§ 28. Априорная синтактика и ее непрямые соотношения с процессуальностью формальной логики. Один из концептуальных рифов для такой легитимизации состоял в том, что, утверждая существование априорной синтактики, Лосев, с другой стороны, полагал, что априорные смысловые закономерности, а значит и априорная синтактика, так же как и статические аспекты эйдетики, не могут быть воспроизведены мышлением напрямую – без существенной модификации, не могут быть непосредственно реализованы в самом мышлении, например, в его аналитических законах – как это мыслилось неокантианством. Они могут только созерцаться умом, получая «впоследствии» возможность – как и статичные гуссерлевы эйдосы – быть выраженными, но всегда в непрямых, модифицирующих их формах смысловой предметности логосного и языкового мышления («Логос реален не как эйдос. Логос реален как принцип и метод, как инструмент, как щипцы, которыми берут огонь, а не как самый огонь… Реальность логического есть реальность применения логического принципа, в то время как реальность эйдетического есть непосредственная, ни от какого принципа не зависимая явленность сущности вообще» – ФИ, 100). Мы видим, что Лосев остается здесь ортодоксальным феноменологом: принципиальная гуссерлева граница между эйдетикой и логосом в концепте априорной эйдетической синтактики полностью сохранялась. Эйдетика – это сами сущности и их синтактические динамические формы в их априорной данности сознанию, логос – это сфера сознания, эти данности и их динамику созерцающего, имеющая свои неотмысливаемые специфические свойства, отличные от априорной эйдетической статики и динамики.
Соответственно и процессуальные формы аналитической логики так же, как и все относящееся к сфере логоса, оценивались Лосевым в качестве разновидности тех приспособительных непрямых модификаций, которым подвергается эйдетика со стороны созерцающих, эксплицирующих и выражающих ее актов сознания, и потому как содержащие в себе вместе с модифицированной (косвенной) эйдетической «информацией» специфику самого сознания. Аналитическая процессуальность мышления – это и не сама априорная эйдетика в ее статическом или процессуальном аспекте, и не прямая адеквация, и не изоморфная с ними корреляция, а – зависимое от имманентных свойств сознания модифицированно-непрямое выражение данных эйдетического умосозерцания (одновременно модифицированно-усеченное в своей эйдетической природе и наращенное за счет инородных свойств сознания). Априорная синтактика мыслилась Лосевым как не имеющая возможности быть непосредственно и адекватно выраженной в формальном логосе.
Лосев обостряет идею этой невозможности, внося выразительный антиномичный момент – своего рода ролевую инверсию статического и процессуального. Аналитические закономерности процессов мышления не только «напрямую» не являются, по Лосеву, закономерностями априорного самодвижения смысла в эйдетике или их адекватной изоморфной корреляцией, но, напротив, процессуальность аналитических операций ума модифицированно выражает не априорную синтактичность, а статический срез эйдетики (хотя статичность эйдосов тоже рассматривалась Лосевым как имеющая внутреннюю энергетическую природу). Эта «ролевая инверсия» процессуального и статического во взаимоотношениях эйдетики и логоса как одна из основных модифицирующих непрямых форм сознания концентрированно фиксирует суть лосевской идеи в этой сфере. Формальная логика ощупывает либо статические на самом априорном фоне, либо условно (интенционально) остановленные сознанием фрагменты эйдетики, пробегая умом по их скрепам («Логос… есть щупальца, которыми ум пробегает по предмету» – ФИ, 101), выражает же результат «ощупывания» статического в виде процессуальных по форме аналитических семантических формул, например, в виде суждений, которые, напомним, в неокантианстве понимались – в своем идеальном пределе – как форма прямой корреляции с формами априорности и/или внешнего мира (Логос, «давая снимок отношения… в данную минуту…. не отражает на себе непрерывности… изменения и потому совершенно стационарен» – ФИ, 97–98). Акцентируемая неокантианством процессуальность аналитики появляется в ней, по Лосеву, не в силу того, что аналитика непосредственно или изоморфно соответствует динамической процессуальности «мира», «сущности» или акцентируемой самим Лосевым эйдетической синтактике как априорной данности этого мира и/или сущности, а в силу того, что логос является инверсивной формой модифицирующего выражения статических фрагментов эйдетики. Логика процессуальна потому, что она – форма сознания и выражения: выражение всегда процессуально как связанное с актами сознания, процессуальность – его конститутивное свойство вне зависимости от того, процессуален или нет при этом предмет выражения (процессуальность аналитического мышления есть в этом смысле производная от его выражающих по отношению к эйдетике функций). Реальным объектом логики в эйдетической сфере является не ее процессуальный, а ее статический аспект: логика формирует инвентарь возможных статичных «предметов», проясняет возникающие между этими взятыми как статичные смыслами синтагматические и парадигматические отношения – отношения возможной вложенности друг в друга, противопоставленности, перекрестного наложения, совместимости и несовместимости и т. д., выстраивая, в том числе, аналитические цепочки (все люди смертны, Сократ – человек и т. д.), т. е. выявляет, упрощая, взаимоотношения между условно изолированно усмотренными и условно же абсолютизированно статичными эйдосами с точки зрения логической семантики.§ 29. Априорная синтактика и ее непрямые соотношения с диалектикой. Будучи невыразима в процессуальных формах аналитической логики даже в модифицированном виде, эйдетическая синтактика выразима, по Лосеву, в диалектике, но – принципиальный момент – выразима тоже именно в непрямо-модифицированном, причем максимально, виде.
Известно, что Лосев высоко ценил диалектику, придавая ей особое значение, тем не менее, диалектика толковалась при этом как имеющая не априорно-эйдетическую, а логосную природу, т. е. по своей природе и типу взаимоотношения с эйдетикой диалектика уравнивалась Лосевым с аналитической (формальной) логикой, а не оценивалась, скажем, как обладающая неким более высоким эйдетическим статусом. Диалектика не понималась Лосевым ни как непосредственно априорно созерцаемое, ни как прямая корреляция синтактическим закономерностям эйдетики, поэтому – как и в случае со всеми другими формами логоса – Лосев акцентирует во взаимоотношениях между эйдетикой и диалектикой феноменологический принцип модифицирующего выражения, а не принцип корреляции. Диалектика – как и логика – толкуется в качестве модифицирующей формы выражения эйдетики в логосе. Но аналитическая логика и диалектика у Лосева – это разные формы логоса. Соответственно, они мыслятся «исполняющими» разные функции относительно равно главенствующей по отношению к ним эйдетики: аналитическая логика «считывает» и выражает статичные аспекты эйдетики, диалектика модифицирована выражает ее процессуальные аспекты, т. е. введенную Лосевым априорную синтактику.
Разумеется, в качестве основной (и иллюстративно наиболее выразительной) формы априорно закономерной динамической связи между интенционально высвеченным эйдосом и независимо от сознания присозерцаемым при этом эйдетическим фоном Лосевым приводилась антиномическая связь. Чаще всего Лосев использовал в иллюстративных целях любимую им и уже упоминавшуюся выше парменидовскую диалектическую «пару», оцениваемую как феноменологически самоочевидный аргумент: если интенционально высвечивается одно, вместе с ним сразу появляется и многое в качестве его априорно закономерного эйдетического фона и наоборот; всякое одно при этом есть одновременно многое (антиномичное внутри себя), и всякое многое есть одновременно одно, и одно и многое есть вместе новое одно – целое, вокруг которого опять возникает соответствующий антиномический целому фон (часть) и т. д. Однако в пределе – в мыслимом идеале – Лосев имел здесь в виду не только антиномичные, но все априорные и в том или ином отношении закономерные взаимосвязи априорных смыслов («Так, логос созерцает эйдос отца. Ясно, что созерцать это он может только тогда, когда тут же присозерцается и эйдос сына. Пусть эта связь между двумя конкретными эйдосами в одном случае более бросается в глаза, в другом – менее. В приведенном случае она очевидна. И вот можно логически говорить о взаимосвязанности эйдосов отца и сына, а можно говорить – и это будет более общей и необходимой установкой – о взаимосвязанности одного эйдоса с другим вообще… со всяким другим…» – ФИ, 167). Эта «более общая и необходимая установка» на взаимосвязанность одного эйдоса «с другим вообще», «со всяким другим» также (наряду с антиномикой как частной зоной) причислялась Лосевым к сфере компетенции диалектики (ФИ, там же), т. е. последняя толковалась им в самом широком смысле – как направленная на все виды закономерных априорных связей между эйдосами.
Придавая диалектике столь значимую компетенцию, Лосев, вместе с тем, акцентированно подчеркивает и то уже отмечавшееся выше обстоятельство, что диалектика представляет собой максимально модифицированную в целях приспособления к потребностям и возможностям логоса форму эйдетической синтактики. То, чем конкретно оперирует логос в диалектике, не есть сама эйдетика. В диалектике Лосев фиксирует ролевую инверсию, симметричную описанной выше ролевой инверсии в формальной логике: