енов в московской Олимпиаде, увеличил расходы на оборону и направил главу Пентагона Гарольда Брауна в Китай для налаживания военных связей.
Как предвидели многие советники Брежнева, советская интервенция спровоцировала подъем исламистского движения как в Афганистане, так и за его пределами. Боевики базировались в пакистанском городе Пешавар. К ним присоединились исламские фанатики, обучавшиеся в медресе Саудовской Аравии, Египта и самого Пакистана. В Исламабаде представители 35 мусульманских стран осудили советскую агрессию. Бжезинский стал искать способ разжечь недовольство среди мусульман в среднеазиатских республиках самого СССР. В предыдущие десятилетия США уже использовали исламский фундаментализм для борьбы с арабским национализмом. Теперь появился шанс использовать его против Советского Союза. Но это означало бы сотрудничество с пакистанским президентом генералом Зия-уль-Хаком. В 1977 году Картер урезал помощь его репрессивному правительству из-за катастрофической ситуации с правами человека в стране и из-за ее ядерной программы. Теперь же, всего через несколько дней после вторжения, Картер предложил Зия-уль-Хаку миллионы долларов военной и экономической помощи в обмен на поддержку мятежников-исламистов. В феврале 1980 года Бжезинский совершил поездку по Пакистану и Саудовской Аравии в целях налаживания финансового и военного сотрудничества. Саудовский принц Турки аль-Фейсал, глава разведки, сказал одному из сотрудников ЦРУ: «Мы не проводим операций. Мы просто не умеем этого делать. Все, что мы умеем, – это выписывать чеки». И саудовцы согласились внести свой вклад68.
Как бы ни бряцал Картер оружием, США не смогли бы отразить советское вторжение в залив, не развязав ядерную войну. Поэтому Картер предпринял меры для исправления положения. Он поместил силы оперативного реагирования на базах в Сомали, Кении и Омане, благодаря чему в случае кризиса в залив можно было быстро перебросить несколько тысяч американских солдат. Он усилил связи с дружественными правительствами региона, такими как Саудовская Аравия. Также Картер внес серьезные изменения в ядерную стратегию, подписав президентскую директиву № 59, в рамках которой предполагалось отойти от тактики гарантированного взаимного уничтожения, ведя вместо этого «гибкие» и «ограниченные» ядерные конфликты, в которых США могли бы победить. Это не только похоронило идею Картера о всеобщей ликвидации ядерных вооружений, но и привело к наращиванию как ядерных, так и обычных вооружений. В рамках новой стратегии США готовились к длительной ядерной войне, первой целью в которой должно было стать советское руководство, в то время как удары по городам оставались под вопросом.
Таким образом, раз и навсегда были перечеркнуты все надежды Картера на более мирный и безопасный мир. За свой президентский срок Картер умудрился поддержать разработку нейтронной бомбы, одобрить размещение крылатых ракет с ядерными боеголовками в Европе, спустить на воду первую подводную лодку класса «Трайдент» и в два раза увеличить число боеголовок, нацеленных на СССР. Поэтому, несмотря на его пребывание в Белом доме, КСУ, стремившийся похоронить ОСВ-2 и увеличить расходы на оборону, достиг феноменальных успехов. Да и сам Картер к концу правления пересмотрел свои взгляды, поддавшись риторике КСУ об агрессивном СССР, который надо сдерживать. Разрядка умерла. Картер даже отказался от критики вьетнамской войны. Ее ветераны теперь стали борцами за свободу, которые «пришли во Вьетнам без какого бы то ни было желания захватить его территорию или навязать его народу американскую волю»69. Несмотря на свои первоначальные благие намерения, именно Картер заложил фундамент того экстремизма, который принес в Белый дом Рейган. Анна Кан так подытожила его правление в своей книге «Убийство разрядки»:
«На президентских выборах 1980 года людям приходилось выбирать между внешней и оборонной политикой Картера, который выступал за принятие на вооружение ракет MX, подлодок “Трайдент”, систем быстрого реагирования, бомбардировщиков “Стелс”, крылатых ракет, систем ПРО, позволявших нанести первый удар, а также за ежегодное увеличение расходов на оборону на 5 %, и Рейганом, выступавшим за то же самое плюс нейтронную бомбу, противоракеты, бомбардировщик B-1, гражданскую оборону, а также за увеличение военных расходов на 8 % ежегодно»70.
Картер не только не выполнил обещание резко сократить расходы на оборону, но значительно увеличил их – со 115,2 миллиарда долларов в его первом бюджете до 180 миллиардов долларов в последнем71. И он яростно отстаивал эти изменения. Во время второй избирательной кампании члены штаба Картера даже обвиняли республиканцев в недостаточном финансировании обороны. В начале июля в шоу Today министр обороны Гарольд Браун припомнил республиканцам снижение затрат на оборону на 35 % в 1969–1976 годах, в то время как Картер увеличил их на 10 %, а за время второго срока планировал увеличение еще на 25. Бывший министр обороны Мелвин Лэйрд усомнился в этих цифрах, но признал, что при Картере оборонный бюджет рос быстрее, чем при Никсоне и Форде72.
С точки зрения СССР действия США были такими, что вызывали тревогу. Как позже признает директор ЦРУ Роберт Гейтс: «Советы в 1980 году видели совсем иного Джимми Картера, чем американцы, – враждебного и опасного»73. Советское руководство не знало, чего ожидать от Картера. В конце 1979-го – начале 1980 года американская система раннего оповещения давала сбой четыре раза, поднимая боевую тревогу в стратегических силах США. КГБ считал, что это был не сбой, а намеренная уловка Пентагона, направленная на то, чтобы успокоить Советский Союз и оттянуть время ответного удара, сделав страну уязвимой перед внезапным нападением. И эти эпизоды настораживали не только СССР. Гейтс вспоминает в своих мемуарах доклад Бжезинского от 9 ноября 1979 года:
«В три часа утра Бжезинского разбудил (его помощник по военным вопросам Уильям) Одом, сказавший ему, что по США были запущены 220 советских ракет. Бжезинский знал, что у президента есть три – семь минут на принятие решения об ответном ударе после пуска советских ракет. Поэтому он сказал Одому, что будет ждать следующего звонка с подтверждением советского запуска, прежде чем звонить президенту. Бжезинский был убежден, что нам следует нанести ответный удар, и сказал Одому, чтобы тот убедился, что стратегическое командование ВВС уже готовит самолеты к вылету. Когда Одом позвонил ему снова, он сказал, что запущено уже 2200 ракет – это была массированная атака. За минуту до звонка Бжезинского президенту Одом позвонил в третий раз и сказал, что ни одна из других систем оповещения не зафиксировала советских ракет. Бжезинский не стал будить жену посреди ночи, поскольку считал, что через полчаса все они погибнут. Но то была ложная тревога. Кто-то по ошибке засунул в компьютерную систему учебную программу. Когда все закончилось, Збиг снова лег. Но я сомневаюсь, что ему хорошо спалось»74.
Просочившись в прессу, этот опасный инцидент вызвал беспокойство Кремля. Посол Добрынин передал «чрезвычайную обеспокоенность» происшедшим Л. И. Брежнева. Бжезинский и Министерство обороны подготовили ответ, который главный советник Госдепартамента Маршалл Шульман охарактеризовал как «неприемлемо оскорбительный и неподходящий для общения Картера с Брежневым». Шульман еще назвал его «детским лепетом, недостойным США» и поинтересовался: «Почему нам обязательно стараться выглядеть такими высокомерными?»75
Из-за тяжелой экономической ситуации в стране и серии неудач в решении внешнеполитических кризисов Картер с приближением выборов 1980 года казался слабым и потерявшим контакт с реальностью. Но, вероятно, последний гвоздь в свой гроб Картер забил неумелой попыткой спасения заложников, когда вертолет столкнулся над иранской пустыней с самолетом-заправщиком, в результате чего погибло восемь американцев. Унижение стало еще бо́льшим, когда иранское правительство триумфально продемонстрировало обгоревшие тела. В знак протеста Сайрус Вэнс, все время выступавший против этого безрассудного плана, подал в отставку. Ни один госсекретарь не делал этого со времен Уильяма Дженнингса Брайана. Он написал прошение об отставке за четыре дня до злосчастного рейда. Политический обозреватель Мэри Макгрори отмечала, что Вэнс служил в правительстве Джонсона во время другой войны, против которой он выступал, и знал, что в критический момент отставка может быть решающей. Она писала: «Его намерения были именно такими. Он давно понял, что молчание во время обсуждения безумных планов может оказать стране медвежью услугу»76. Рейтинг Картера скатился до 40 %.
Все считали Вэнса самым уважаемым членом администрации, но после того, как «ястребиные» взгляды Бжезинского разрушили его дипломатические усилия, Вэнс оказался на обочине. Его влияние постоянно падало и к концу 1970-х практически сошло на нет. Как заметила Washington Post, «мистер Вэнс полностью потерял контакт с президентом. госсекретарь, как ранее и сам президент Картер, говорил о доброжелательном и рациональном мире, в котором США нашли бы свое место, согласившись на разумные требования других. Тот же мир, под который мистер Картер – в гораздо большей мере, чем мистер Вэнс, – пытается подстроиться сейчас, управляется фактором силы и порока»77. Wall Street Journal отмечала, что причиной решения Вэнса был «все более ястребиный тон внешней политики правительства», что началось в 1978 году, когда президент «уступил доводам Бжезинского»78. Вэнс начал дискуссию за несколько дней до этого, сказав журналисту, что советник по национальной безопасности должен действовать как координатор мнений, а не как «заправила внешней политики или пресс-секретарь Госдепа»79.
Картер вступил в перепалку через несколько дней. Его реакция выглядела довольно мелочной: он сказал на встрече в Филадельфии, что новый госсекретарь Эдвард Маски будет «гораздо сильнее, патриотичнее и сможет более решительно выражать позицию нашей страны». После кризиса с заложниками в Иране Картер безвылазно сидел в Белом доме, сам превратившись в заложника собственной политики, и это было его первое за полгода публичное выступление за пределами Вашингтона