40.
После выступления Черчилля американо-советские отношения резко ухудшились. В ООН Соединенные Штаты провоцировали конфронтацию по иранскому вопросу, несмотря на согласие СССР вывести оттуда свои войска. Когда наступило 2 марта – срок вывода советских войск, – а они по-прежнему оставались на территории Ирана, Трумэн пригрозил СССР войной. Он писал: «Если бы русские, прямо или косвенно, взяли под контроль иранскую нефть, баланс сырья в мире понес бы серьезный урон, и это стало бы серьезной потерей для экономики западного мира». Форрестол позже отметил, что «тот, кто сидит на ближневосточной нефти, может вершить судьбы Европы». Трумэн решил раз и навсегда объяснить всем, что сидеть на ней будут именно США, а не СССР41.
Бывший президент Колумбийского университета Николас Мюррей Батлер, лауреат Нобелевской премии мира за 1931 год, президент Фонда Карнеги по поддержанию мира, заявил, что в данном случае все крутится вокруг нефти, а не демократии. «Вопрос Ирана – целиком и полностью вопрос нефти, – объяснил он. – Англичанам предлагали большие уступки и делали их. Необходимо найти возможность выделить России долю в нефти, не накаляя военно-политическую обстановку». Кое-кто счел это предложение вполне приемлемым. В передовице Washington Post, посвященной кризису, высказали предположение, что «у России, возможно, есть законные интересы в Иране. Мы неоднократно утверждали, что план совместной разработки нефтяных ресурсов Востока определенно целесообразен»42.
Клод Пеппер смог в ходе поездки по Ближнему Востоку поближе рассмотреть разворачивающийся кризис и тогда же имел беседу со Сталиным. После возвращения в США Пеппер выступил в сенате, оправдывая политику СССР и осуждая империалистические хитрости англичан: «Негоже всем известной мировой державе, чьи представители находятся во всех странах от Египта до Сингапура, раздувать мировой пожар из-за того, что несколько воинских частей углубились на несколько километров на территорию соседней страны в попытках противостоять нефтяной монополии упомянутой державы». И далее: «Если ради такого империализма американскую внешнюю политику делают козлом отпущения, это настолько глупо, что я и представить себе не мог». Washington Post сообщала, что, когда Пеппер закончил выступление, к нему подошли несколько сенаторов и конгрессменов и пожали ему руку43.
Общественность не пришла в восторг из-за перспективы столкновения с СССР ради иранской нефти. Washington Post опубликовала письмо, которое проливало яркий свет на события в Иране, открыто указывало, что поставлено на карту, и осуждало военный путь решения вопроса:
«Я не считаю, что судьба нефтяных залежей в Иране оправдывает войну с Россией. Если бы эта нефть залегала в Северной или Южной Америке… США защищали бы залежи ради возможности использовать их в любой будущей войне и гарантировали бы, что никакая другая великая держава не сможет присвоить наши нефтяные месторождения. Если бы иранская нефть залегала у границ любого британского доминиона подобно тому, как сейчас она залегает у границ советских республик, я не сомневаюсь, что Англия защищала бы эту нефть… Поддержка иранской свободы еще никогда не выдвигалась в качестве оправдания ведения Штатами войны за рубежом. Иранской свободы в нашем понимании никогда не существовало, а следовательно, те, кто предлагает начать войну в поддержку такой свободы, на самом деле не могут выдвинуть ни единой уважительной причины… Я твердо убежден, что огромное большинство американцев не хотят воевать с Россией ни по одной из уже возникших причин. Я также убежден, что большинство американцев надеются и считают, что если оставить Россию в покое и дать ей возможность самой разбираться с безопасностью своих границ (в разумных пределах, конечно), то Россия будет оказывать помощь в поддержке мира во всем мире и развивать собственные громадные природные ресурсы для будущих поколений»44.
Под давлением США и Великобритании советские войска были выведены из Ирана. Позднее Трумэн сказал сенатору Генри Джексону, что вызвал в Белый дом советского посла А. А. Громыко и заявил: если советские войска не уйдут через двое суток, «мы сбросим ее на вас». По его словам, через сутки они уже ушли45. Хотя реальная история вывода советских войск намного сложнее, Трумэн понял: когда Советы сталкиваются с превосходящей силой, они отступают. США решили сделать упор на свое преимущество. В мае они прекратили поставку из западных зон Германии репараций, в которых крайне нуждался СССР. В июле решили оставить свои войска в Южной Корее, а еще через месяц – сохранить присутствие своих военно-морских сил в Восточном Средиземноморье.
Пока Трумэн не скупился на атомные угрозы, общественность содрогалась при мысли о возможности атомной войны. В начале 1946 года женский журнал Ladies’ Home Journal советовал читательницам: «Чем бы вы ни занимались, вы должны вставать, ложиться спать и выполнять свои обязанности с одной мыслью» – как не допустить ядерной войны46. Генри Уоллес согласился с этим и стал убеждать Трумэна более настойчиво добиваться международного контроля над атомным оружием. В январе 1946 года Трумэн назначил Ачесона, который тоже высказывал подобное беспокойство, на пост главы комитета по данной проблеме. Ачесон выдвинул Дэвида Лилиенталя, руководителя Управления ресурсов бассейна Теннесси, на пост главы консультативного совета ученых. Ачесон по секрету сообщил Лилиенталю, что у Трумэна и Бирнса нет «ни фактов, ни понимания того, что поставлено на карту в вопросе атомной энергии – самой серьезной туче, нависшей над миром». Бирнс, находясь в Лондоне, брал от имени США новые обязательства, потом они множились «без малейшего понимания, что это адская проблема – в буквальном смысле!». Ачесон сожалел, что «Военное министерство, а точнее – конкретный человек в министерстве, генерал Гровс, благодаря праву вето по вопросам, связанным с “военной безопасностью”, определяет и фактически управляет внешней политикой».
Составленный в итоге отчет Ачесона–Лилиенталя, который упрямый Ачесон назвал «блестящим и глубоким документом», оказался в значительной мере результатом работы Оппенгеймера47. Согласно плану, международное Управление по ядерным разработкам должно контролировать добычу, очистку и использование всего атомного сырья в мире, денатурацию расщепляющихся материалов и превращение их в материал, применимый в мирных целях. Самостоятельную деятельность государств в этих «опасных» областях следует запретить. План преднамеренно сводил к минимуму потребность в проверке на местах, чтобы увеличить шансы на получение согласия Советского Союза.
Надежды на заключение международного соглашения оказались разбиты, когда Трумэн и Бирнс поручили земляку Бирнса, уроженцу Южной Каролины, 75-летнему финансисту Бернарду Баруху представить данный план ООН. Расплачиваясь по другому старому политическому счету, Трумэн уполномочил Баруха пересмотреть текст соглашения на собственное усмотрение. В 1940 году Барух пролил на Трумэна деньги дождем, когда тот сильно отставал от соперников по выборам в сенат и отчаянно нуждался в средствах. Все авторы соглашения, включая Ачесона, Лилиенталя и Оппенгеймера, пришли в ярость, поскольку понимали: Барух, ярый антикоммунист, считавший бомбу «оружием, гарантирующим США победу», непременно переформулирует план так, что Советы категорически откажутся его подписывать. Лилиенталь записал в дневнике: «Когда я вчера вечером прочитал эту новость, мне стало дурно… Нам нужен человек, который был бы молод, энергичен, нетщеславен и о ком русские не станут думать, что его главная цель – поставить их в затруднительное положение, а вовсе не способствовать международному сотрудничеству. У Баруха нет ни одного из этих качеств». Выбор Барухом коллег-бизнесменов на роль советников снова возмутил тех, кто так усердно трудился над планом, устраивающим всех участников переговоров. Он решил не нанимать ученых, поскольку, как он позже объяснил, «я пришел к выводу, что ученых лучше не брать, ведь (я им так и сказал) я и без них знаю все, что нужно. Эта штука сделала “бабах” и убила миллионы людей». Ванневар Буш, ранее входивший в Комитет Ачесона–Лилиенталя, презрительно окрестил советников Баруха «бизнесменами с Уолл-стрит». Он дал Баруху понять, что считает его самого и его команду совершенно неподходящими для такой работы. Барух заметил, что по техническим вопросам, в случае нужды, он может обратиться к Гровсу и промышленникам. Столкнувшись с массовой критикой, Барух наконец уступил и попросил Оппенгеймера присоединиться к его группе в качестве главного научного советника. «Не беспокойтесь насчет моих партнеров, – сказал он физику. – Хэнкок симпатизирует правым, но (тут он подмигнул) я прослежу за ним. Серлс чертовски умен, но ему всюду мерещатся “красные”». Он добавил, что пора «готовить американский народ к тому, что русские откажутся», и тогда Оппенгеймер отклонил приглашение48.
Финансист Бернард Барух (данное изображение датируется 1920 годом), которому Трумэн поручил представить ООН американский план международного атомного контроля. Барух отказался от помощи ученых и внес изменения в исходный текст, нашпиговав его проверками и другими условиями, которые наверняка заставят Советский Союз отказаться от подписания документа.
Взрыв на атолле Бикини в июле 1946 года во время испытаний атомной бомбы, которые Гарольд Икес назвал «дипломатией запугивания», организованный для того, чтобы оказать давление на СССР.
Барух стал вносить изменения в первоначальный текст проекта соглашения, шпигуя его проверками и другими условиями, которые наверняка заставят Советский Союз отказаться подписывать документ. Мало того что Ачесон и Лилиенталь пытались убедить его убрать эти условия; их поддержали даже Трумэн и Бирнс. Барух остался непреклонным, угрожая уйти в отставку, если его план не примут, и Трумэн, которому катастрофически не хватало лидерских качеств, отступил. Накануне 14 июня, когда Барух представил проект соглашения ООН, Бирнс признался Ачесону: назначение Баруха было «ужаснейшей ошибкой в моей жизни». Даже Трумэн позднее по секрету признался, что назначение Баруха было «грубейшей ошибкой, которую я когда-либо совершал»