней, он не отказывает, и я старательно смотрю в сторону, пока они кружатся.
– Я попрошу ее сделать тест на отцовство без всякой шумихи, – вдруг говорит мне Квен, глядя куда-то вдаль. Проследив за его взглядом, я вижу Мано, которая танцует с Алексом. Ее лицо озаряет широкая счастливая улыбка. – Это его ребенок, – продолжает Квантан, – сейчас я отчетливо понимаю, что весь этот год был слепым дураком. Но мне все равно нужно быть на сто процентов уверенным. Она сделает этот тест, ведь ребенок действительно от Алекса.
Я молча беру его за руку. Никакими словами тут не поможешь, и мы оба об этом знаем. Что сказать человеку, если девушка, которую он любит, ждет ребенка от другого мужчины? Я с безмолвным сопереживанием крепче сжимаю руку Квена, и он благодарно смотрит на меня. Одна из внучек, не самая симпатичная, приглашает его потанцевать, и он, обреченно посмотрев на меня, встает из-за стола. Я улыбаюсь и тоже встаю, направляясь в уборную. Там нос к носу сталкиваюсь с Рашель.
– Леа, – пустой улыбкой приветствует она меня. Почему-то в этот раз она не кажется мне безупречной. Я вижу молодую девушку, которая старается изо всех сил доказать окружающим и самой себе, что она лучшая, уникальная, единственная в своем роде, но сама в это не верит. Вот Капюсин, которая танцует с Пьером, не замечая любопытных взглядов, действительно уверена в своей исключительности; я увидела эту уверенность в первый же день нашего знакомства, когда она приподняла подбородок Пьера и загипнотизировала его взглядом. Рашель же лишь пускает людям пыль в глаза.
– Я вижу, ты хорошо подружилась с мальчиками, – заявляет она. – Ты, наверное, в курсе, что Рафаэль мой парень. Скоро у нас годовщина, и я подумала, может, в Париже у него появились какие-нибудь новые хобби, о которых ты знаешь. Поможешь мне подобрать для него подарок?
Она смотрит мне в лицо и ждет реакции, а я понимаю, что она врет. Ей просто хочется увидеть, как я в ужасе округлю глаза и закричу: «Вы встречаетесь?!» Хочется дать мне понять, что я недостойна Рафаэля. Но Рашель не учла, что мне на нее плевать. Такие девушки привыкли, что их мнение всех интересует, да только в моем случае это не работает. Никто в этом мире больше никогда не посмеет мне сказать, чего я достойна, а чего нет. Никто в этом мире не заставит меня чувствовать себя слабой и никчемной. Никто. И этому научил меня Рафаэль. Я отвечаю ей равнодушной улыбкой:
– Странно, он о тебе вообще не рассказывал.
«Потому что ты ничто для него», – говорит мой взгляд. А все потому, что Рафаэлю действительно нет до Рашель никакого дела. Внешность решает далеко не все, существует нечто, не поддающееся объяснению. Нечто, не выразимое словами. Но теперь я точно знаю, что ее не выдумали. Да-да, я про любовь.
Я иду по коридору, когда кто-то вдруг хватает меня за руку, тянет за угол и аккуратно прижимает к стенке. Я встречаюсь глазами с озорным взглядом Рафаэля.
– Весь вечер мечтаю остаться с тобой наедине, – шепчет он мне на ухо, и все внутри меня трепещет. – Весь вечер мечтаю сделать это, – он вытаскивает из моих волос заколку, и они падают на плечи.
– Я думала, тебе понравилась моя прическа, – растерянно шепчу я.
– Понравилась, – кивает он, – я представлял, как сниму заколку и твои волосы каскадом посыплются вниз. Представлял, как я положу руку тебе на голову, – и он кладет ладонь мне на затылок, – а потом сделаю это, – и он целует меня, второй раз за день.
От его поцелуев голова идет кругом, я хватаю его за лацканы пиджака, притягивая к себе, а он кладет руку мне на бедро, слегка приподнимая платье. Мы целуемся в коридоре, прячась от любопытных глаз за углом. Целуемся до головокружения и нехватки воздуха.
Прервав поцелуй, Рафаэль шепчет мне на ухо:
– Ты это чувствуешь, Леа? Правда ведь чувствуешь? – Его губы на моей шее. Я глубоко вздыхаю, ловлю руками его лицо, заглядываю ему в глаза и шепчу, тяжело дыша:
– Я чувствую бурю. Самую настоящую бурю. Дикую, мятежную, безудержную, сумасшедшую…
Что-то мелькает в его черных глазах. Мне нравится, как он смотрит на меня, в его взгляде сквозит нечто опасное и в то же время нежное. И настолько интенсивное, что подкашиваются коленки.
Он гладит меня по щеке и хрипло говорит:
– Я тоже.
Глава 21
Благотворительный вечер заканчивается очень поздно. Вернувшись в номер, я, не глядя на время, словно ходячий мертвец, направляюсь прямиком в ванную, быстро принимаю душ и падаю на мягкую огромную кровать с белоснежными простынями. Утром меня будит непонятный шум за стеной. Я слышу крик:
– Прекрати сейчас же!
Я распахиваю глаза. Мне прекрасно известно, кому принадлежал этот голос с такими характерными «р». Изабелле. Я прижимаюсь ухом к стене.
– Это ты прекрати разговаривать со мной в таком тоне, – ледяным голосом произносит Рафаэль.
Оказывается, даже в пятизвездочных отелях стены как из картона. Мне отчетливо слышно каждое слово.
– Я просто не понимаю, – раздраженно бросает Изабелла, – где вы с ней вообще познакомились?
– Она моя одноклассница, – спокойно отвечает Рафаэль, – но тебе и незачем ничего понимать.
– Нет, мой дорогой! Я все должна понимать, ты мой сын, на будущий год у тебя есть планы, и эта девочка в них не вписывается.
– Откуда ты знаешь, что она не вписывается? – устало спрашивает он. – И о каких планах речь, мама?
Изабелла раздраженно фыркает.
– Как о каких планах? Ты же собирался подавать документы в Гарвард. Я думала, мы решили, что их бизнес-школа тебе подходит.
В ее голосе звучат неприятные нервные нотки.
К моему огромному удивлению, Рафаэль вдруг разражается ужасным безумным смехом.
– Гарвард, мама? Да? Может, для полноты картины, назовешь меня Микаэлем? Я могу и имя поменять, если тебе так хочется, но это тебе его не вернет.
И вновь что-то с глухим стуком падает на пол.
– Прекрати надо мной издеваться! – в бешенстве кричит Изабелла.
– Хватит, – обрывает он, – достаточно. Не только ты его похоронила, слышишь? Не одной тебе больно и плохо. Хватит давить на меня его смертью, как когда-то давила болезнью. Хватит смотреть на меня взглядом, в котором написано: «Ты мой единственный оставшийся сын, не разочаруй меня». Потому что я буду, черт бы меня побрал. Я буду разочаровывать тебя, делать неправильные вещи, принимать не те решения и жить свою жизнь. Тебе понятно?
– Ты не должен говорить мне такие вещи и не должен упрекать меня. Я делала для вас только самое лучшее! И если ты привел девушку, которая тебе абсолютно не ровня, Рафаэль, и хочешь, чтобы я молчала и наблюдала, как мой сын делает глупости, высокомерно заявляя, что это, видите ли, его дело, то ты этого не дождешься. Я твоя мать, и я не буду смотреть, как ты портишь себе жизнь. Ты ее вообще видел? Или ты специально такую выбрал? Чтобы позлить меня и показать, насколько ты независимый? Ты уже не глупый подросток, хватит игр. Пора взрослеть! Ты должен…
Он не дает ей договорить, грубо оборвав словами:
– Будь добра, вышли мне сразу весь список того, что я должен, а то я, идиот, живу, как хочу.
– Я не заслужила такого отношения, Рафаэль, не заслужила! – ее надрывной крик разносится по комнате, я слышу звук пощечины, и все в одно мгновение стихает. Устанавливается тяжелая, неприятная тишина.
– Я – не Мика, мама, – хриплым тихим голосом начинает Рафаэль. – Я никогда им не был и никогда не стану. Это он мечтал о Гарварде, это с ним ты говорила о бизнес-школе. Это он стриг волосы и мог часами болтать с тобой. Это его хвалили в школе и восторженно пророчили ему блестящее будущее. И его нет, мам. Есть я – который не решил, куда хочет поступать. Я – который не построил абсолютно никаких планов на будущий год. Я – которого выгнали из школы, и который выбрал не ту девушку. И я не могу это исправить, – тихо говорит он, и мое сердце сжимается от его грустного голоса. – Такой уж я есть. А ты плачешь, кричишь и просишь меня стать другим. Но я не могу этого сделать.
Он замолкает. В соседнем номере вновь воцаряется тишина, и лишь судорожные женские всхлипы доносятся до меня сквозь тоненькую стену.
– Ты хоть что-нибудь знаешь об этой девушке, Рафаэль? – через некоторое время грустно спрашивает Изабелла.
– Я только знаю, что она мне очень нравится, – тихо отвечает он.
Я слышу шаги и звук льющейся воды.
– Вот, выпей, – говорит Рафаэль.
– Спасибо, – благодарит его мать и с надрывом добавляет: – Я люблю тебя. И все что я делаю, это лишь из-за моей любви к тебе.
Некоторое время она тихо плачет, потом я слышу звук удаляющихся шагов. Хлопает дверь. Я бросаюсь на постель и плачу, Мика. Плачу от бессилия, от безысходности. Все эти люди так скучают по тебе, им так тебя не хватает! Я надеюсь, ты сейчас где-то далеко, в более счастливом месте, и не видишь, как страдают те, кто тебя любил. Я надеюсь, что ты обрел покой и свободу, о которых так страстно мечтал.
В середине дня ко мне в комнату наконец стучит Капюсин.
– Ты пропустила завтрак, я не стала тебя будить, – осторожно говорит она, вглядываясь мне в глаза, и я понимаю – она, скорее всего, слышала мой плач. Капю присаживается на кровать и продолжает: – Ты знаешь, Леа, у меня никогда не было лучшей подруги. Помню, я мечтала иметь сестру, чтобы делиться с ней своими женскими тайнами, – она улыбается. – Сестры у меня нет, но я умею слушать и держать рот на замке. Это я к тому, что если вдруг однажды тебе захочется поделиться, то я рядом, – и она обнимает меня.