80. Гровс также признал, что всегда считал СССР врагом США: «Уже через две недели после того, как я возглавил проект, у меня исчезли всякие сомнения в том, что Россия – наш враг, и с этой позиции я руководил проектом»81. Гровс шокировал Джозефа Ротблата, заявив во время обеда в марте 1944 года: «Вы, разумеется, понимаете, что главная цель нашего проекта – ослабить русских»82. Утверждения Бирнса и Гровса окончательно проливают свет на смысл фразы Бирнса, сказанной им 13 апреля президенту Трумэну: атомная бомба позволит США «после войны диктовать свои условия»83.
Пока ученые в Лос-Аламосе лихорадочно работали над завершением бомбы, у других начали возникать сомнения относительно того, насколько мудро они поступили. В июне ученые из Металлургической лаборатории в Чикаго организовали несколько комитетов для анализа различных свойств атомной энергии. Комитет по социально-политическим последствиям под председательством Нобелевского лауреата Джеймса Франка опубликовал доклад, отражающий идеи Лео Силарда и подвергающий сомнению целесообразность применения атомных бомб в текущей войне. Авторы доклада предупреждали: неожиданное нападение на Японию не только подорвет позиции США как справедливой державы, но и может спровоцировать гонку атомных вооружений с СССР, создав тем самым перспективу «полного взаимного уничтожения»84. В докладе также отмечалось: поскольку научные принципы, лежащие в основе создания бомбы, не представляют собой никакой тайны, Советский Союз скоро нагонит США.
Эти опасности Силард понимал, как никто другой, и потому отчаянно пытался предотвратить применение атомной бомбы. Он разослал доклад Комитета Франка ученым в других лабораториях. Когда служба безопасности засекретила доклад и запретила его распространение, Силард составил обращение к президенту с предупреждением:
«Атомные бомбы в нашем распоряжении – лишь первый шаг в этом направлении, а разрушительная сила, которая станет доступной в ходе их развития, практически не знает границ. Таким образом, стране, создавшей прецедент применения недавно открытых сил природы в разрушительных целях, вероятно, придется нести ответственность за то, что она открыла двери в эру неслыханного уничтожения»85.
Обращение подписали 155 ученых Металлургической лаборатории Чикаго и завода по переработке урана в Окридже. Оппенгеймер запретил распространение документа в Лос-Аламосе и предупредил Гровса, а тот позаботился, чтобы обращение не дошло до Стимсона и Трумэна, пока применение бомбы уже нельзя будет предотвратить. Во время войны агенты службы безопасности Гровса проводили тщательное наблюдение за Силардом. Однажды Гровс даже составил письмо министру юстиции, назвав Силарда «враждебным иностранцем» и предложив «интернировать его до окончания войны». К счастью, Комптон убедил генерала не отправлять то письмо. Однако Гровс заказал отдельный опрос мнения ученых и очень огорчился, обнаружив, что 83 % опрошенных поддерживают простую демонстрацию бомбы до ее применения против Японии86. Результаты опроса он скрыл.
Применение бомбы пытались предотвратить и другие люди, но они, как и Силард, к сожалению, потерпели неудачу. Так, 27 июня заместитель министра ВМС Ральф Бард, представитель военно-морских сил во Временном комитете, написал Стимсону записку, где утверждал: «В последние несколько недель меня преследует ощущение, что японское правительство, вероятно, пытается найти возможность для капитуляции». Он настаивал на том, чтобы США, «как великая и гуманная держава», предупредили Японию о вступлении в войну СССР и о создании атомной бомбы и разъяснили условия капитуляции. Некоторые историки считают, что через несколько дней после выхода из состава правительства Бард встретился с президентом и обратил его внимание на упомянутые моменты, но сведения об этой встрече противоречивы. Впрочем, одно является несомненным: 18 июня, в ходе встречи Трумэна с начальниками штабов, помощник военного министра Джон Макклой посоветовал президенту сообщить японцам, «что им будет позволено сохранить императора и самостоятельно выбрать форму правления» и «что у нас есть новое, ужасающе разрушительное оружие, и мы будем вынуждены его применить, если они не сдадутся»87.
Ситуация достигла критической точки, когда лидеры стран-союзниц собрались в Потсдаме – пригороде разрушенного бомбежкой Берлина. До установленной даты первой атомной бомбардировки оставалось меньше месяца. Трумэн прибыл 15 июля, нервничая перед первой встречей с Черчиллем и Сталиным. Многочисленные доклады подтверждали желание японцев выйти из войны, если им позволят капитулировать на определенных условиях. Доказательства того, что высшие руководители США понимали намеки Токио, неопровержимы. Трумэн однозначно характеризовал перехваченную 18 июля телеграмму, где говорилось: «Безоговорочная капитуляция – единственное препятствие к заключению мира», – как «телеграмму императора япошек с просьбой о мире»88. Форрестол писал о «доказательстве желания японцев выйти из войны», Стимсон – о «японских маневрах в пользу мира», а Бирнс – о «дипломатическом зондировании со стороны японцев»89. В своей книге «Тайная капитуляция», вышедшей в 1966 году, сотрудник Управления стратегических служб (УСС) США, а позднее – глава ЦРУ Аллен Даллес вспоминал: «Я выехал на Потсдамскую конференцию и отчитался там перед министром Стимсоном об информации из Токио: японцы готовы капитулировать, если смогут сохранить императора и свою конституцию как основу для поддержания дисциплины и порядка в стране после того, как жуткая весть о капитуляции станет известна японскому народу»90. В сводке данных стратегической разведки по Тихому океану за неделю до Потсдамской конференции сообщалось: «Можно сказать, что уже сейчас Япония официально, пусть и не публично, признает свое поражение. Отказавшись от давно лелеемой цели – победы – как недоступной, она преследует теперь двойную цель: a) примирить национальную гордость с поражением и б) найти наилучший способ спасения остатков своих амбиций»91. Как вспоминал полковник Чарльз Бонстил, начальник политического отдела оперативного управления Военного министерства, «бедные чертовы япошки закидывали удочки тысячами»92.
По словам Трумэна, основной причиной его поездки в Потсдам послужило желание удостовериться, что Советы вступят в войну, как обещали. Понимая, что их выход на арену военных действий нанесет последний и сокрушительный удар, он обрадовался, когда Сталин заверил его в этом, и 17 июля записал в дневнике: «Он вступит в войну с япошками 15 августа. Когда это случится, япошкам придет конец»93. На следующий день Трумэн написал своей жене Бесс: «Теперь мы закончим войну на год раньше, и только подумай о детях, которым не придется погибать!»94
Трумэн мог разыграть еще одну карту, но следовало дождаться подходящего момента. Стимсон это понимал. 15 мая он написал в дневнике, что бомба – решающий инструмент дипломатии, но до конференции в Потсдаме его испытывать не станут: «Мы считаем, что это произойдет вскоре после конференции, но, полагаю, ужасная глупость – играть в дипломатию с такими крупными ставками и не пустить в ход козыри»95.
Трумэн отодвинул начало встречи на высшем уровне на две недели и надеялся, что испытания бомбы успеют провести до начала переговоров со Сталиным. Оппенгеймер признавался: «Мы находились под невероятным давлением, все надо было закончить до Потсдамской конференции»96. Как оказалось, Трумэн многое выиграл, решив подождать.
16 июля, когда Трумэн осматривал достопримечательности Берлина и готовился к запланированной на следующий день встрече со Сталиным, в пустыне близ города Аламогордо (штат Нью-Мексико) ученые взорвали первую атомную бомбу. Результаты испытаний «Тринити» [«Троицы»] превзошли все ожидания. Мощность взрыва оказалась колоссальной (18,6 килотонны), все небо залил ослепительный свет, и кое-кто из ученых испугался, что бомба все-таки подожгла атмосферу. Оппенгеймер признавался, что в памяти у него мгновенно всплыла фраза из Бхагавад-гиты: «Я стал смертью, разрушителем миров». Заместитель директора проекта Кеннет Бейнбридж высказался куда прозаичнее: «Теперь все мы – сукины дети»97.
Гровс отправил предварительные результаты телеграммой Стимсону, и тот немедленно сообщил о них Трумэну и Бирнсу, приведя их в восторг. 21 июля Гровс отправил намного более полный и впечатляющий отчет, где писал: «Испытания превзошли самые оптимистичные ожидания». Гровс оценил освобожденную энергию в эквивалент 15–20 килотонн тринитротолуола (тротила) – это количество настолько превышало все предыдущие результаты, что было почти невообразимым. Стимсон прочитал доклад президенту и госсекретарю. Одновременно с докладом Гровса пришел и отчет бригадного генерала Томаса Фаррела, писавшего о «сильном, долгом, потрясающем реве, возвещавшем о Судном дне»98. Когда Черчилль прочитал отчет, то воскликнул: «Это Второе пришествие в гневе!»99
Трумэн, Бирнс и Гровс решили, что теперь у них появилась возможность ускорить капитуляцию японцев на американских условиях и без советской помощи, а значит, они могли отказаться от территориальных и экономических уступок, обещанных СССР. Стимсон заметил: « [Сообщение] чрезвычайно подбодрило президента, и, когда мы встретились, он снова и снова заводил разговор о прекрасной новости. По его словам, известия внушили ему совершенно новое чувство уверенности»100. Трумэн, позволявший Черчиллю и Сталину играть первую скрипку на нескольких заседаниях, теперь держался с ними довольно высокомерно. Вот как У. Черчилль описывает происходившее на следующем заседании: «Я ничего не понимал. Когда он пришел на встречу, уже прочитав сообщение, то стал другим человеком. Он постоянно затыкал русским рот и вообще вел себя на заседании, как хозяин»101