Джейн захлопнула дверь и резко обернулась к зеркалу. Казалось, что на нее смотрит абсолютно незнакомый человек: одутловатое лицо от обилия выпиваемого спиртного, сухие растрепанные волосы, пустые глаза… Джейн схватила подсвечник и что было сил запустила в зеркало.
— Я ведь люблю тебя, тварь ты этакая, подонок несчастный! — выкрикнула она.
Эхо больно ударило в голову. Джейн трясущимися руками схватила бутылку, плеснула в стакан и залпом выпила. Налила еще. Осторожно поставила свою любимую Пятую симфонию Сибелиуса. Затем вытащила из шкафа расшитую подушку, обветшавшую от времени и длительного употребления, уселась по-восточному посреди комнаты и уставилась в окно, на небо.
Она припомнила, как впервые уселась на эту самую подушку в этой самой комнате. Сколько же воды с тех пор утекло! Куда делся прежний Алистер? Что вообще случилось с ними обоими?! Интересно, куда девается былая любовь? Вся та энергия, что была пробуждена к жизни их обоюдной любовью? Неужели, вырвавшись на свободу, ходит сейчас где-нибудь неподалеку, отыскивает других влюбленных? Алистер ненавидит ее, она отчетливо улавливает эту ненависть в его голосе. Теперь вот появилась другая, которая, видимо, знает, как следует любить Алистера, чтобы он не задыхался от любви, — в чем он как-то обвинил Джейн. Теперь наконец в его постели появилась женщина, которая вскрикивает от истинной, а не притворной страсти! Алистера более не возвратить, ее любовь, самое ценное, что она могла предложить, ему не нужна.
Она вытянула вперед руки, сжала кулаки, затем принялась раскачиваться из стороны в сторону, издавая при этом странные звуки, что-то среднее между хныканьем и мяуканьем. При этом она не сводила глаз с кусочка неба. Пришла ночь, сменилась днем, потом вновь наступила ночь, следом — новый день. А Джейн все так же раскачивалась и мяукала.
Сандра обнаружила ее три дня спустя. Джейн не узнала своей подруги. Она все так же сидела на полу, наблюдая за небом над соседней крышей.
Чьи-то мягкие руки разогнули ее затекшие ноги, уложили на носилки, накрыли одеялом.
Она не видела более привычную полоску неба, не могла более раскачиваться на подушке. Оставалось только тихо постанывать, оплакивая свою погибшую любовь.
Дни и ночи тянулись однообразной чередой, Джейн давно уже потеряла всякий счет времени. Ей казалось, что она превратилась в птицу, в маленькую желто-зеленую птицу. Она все ждала, когда же наконец появятся те нежные руки, от которых исходит тепло любви.
Мелькали разные лица. Над ней склонялись какие-то люди, говорили о ней так, словно бы ее самой здесь не было. Время от времени она замечала лица Сандры, миссис Эванс. Потом научилась различать лица докторов. Правда, ей не хотелось ни с кем разговаривать, у нее совершенно не было сил. Но она все слышала и отлично понимала. Господи, как же ей хотелось увидеть только одно лицо. Его все не было. Она бы поговорила с Алистером, все бы объяснила ему… Он обязательно ее поймет, и тогда они снова будут любить друг друга. Но ничего не менялось, и окружающие попытались напугать ее до полусмерти, чтобы она заговорила. К ней даже подослали человека, у которого совершенно не было лица. Он принялся чуть ли не каждый день навещать ее. Джейн всякий раз испуганно вскрикивала, и его куда-то отослали. Джейн почувствовала некоторое облегчение.
Она подолгу смотрела на небо, на солнце. Звезды по ночам светили как никогда ярко. Джейн полюбила ощущение, которое возникало во всем ее теле после уколов. Она словно бы начинала парить, вновь делаясь птицей.
Она существовала в полусне, то погружаясь в мир сновидений, то выныривая из него. Когда же Джейн окончательно пробудилась, то обнаружила, что над ней склонилось совсем новое, но такое знакомое лицо.
— Онор! — воскликнула Джейн и протянула к ней руки.
Женщина обняла ее и стала покачивать, как малое дитя. Она что-то тихо говорила, и Джейн вдруг заплакала. Наконец она кое-как сумела объяснить той, которую бесконечно любила, всю горечь своего положения. И лишь после этого она стала понемногу приходить в себя.
Доктора были вполне удовлетворены тем, как проходил процесс выздоровления. Оказывается, у нее был нервный срыв, сильнейший эмоциональный шок, но теперь уже не о чем волноваться. Вряд ли она догадывалась, что какая-то частичка ее души умерла навсегда и более не сможет быть восстановлена. Появился новый молодой доктор по имени Найджел: он подолгу разговаривал с ней, вникал во все ее проблемы. Ему она поведала, что не может жить без любви, выплеснула свое одиночество, свою душевную опустошенность.
Онор навещала ее едва ли не каждый день. Они прогуливались по больничному садику, говорили обо всем на свете, но никогда — про Алистера. Впрочем, Джейн ни с кем не могла говорить о своем муже, — разве только с молодым доктором.
Женщины уселись на скамейку. Ярко светило солнце. Джейн чувствовала какое-то умиротворение и почти что была счастлива.
— Я хочу домой, Онор.
— Конечно, дорогая, ты обязательно туда вернешься.
— Я хочу сегодня, Онор. Может, поедем вместе? Я так скучаю по Джеймсу. Бедный малыш!
— Только не сегодня, дорогая. Уже скоро, очень скоро, — пообещала ей Онор.
Сейчас Джейн очень часто заводила разговор о Джеймсе. Непонятно, как она могла столько времени вообще не вспоминать о сыне?
Несмотря на боль неразделенной любви, что затаилась где-то в глубине души, Джейн научилась мягко улыбаться окружающим. Ясно, что подобная улыбка производит благоприятное впечатление на докторов.
— Ну вот, Джейн, теперь вы уже вполне здоровы. Можете отправляться домой, — сказал ей лечащий врач в один прекрасный день. — Хотя, если хотите знать, я вовсе не считаю, что вам следует туда возвращаться. Леди Онор хочет забрать вас с собой в Италию, но я посоветовал бы вам оставаться в этой стране. Хотя бы месяца три, а потом, пожалуйста, куда угодно. И как можно на дольше.
— Но я хочу вернуться домой, к Джеймсу, — заявила она. При этих ее словах Онор и доктора переглянулись. — Может, вы чего-то мне недоговариваете? С сыном что-нибудь случилось? Скажите, умоляю вас, — почти выкрикнула она, чувствуя, как страх наполняет ее существо.
— С Джеймсом все нормально, дорогая. Он сейчас вместе с Алистером. — Они опять переглянулись, и Джейн уловила, как доктор едва заметно кивнул головой. — Видишь ли, дорогая, — продолжила Онор, — поскольку ты заболела, Алистеру пришлось взять мальчика к себе. Никто ведь не знал, как долго ты будешь болеть.
Джейн улыбнулась и понимающе кивнула.
— Очень мило с его стороны, но теперь Джеймс должен жить со мной.
— Видишь ли, в чем дело, Джейн… — Онор взяла ее за руку. — Пока ты болела… ну, словом, Алистер обратился в суд, и ему передали ребенка на воспитание.
Несколько секунд Джейн сидела молча, осмысливая произнесенные Онор слова.
— Иначе говоря, меня признали недееспособной?!
— Да.
— И это официально зафиксировано?
— Да. Алистер не видел тогда иного выхода, Джейн. Кто-то ведь должен был заботиться о Джеймсе.
Внутри у Джейн все похолодело. Внешне Джейн выглядела спокойной, однако в душе у нее все кричало и вопило от невыразимой боли.
— Онор, но почему он так поступил? Я ведь и так понимаю, что в конечном счете с Алистером мальчику будет лучше. Он уже самим фактом своего рождения принадлежит Респрину. Опять же, всякому мальчишке нужен отец… — В эту минуту Джейн вновь захотелось усесться по-турецки и начать раскачиваться из стороны в сторону. Она замерла, чувствуя, как по телу волнами пробегает крупная дрожь.
— Джейн, тебе нехорошо? Может, я могу чем-нибудь помочь? — тотчас же заволновался доктор, открывая медицинский саквояж.
— Не беспокойтесь, Найджел, — поспешила уверить она. — Мне вовсе не нужны никакие лекарства, я сама справлюсь. Это все от неожиданности. — Она отвернулась. — Что ж, видно, придется привыкать к мысли, что при всем при том я лишилась еще и сына. — Слова Джейн весьма обеспокоили Онор. — Одно только непонятно, зачем Алистеру понадобилось фиксировать все документально. Он что, боялся, что я убегу? Глупости! Никуда бы я отсюда не делась. Мне даже нравится здесь. — Врач и Онор внимательно следили за ее руками. — И почему он ни разу не проведал меня, Онор? Я так ждала, что он вот-вот появится.
— Он приходил сюда, дорогая. Много дней подряд, но всякий раз ты так кричала, что доктора посоветовали ему более не появляться.
— Странно, я совершенно его не помню.
— Ну разумеется, дорогая, тебе было так плохо, что ты вообще никого не узнавала.
Джейн благоразумно воздержалась от объяснений по поводу человека, лишенного лица: все и впрямь было так сложно… Едва ли они в состоянии понять…
— Итак, решайте, куда именно вы сейчас отправитесь? Это для вас самая насущная проблема — мягко сказал врач. — Может, домой, к родителям?
— Господи, ни за что! Они будут меня стыдиться, психические заболевания очень пугают таких людей. По улице разнесется молва… — Она коротко рассмеялась. — Да и потом, там уже нет ничего моего, мне там будет плохо. У меня есть, впрочем, одна подруга, Сандра. До моего отъезда в Италию она как медсестра вполне могла бы позаботиться обо мне.
— Ну, это просто великолепно! Особенно потому, что она медсестра. Стало быть, она организует вполне профессиональный уход. — Найджел весьма обрадовался тому, что все удалось устроить. — Скажите, а вам хотелось бы увидеться с мужем?
— Нет, благодарю вас, не сейчас, — моментально откликнулась Джейн. Пожалуй, перед такой встречей нужно несколько окрепнуть.
Сандра безо всяких колебаний согласилась принять подругу, покуда врачи не сочтут возможным дать Джейн разрешение на поездку в Италию.
И вот год спустя после болезни Джейн с Сандрой отправились в Кембридж. А с Кембриджем у Джейн было связано немало воспоминаний.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 1969–1970
Глава 1
Сандра осторожно вела автомобиль: на дороге сейчас полно машин. Джейн сидела неподвижно, была напряжена и вздрагивала, когда рядом с грохотом проносились грузовики.