— Жизнь нашей семьи постепенно налаживалась, — рассказывает Зинаида, дочь Агафьи Сулимы, — но вот Оксану Афанасьевну перевели на работу в колхоз, и она перестала наведываться к нам. А тут настал голод. Как быть? Мы ее нашли и попросили о помощи.
— И она откликнулась? Ведь теперь у нее были совсем другие обязанности.
— Конечно, откликнулась. Снова приходила, приносила продовольствие. Во второй раз спасла нас, — подхватывает рассказ сестры Владимир Сулима.
Много добра принесла людям эта маленькая, хрупкая женщина. Оно воспринималось жаждущими счастья славгородцами как само собой разумеющееся, как результат улучшения всенародной жизни, как веление времени. Не все понимали, что любое время олицетворяется щедрыми душой личностями и благодаря им остается в памяти.
Оксана Афанасьевна Топоркова родилась 21 января 1905 года. Революцию помнила хорошо, в свое время побывала в Москве, где ей повезло общаться с Надеждой Крупской. Эта встреча произвела на нее такое сильное впечатление, что она начала копировать прическу, одежду, даже интонации голоса жены вождя. Как председатель сельсовета она имела в своем распоряжении двуколку с извозчиком, и ездила на ней, важно восседая в нарядной белой шляпке. Янченко Макар Матвеевич называл Оксану Афанасьевну не иначе, как «наша Крупская», чем она гордилась.
Оксана Афанасьевна принадлежала к семье коммунаров, переселившихся сюда в 1924 году из далекого Алтая. Ее родной брат Николай Афанасьевич Топорков стал одним из организаторов и первым агрономом коммуны. Именно под его влиянием она в 1929 году поступила к ВКП(б). Находясь в составе коммуны, вела работу с молодежью, работала диктором местной радиосистемы, экскурсоводом. Со временем вышла замуж за Роя Анисима Михайловича.
Когда в 1938 году коммуну расформировали, семья Анисима Михайловича переехала в Славгород — муж Оксаны Афанасьевны занял здесь должность главного механика МТС.
Весть о начале войны застала Оксану Афанасьевну в роддоме, как раз родила третьего ребенка — сына. Вскоре над Днепропетровщиной нависла угроза оккупации. Под руководством областного комитета партии была развернута работа по вывозу экономики из опасных зон. Конечно, всех и все эвакуировать не могли — спешно отправляли в глубокий тыл оборудование предприятий, колхозную собственность, зерно и скот. В Славгороде этими работами руководил председатель местного колхоза им. Фрунзе Николай Тимофеевич Жаран, а ответственность непосредственно за технику МТС возложили на Анисима Михайловича. Оставляли поселок и рядовые жители. Конечно, не все, а кто имел основание и материальную возможность. Первым помогали официально, это были семьи сопровождающих технику и другие вывозимые ценности, а также коммунисты и евреи, кого гитлеровцы якобы не миловали — позже советские люди убедились, что немцы не миловали никого. А остальные обходились собственными силами.
— Мама рассказывала, что быстрое продвижениям немцев на восток вынуждало эвакуирующихся торопиться, а это приводило к плохой организации работ, хаосу на дорогах. Не все из задуманного удалось вывезти — часть имущества мы уничтожили по дороге. Сначала мы телегами ехали на юг. Хорошо, что конец сентября в 1941 году выдался сухим и погожим, — вспоминает дочка Оксаны Афанасьевны Алла Анисимовна Сорока (Рой).
Семья была немалой. Кроме самой Оксаны Афанасьевны, в безопасное место ехали ее мать Акулина Семеновна Топоркова, сестра Александра — инвалид детства, муж Анисим Михайлович Рой, сын Георгий, дочь Алла и новорожденный мальчик.
В Орджоникидзе, что близ Марганца, их остановили и продвигаться дальше запретили — впереди уже стояли немцы. Анисим Михайлович сразу же побежал хлопотать о продолжении эвакуации, а Оксана Афанасьевна взялась готовить временное жилище. Недолго они здесь пробыли, но для горя много времени не надо — здесь заболел и умер новорожденный ребенок. Похоронили мальчика, так и не успев дать ему имя.
Наконец, снова двинулись. Война набирала обороты, все усложнялось, прежде всего не хватало транспорта. Беженцы тянули за собой технику, одолевая трудности, старались добраться до предписанного места как можно быстрее. И поток эвакуированных возрастал, дороги забились в основном большими коллективами, которые вывозили за Урал мощную и дорогую технику, ценных специалистов. Им, конечно, отдавались предпочтения, поэтому славгородцы продвигались медленно, с продолжительными остановками.
Под Сталинградом остановились надолго. Зарегистрировались в местных органах власти, но продолжали искать возможность попасть глубже в тыл.
— Подождите, — был им ответ. — Живите пока что здесь.
Оксана Афанасьевна Топоркова
А немцы все время настигали беглецов. За их спинами непрестанно громыхал фронт, на подступах к Сталинграду сначала слышались отдаленные взрывы, а потом этот звук становился громче, начали различаться автоматные очереди и ружейные выстрелы. И вот война придвинулась вплотную. Всех мужчин, закрепленных за эвакуированным имуществом, а вместе с ними и мужа Оксаны Афанасьевны, освободили от прежних обязанностей и мобилизовали на фронт. Женщины с детьми и стариками бросили на произвол судьбы государственную технику и другое порученное им имущество, которое не смогли продать. Коров уже не было — часть их они съели еще в дороге, а остальных продали еще раньше. И теперь, освободившись от бремени, взялись спасать собственные жизни. На вырученные от продажи колхозного имущества деньги наняли баржу и переправились через Волгу. Когда плыли, славная река горела, на ее поверхности не видно было волн, не слышно было плескания воды. Все пространство устилал огонь, невысокие языки которого лизали небо черными жирными прядями, — то горел разлитый мазут.
— Война, — говорит Алла Анисимовна, — засела в сознании на всю жизнь, а переправа через Волгу оставила особо яркое впечатление. Я еще долго помнила ее и никак не могла уразуметь, что река — это вода. Мне все время казалось, что река — это огонь. Но как может гореть вода? Того я понять не могла.
На берегу, откуда они бежали, начались кровопролитные бои. К эвакуированным доносились стрельба, грохот пушек, неистовое гудение огня, содрогание земли от падения разрушенных домов, казалось даже, слышались крики тысяч солдат, которые, побеждая страх и жажду жизни, бросались в бой шеренга за шеренгой. Небо над Сталинградом пылало.
Остановились в городке Красный Кут Саратовской области. Здесь Оксана Афанасьевна приткнулась работать санитаркой, а сестра ее Александра Афанасьевна — прачкой в прифронтовой госпиталь. Дора Антоновна Жаран, жена председателя славгородского колхоза, устроилась на работу в пекарню, где имела возможность прокормиться самой и помочь землякам не отощать с голоду.
— Мы уже знали, что отец с войны не вернется, — припоминает дальше Алла Анисимовна. — Нам пришло извещение, что он пропал безвести, но мама говорила, что в таких боях пропасть бесследно нельзя, можно только погибнуть.
В апреле 1943 года освободили Славгород, и Оксана Афанасьевна начала собираться домой. Но вдруг тяжело, неизлечимо заболела ее мать. Поэтому домой поехали лишь сестра Александра и сын Георгий, юноша, которому исполнилось шестнадцать лет. А сама Оксана Афанасьевна с дочкой осталась возле больной, взялась лечить ее. Но лекарство не действовало и уход не помогал. Акулина Семеновна умерла, навеки осталась на чужбине.
Возвратившись в Славгород, Оксана Афанасьевна заняла прежнюю должность в сельсовете. Председательствовала долго, а потом перешла в колхоз, где возглавила партийную организацию. Перед выходом на пенсию работала на заводе «Прогресс» — выдавала рабочим газированную воду, так как автоматов тогда еще не было. На пенсии нянчила внуков.
Умерла Оксана Афанасьевна Топоркова 6 апреля 1994 года в Славгороде, где и похоронена.
…Припомнился Николаю, идущему на срочную службу в ряды Советской Армии, и дядя Яков. О том, что он был главным агрономом колхоза, они с матерью узнали позже. А сначала, овдовев после трагической гибели на рабочем месте Николая Васильевича Сидоренко, первого мужа Анны Александровны и отца Николая, семья решила оставить хутор и переехать в Славгород, где по случайному совпадению купила сякое-такое жилье — времянку именно у этого человека. Как часто бывает, старые и новые хозяева усадьбы познакомились ближе и подружились. Тем более что семья Якова Алексеевича Бараненко поселилась неподалеку — в новом доме на улице Степной.
Свое первое свое родовое гнездо Яков Алексеевич очень любил, а особенно сад вокруг него, который сам посадил и вырастил. Поэтому часто наведывался к его новым хозяевам, помогал вдове ухаживать за деревьями. Весной обрезал их, брызгал, защищая от вредителей. Экспериментировал с сортами, на некоторых деревьях делал прищепы. Николаю, когда мальчик подрос, главный агроном колхоза охотно передал свои знания о деревьях, постепенно переложил на него уход за своим первым садом.
Часто можно было видеть их вдвоем. Николай следовал за Яковом Алексеевичем еще и из-за пасеки. Интерес к пчелам и пчеловодству проснулся в нем рано. Как завороженный, он мог часами наблюдать за жизнью этих полезных насекомых, бегал в степь изучать, с каких цветов пчелы берут больше взятка.
Однажды, когда дяди Яши не было рядом, Николай полез посмотреть соты, и пчелы его беспощадно искусали. Мальчишка попытался спастись вернейшим детским способом — слезами, но облегчение не пришло, и он изо всех сил побежал до Евлампии Пантелеевны, жены Якова Алексеевича. Тетка Евлампия снисходительностью к непослушным детям не отличалась и, прежде всего, угостила несчастного затрещиной, а потом уж разрезала пополам помидор и потерла им ужаленные места.
По сей день Николай Николаевич держит добрую пасеку, собирает мед, которым спасается от болезней и от безденежья. И лечит пчелиные укусы, когда случаются, тем самым средством, которое показала ему Евлампия Пантелеевна, — свежим томатным соком.
Яков Алексеевич, сколько помнит Николай, имел нрав спокойный, неторопливый, а характер ровный и дружелюбный. Он носил роскошные усы, был молчуном и казался знатоком во всех науках. Растущему без отца мальчишке находиться рядом с дядей Яковом было интересно, надежно, и он хотел во всем на него походить. В семье дяди Якова росли двое сынов чуть старше Николая