[94].
Несмотря на желания саудитов и американских неоконсерваторов, к лету 2018 года стало ясно, что Асад никуда не уходит и операция по зачистке территории уже началась. Правительственные войска при поддержке союзников взяли под контроль более 80 % территории страны, включая все густонаселенные центры. 12 июля солдаты Асада водрузили национальный флаг над городом Даръа, колыбелью восстания. Оставшиеся отряды боевиков бежали. New York Times сообщила, что, «похоже, эндшпиль сирийской войны стремительно приближается». «Мало сомнений, — заметила Times, — что [Асад] останется президентом Сирии». Такой исход теперь стал «неизбежным финалом».
19 декабря 2018 года Трамп подтвердил эту оценку, написав в Twitter, что, поскольку «Исламское государство» побеждено, он выводит из Сирии американские войска. Протест из двухпартийного внешнеполитического комитета был оглушительным. Военачальники тоже пришли в ярость. Когда просочились слухи, что Трамп также отдал приказ вывести половину американского контингента из Афганистана (сократить на 7000 человек), внешнеполитические, военные и разведывательные круги и вовсе вышли из себя. New York Times написала, что генералы Джозеф Вотел, глава Центрального командования США, и Бретт Макгерк, американский спецпредставитель по борьбе с «Исламским государством», «яростно протестовали» против решения выводить войска[95]. Министр обороны Джеймс Мэттис немедленно подал в отставку, передав свое прошение об отставке в прессу. Макгерк тоже не стал откладывать этот шаг. Трамп не только не стал слушать советов экспертов, он даже не проинформировал о своих планах союзников по НАТО, за исключением президента Турции Эрдогана, который убеждал его вывести войска из Сирии. Тот факт, что Иран и Россия тоже приветствовали это решение, еще больше озлобил критиков Трампа. Болтон совсем недавно убеждал союзников, что США никогда не уйдут, пока там остаются иранцы.
Линдси Грэм, чье угодничество по отношению к Трампу раньше доходило до неприличия, призвал оппозицию Конгресса к действию. «Если Обама это сделал, — убеждал Грэм, — мы должны проявить силу: какая слабость, какой риск!» Это обращение явно достигло цели, поскольку Трамп, столкнувшись с градом критики со всех сторон военно-промышленно-медиа-интеллектуального комплекса и Конгресса, сдался под их давлением и объявил, что вывод войск будет осуществляться постепенно, в течение четырех месяцев, а не одного, как он обещал ранее. Многие засомневались, что вывод войск вообще состоится.
Тем не менее, поскольку в руках боевиков ИГИЛ оставался всего один небольшой район, казалось, что жестокая гражданская война в Сирии в конце концов завершается. Однако процесс национального примирения и восстановления страны будет, конечно, долгим и болезненным.
27 декабря Объединенные Арабские Эмираты возобновили работу своего дипломатического представительства в Дамаске. Временный поверенный в делах ОАЭ Абдул-Хаким Наими сказал репортерам: «Открытие нашего посольства — первый шаг по возвращению в Сирию посольств других арабских стран». Это было приятной новостью для правительства Башара Асада, которое несколько месяцев старалось наладить с ними отношения. Сирию исключили из Лиги арабских государств в 2011 году. Попытки поддержать вооруженную оппозицию провалились, и теперь арабские правительства хотели вернуться, надеясь ограничить влияние в стране Ирана[96].
На следующий день даже ЮПГ, получающая большую поддержку США курдская милиция, которая контролировала значительную часть Северной Сирии, попросила помощи у правительства Асада в отражении угрозы нападения со стороны Турции.
Но Болтона, Помпео и их сторонников так легко не победить. Они снова начали ставить на отмену вывода войск из Сирии. Увеличили временные рамки с одного месяца до трех. Заверяли региональных союзников, что продолжат борьбу, пока не будут уничтожены все оставшиеся боевики ИГИЛ. Применили все уловки, чтобы защитить курдов от их турецких противников. Понятно, что предварительные условия вводились для неоконов и друзей их внешнеполитического истеблишмента, чтобы заблокировать решение Трампа о выводе войск.
Даже Нетаньяху понял, куда дует ветер. Встречаясь с Путиным в Москве в тот самый день, когда повстанцев изгнали из Даръа, он заявил, что не имеет ничего против сохранения контроля Башара Асада над всей территорией Сирии при условии, что Иран и его союзники-шииты будут отведены на «десятки километров» от израильской границы[97]. Такое заявление ознаменовало полную перемену не только в позиции Израиля, но и в понимании роли России во всем неспокойном регионе. В статье журнала Time Владимир Исаченков написал: «Нетаньяху подчеркнул теплые связи Израиля и России, уделив особое внимание, по его словам, их ключевой роли в стабилизации обстановки на Ближнем Востоке». Нанося удар по тому виду дипломатии, который летом 2018 года, казалось, набирал силу на нескольких фронтах, Нетаньяху, в последние годы регулярно встречавшийся с Путиным, отметил: «Каждый такой визит — это возможность для нас действовать заодно, стабилизировать ситуацию в нашем регионе, повышать безопасность и укреплять стабильность»[98].
Среди тех, кто не соглашался отдавать Сирию обратно Асаду, был известный вербовщик наемников, делающий бизнес на войне Эрик Принс. Принс предложил сформировать частную армию и заменить ею американские войска. Когда-то в Афганистане Пентагон отказался от подобного предложения. Военный аналитик CNN Джон Кёрби, предвидя потенциально пагубные последствия такого плана, предупреждал, что «некоторые арабские союзники могут использовать операции в Сирии в качестве предлога для начала масштабной прокси-войны против Ирана и обеспечения оружием боевиков, что может втянуть нас в сирийскую гражданскую войну таким образом, который не соответствует нашим главным интересам»[99].
Война с Ираном, казалось, вполне соответствовала желаниям Трампа и его советников. В июле 2015 года Трамп жестко порицал соглашение по ядерной программе Ирана — «Совместный всеобъемлющий план действий» (СВПД), который Иран согласовал с США, Россией, Китаем, Британией, Францией и Германией. Это соглашение было встречено шумным одобрением со всех сторон. В соответствии с договоренностями Иран обязался заморозить большинство своих центрифуг, деактивировать реактор для производства плутония на тяжелой воде в Араке, вывезти из страны 98 % обогащенного урана, ограничить обогащение урана уровнем значительно ниже оружейного и допускать регулярные инспекции МАГАТЭ. Взамен Иран получал смягчение санкционного давления, доступ к миллиардам долларов на замороженных зарубежных счетах, разрешение продавать нефть и возвращение в международную банковскую систему.
Использование экономического давления с целью поставить иранцев на колени было частью сознательной стратегии США и Саудовской Аравии. Как в 2014 году объяснял профессор Булент Гокай, Саудовская Аравия решила залить нефтью мировой рынок, чтобы «разрушить экономику Ирана». По мнению Гокая, автора книги «Политики каспийской нефти», «Америка поддерживает этот курс, поскольку хочет подорвать влияние России, экономика которой зависит от цены на нефть». Однако огромные финансовые потери Ирана от нефтяного экспорта (с 2012 по конец 2017 года их оценивают в 160 миллиардов долларов) в сочетании со сложностями от санкций помогли стране сесть за стол переговоров в попытке получить экономическое облегчение[100]. Тем не менее экономические выгоды, ожидавшиеся в результате иностранных инвестиций, не материализовались, а в 2017 году Трамп наложил новые санкции, не связанные с ядерной программой страны. Уровень безработицы оставался высоким, экономический рост — низким, и в конце года сложившаяся ситуация спровоцировала протесты в нескольких иранских городах[101].
Тот факт, что СВПД был внешнеполитическим достижением Обамы, делало его особенно желанной целью для Трампа и многих республиканцев, которые с самого начала старались саботировать соглашение. Когда проект еще обсуждался, республиканцы нарушили существовавший порядок и пригласили Биньямина Нетаньяху выступить на совместной сессии Конгресса, где он ругал Иран и осудил ядерную сделку. На следующей неделе сорок семь сенаторов от Республиканской партии написали столь же беспрецедентное открытое письмо «Лидерам Исламской республики», в котором напомнили им, что в Соединенных Штатах Конгресс, а не президент обладает конечной властью заключать договоры. Видя, насколько сильна оппозиция в Конгрессе, Обама объявил, что СВПД не договор и поэтому не требует одобрения Сената. Вместо этого он представил соглашение на рассмотрение Совета Безопасности ООН, который его единогласно поддержал.
Иранская сделка — одна из немногих тем, по которой известный своей непоследовательностью Трамп никогда не менял позиции. Во время президентской избирательной кампании он радовал сторонников Американо-израильского комитета по общественным связям, говоря, что «мой первейший приоритет — отменить ужасную сделку с Ираном». Она, с его точки зрения, «гибельна для Америки, для Израиля и для всего Ближнего Востока». Однако даже произраильски настроенная аудитория скептически фыркала, когда он заявил: «Я изучил этот вопрос более детально, чем практически все остальные»[102].
Став президентом, Трамп не отступился от своей позиции. Он окружил себя сторонниками жесткого курса в отношении Ирана и постоянно чернил сделку, говоря, что она не остановила иранскую ракетную программу, не сократила вмешательство Ирана в региональные конфликты в Йемене, Ливане, Ираке и Сирии, не прекратила иранскую поддержку того, что он назвал «терроризмом». Он также подверг критике «устаревшие пункты» соглашения, которые теряют силу через десять, пятнадцать, а в некоторых случаях через двадцать пять лет. В большой президентской речи он осудил «кровавое прошлое и настоящее» Ирана и выступил против ядерной сделки как «одного из наи