46.
В эти неспокойные годы многие либералы начали называть себя социалистами или радикалами. Так, губернатор Миннесоты Флойд Олсон заявил: «Я не либерал… Я радикал»47. Большинство представителей левого крыла стали даже в либерализме видеть умеренность, граничащую с трусостью. В 1934 году Лилиан Саймс в своей статье в The Nation отметила, что «в наше время худшего оскорбления [чем “либерал”] и представить нельзя»48. Впрочем, такого же мнения многие американцы придерживались и в отношении Социалистической партии, тогда как коммунисты предлагали заманчивую и более радикальную альтернативу. Вот как объясняет свою приверженность идеям компартии в 1932 году Джон Дос Пассос: «Социалистов сравнивали тогда с безалкогольным пивом»49.
Интересно, что в период Народного фронта (1935–1939), когда коммунисты получили широчайшую поддержку среди населения, социалисты Нормана Томаса зачастую оказывалась левее, чем коммунисты: последние приглушили тон своих публичных выступлений ради того, чтобы создать широкую антифашистскую коалицию. Сотни тысяч американцев вступили в Коммунистическую партию или работали в руководимых ею общественных организациях. Среди них были лучшие писатели страны: Эрнест Хемингуэй, Эрскин Колдуэлл, Джон Дос Пассос, Эдмунд Вильсон, Малкольм Каули, Синклер Льюис, Лэнгстон Хьюз, Шервуд Андерсон, Джеймс Фаррелл, Клиффорд Одетс, Ричард Райт, Генри Рот, Лилиан Хеллман, Теодор Драйзер, Томас Манн, Уильям Карлос Уильямс, Нельсон Олгрен, Натаниэль Уэст и Арчибальд Маклиш.
Но к концу десятилетия популярность советского коммунизма в глазах западной интеллигенции пошла на спад. СССР окружали враждебно настроенные капиталистические державы, ему угрожала новая война, и в этих условиях И. В. Сталин взял курс на политику форсированной индустриализации, которая потребовала тяжелых жертв. В прессу стали просачиваться сведения о голоде, о политических судебных процессах и репрессиях, бюрократии и канцелярщине, тайной полиции, жестоком обращении с заключенными и насаждении единомыслия в СССР. В ходе коллективизации сельского хозяйства погибали кулаки, которые оказывали вооруженное сопротивление. При тираническом режиме Сталина погибло более 13 миллионов советских граждан. Религия подвергалась ограничениям. Ряды военачальников подверглись чисткам50. И даже те, кто отказывался верить ужасающим вестям, просачивавшимся из СССР, пришли в ужас, узнав о вероломном подписании Сталиным пакта о ненападении с Германией в 1939 году. После этого американцы стали массово покидать ряды компартии, но твердые коммунисты обвинили капиталистический Запад в этом повороте Сталина на 180 градусов, ибо Запад отказался выступить единым фронтом с СССР против фашистской угрозы, несмотря на неоднократные призывы Сталина к созданию системы коллективной безопасности.
Благодаря удачному сочетанию конгресса с преобладанием левых, энергичного, прогрессивного населения и ответственного, внимательного президента в истории США начался период величайшего социального экспериментирования. Этот этап пришелся на середину десятилетия, когда «Новый курс» принял еще более радикальный характер. В декабре 1935 года Гарольд Икес заявил президенту: ему «кажется, будто население настроено более радикально, чем правительство». Рузвельт согласился с этим и вновь взялся за представителей деловых кругов. Тяжелую артиллерию он приберег для ежегодного обращения к конгрессу, с которым выступил вечером 3 января 1936 года по национальному радио. Прежде подобные выступления делались на вечернем заседании лишь однажды: 2 апреля 1917 года президент Вильсон зачитал свое послание конгрессу о вступлении США в войну. Рузвельт обрушил весь свой гнев на правых политиков: «Мы снискали ненависть закоренелых любителей наживы. Эти себялюбцы хотят вернуть власть в свои руки… Дай им волю – и они возьмут курс на самодержавие былых веков: власть – себе, народу – рабство»51.
Вдохновившись прогрессивным настроем граждан, Рузвельт продолжил войну с предпринимателями в ходе избирательной кампании 1936 года. Он при каждой возможности напоминал электорату о своих заслугах перед народом. Управление общественных работ (УОР) и другие правительственные учреждения предоставили рабочие места миллионам безработных. Экономическая и банковская системы претерпели коренные изменения. Впервые правительство приняло – хотя и очень осторожно – сторону рабочего класса, а не работодателей и поспособствовало развитию профсоюзных организаций. Программа «Социальное обеспечение» гарантировала хотя бы минимальные выплаты после выхода на пенсию, которые ранее получало весьма ограниченное количество рабочих. Налоговое бремя в значительной степени было переложено на богатых.
Накануне выборов Рузвельт выступил в «Мэдисон-сквер-гарден» с речью перед избирателями, в которой содержался откровенный призыв к борьбе с представителями деловых кругов:
«Мы вынуждены были бороться с давними врагами мира – предпринимательской и финансовой монополией, спекуляциями, бессмысленной классовой враждой, местничеством, менялами, нажившимися на войне. Они дошли до того, что начали считать правительство Соединенных Штатов всего лишь придатком своих темных делишек. Теперь мы видим, что правление тех, в чьих руках сосредоточена власть над деньгами, представляет опасность не меньшую, чем правительство рэкетиров… Они единодушны в своей ненависти ко мне, и я приветствую их ненависть»52.
Когда настал день выборов, демократы с воодушевлением выступили против республиканцев на всех уровнях. Победив во всех штатах, кроме Мэна и Вермонта, Рузвельт нанес сокрушительное поражение губернатору Канзаса Альфу Лэндону в коллегии выборщиков: 523 голоса против восьми. Поэтому старую поговорку «Как голосует Мэн, так голосует вся Америка» остроумно перефразировали в «Как голосует Мэн, так голосует и Вермонт»53. Демократы получили в палате представителей 331 место, республиканцам досталось 89, а в сенате оказалось 76 демократов и 16 республиканцев – остальные места достались кандидатам Фермерско-рабочей партии и Джорджу Норрису, который ушел от республиканцев и объявил себя независимым.
Газета Chicago Tribune назвала результаты голосования свидетельством единодушной поддержки политического курса президента. «Результаты выборов свидетельствуют о том, что народ полностью доверяет господину Рузвельту и его “Новому курсу”… Он вступит в должность на второй срок с полной свободой действий, которой наделило его вчера подавляющее большинство американских граждан». Консервативное издание Tribune, в свою очередь, выразило беспокойство по поводу коалиции, образованной Рузвельтом вместе с Фермерско-рабочей, Американской лейбористской, Социалистической и Коммунистической партиями: «Весьма любопытно, каким образом господин Рузвельт собирается выполнить свои обязательства перед столь радикально настроенными партнерами»54.
Но всеобщие ожидания дальнейших реформ не оправдались вследствие экономических и политических просчетов обычно проницательного президента. Рузвельт потерял драгоценное время после выборов, бросив все силы на реализацию крайне неудачного замысла наполнить прогрессивными судьями Верховный суд США: его очень раздражало, что суд то и дело накладывал вето на программы «Нового курса». Но если о Верховный суд «Новый курс» просто споткнулся, то растянулся он во весь рост из-за экономического кризиса 1937 года, который критики сразу окрестили «рузвельтовским экономическим спадом». Ошибочно решив, что экономический рост будет продолжаться сам по себе и что страна вот-вот выйдет из Великой депрессии, правительство сократило расходы, чтобы сбалансировать бюджет. Больше всего Рузвельт урезал бюджет УОР. Экономика рухнула едва ли не на следующий день. Крах оказался столь внезапным, что Рузвельт и члены его правительства решили, будто это все умышленно подстроили предприниматели, добиваясь свержения Рузвельта. Государственные ценные бумаги на треть упали в цене, прибыль корпораций упала на 80 %. Безработица круто подскочила вверх – миллионы американцев вновь подвергались увольнениям.
Реформаторы вынуждены были занять оборонительную позицию. И все же многие американцы осознавали: есть одна человеческая потребность, с чьей важностью не сравнится никакая другая, и все силы нужно бросить именно на ее удовлетворение. Очень немногие понимают, как близки были США к принятию национальной программы медицинского обслуживания в 1938–1939 годах. Комитет врачей, выступающих за улучшение медицинского обслуживания, – выступившее против консервативной Американской медицинской ассоциации бунтарское объединение медиков, большинство которых работали в крупнейших университетах страны, – дал толчок общенациональному движению в поддержку единой программы здравоохранения. Правительство использовало все свое влияние, чтобы претворить в жизнь эту инициативу, упирая на то, что медицинское обслуживание – право, а не привилегия. Рабочий класс и множество организаций, объединявших сторонников реформ, решительно поддержали такую позицию правительства. Народ настолько горячо поддерживал правительство Рузвельта, что редакция The Nation заявила о своей убежденности: «ни одно правительство» не станет так сплачивать людей и «уделять столько времени, внимания и сил своих лучших специалистов для разработки такой программы ради того, чтобы затем от нее отказаться»55. В конце февраля 1939 года сенатор от штата Нью-Йорк Роберт Вагнер внес свой, одобренный правительством законопроект национального здравоохранения, заявив, что ни один американский закон «не получал еще столь широкой поддержки»56. Но, встретив ожесточенное сопротивление со стороны Американской медицинской ассоциации, Рузвельт решил не обострять положение накануне выборов и отказался от законопроекта. Реформы «Нового курса» закончились раз и навсегда57.
Прогрессивные изменения, которые сумели внести в жизнь американцев сторонники «Нового курса», по-прежнему вызывали неприятие в деловых кругах, сохранивших немалое влияние. Рузвельт, его советник Рексфорд Гай Тагуэлл, главы ведомств Гарри Гопкинс и Дэвид Лилиенталь и прогрессивные министры Генри Уоллес, Гарольд Икес и Фрэнсис Перкинс