— Ну, пожалуйста, пожалуйста, дорогой мой… — услышала она свой голос. Роберто лишь нежно прикоснулся к ней. Продолжая нашептывать ласковые слова, он коснулся губами соска Джейн, и она совершенно неожиданно для себя вдруг испытала сильнейший оргазм. Затем расслабленно опустилась на подушки. Роберто привстал и мягко улыбнулся.
— Не смотри так! — потребовала она и спрятала лицо в подушку.
— Какая вы, однако, чувственная англичаночка. Ну как, все еще хотите травки? Для полного, так сказать, удовольствия, а? — Он благодушно рассмеялся.
— Роберто, да не смотри же ты так! Я стесняюсь!
— Неловко?! Чего же это тебе неловко, скажи на милость?
— Ты едва коснулся меня, и вот чем все это закончилось. Как же так?
— Многое в этом мире оказывается возможным, дорогая моя, очень многое. — Он склонился и крепко, страстно поцеловал Джейн в губы. Почувствовав его губы, руки и ощутив прикосновение чресел, она принялась умолять принца не тянуть более. Она прямо-таки стонала от страсти до тех самых пор, пока он наконец не овладел ею.
В эту ночь Джейн суждено было многое узнать об искусстве любви. Раньше она и не подозревала, что вообще можно так любить, что она в состоянии кончать раз за разом, как если бы тело ее превратилось в некий инструмент, полностью находящийся под контролем Роберто: чем больше она кончала, тем сильнее хотела вновь оказаться с Роберто. Вообще в эту ночь она сделалась совершенно ненасытной и прямо-таки упивалась этим мужчиной и его телом. Она узнала множество новых для себя позиций, причем каждая последующая была лучше предыдущей. В любви, оказывается, нет и не может быть места греху, отвращению, есть одно лишь удовольствие. Роберто делал с ней все, что хотел. Впрочем, и сама Джейн не стеснялась. Боже, как же много в ее душе от распутной женщины! Она впервые встретила человека, который с такой готовностью отдавал ей всего себя, все свои силы, свою страсть. Человека, который более всего хотел доставить удовольствие ей и сдерживал свои желания до такой степени, что в конечном итоге оказался совершенно измотанным.
Джейн проснулась от его поцелуя. Роберто стоял у постели. Он только что принял душ, побрился, оделся в чистейший шелковый халат. Рядом с ним стоял столик с кофе и круассанами.
— Завтрак, любовь моя?
— Я совершенно не голодна. — Джейн улыбнулась, с удовольствием потянулась, прикоснувшись щекой к мягкой кружевной наволочке.
Роберто понимающе улыбнулся:
— Значит, я как бы вылечил тебя?
— О, Роберто, ты был… Я вообще не подозревала, что можно так любить.
— Я же говорил, что ты слишком чиста и неопытна. И не сомневался, что твое тело еще не знало настоящей любви. А мы отлично подошли друг другу. Ты ведь не захочешь теперь со мной расстаться?
— Никогда. Впрочем, я бы и не смогла этого сделать. Чтобы вместо тебя оказался кто-нибудь другой?! Никогда, понимаешь? Никогда. Возможно, ты еще пожалеешь, но теперь я хочу быть всегда с тобой. — Она с удовольствием рассмеялась.
Они выпили кофе, съели все круассаны, затем заказали себе добавку. Джейн приняла ванну: долго лежала в воде с ароматизированной сладковатой солью. Роберто же сидел подле и говорил, говорил — безостановочно. Затем он вымыл ее, сам вытер, расчесал волосы, обрядил в кремовое белье.
— Ну вот, это и есть мой первый тебе подарок.
— Замечательно, Роберто!
Они вернулись в спальню. Постель была застелена свежим бельем.
— О Боже, взгляни! Кто-то прибрал за нами. Все простыни были в пятнах. Неловко как получилось…
— Вовсе нет. В этой стране занятия любовью — радость, пора бы тебе наконец понять это.
Весь день они не вылезали из постели, занимаясь любовью, болтая, веселясь.
— А разве у тебя нет никаких дел? — поинтересовалась она.
— Нет, — с улыбкой ответил он.
— Но мне показалось, что тебя вызвали по каким-то важным делам?
— Нет. Это была моя небольшая ложь. Я просто решил, что если неожиданно уеду, то, возможно, ты скорее примешь решение.
— Роберто, но это ведь сущее коварство!
— Именно, но это было единственное доступное мне средство. Тебе наверняка хорошо знакома пословица: «В любви и на войне все средства хороши».
Они приняли душ, переоделись. Роберто повез ее ужинать. Они с радостью насладились у «Фраскати» отличными винами, после чего возвратились в свою обширную, с зеркалом над головой, постель, которая как-то неожиданно превратилась для Джейн в центр вселенной.
На протяжении пяти дней все в точности повторялось. Джейн была преисполнена любви. Никогда ранее она не выглядела такой красивой, такой свободной и умиротворенной.
На шестой день он предложил ей переехать и жить у него. Тогда же они впервые поссорились.
Глава 7
— Ну так как? Ты согласна жить у меня?
Джейн оторвала взгляд от кофе, посмотрела на Роберто. Он лежал на постели, небрежно закуривая сигарету. Тональность, с которой он задал свой вопрос, показалась Джейн в точности такой же, как если бы он поинтересовался, намерена ли она поехать поужинать.
— Судя по твоему тону, мой ответ для тебя не важнее, чем если бы ты хотел узнать, буду ли я пить чай или кофе, — резко ответила она. Теперь уже Роберто с некоторым удивлением взглянул на Джейн.
— Прошу прощения?
— Ты отлично слышал, что я сказала! — рявкнула она.
— Слышать-то я слышал, но не пойму, отчего вдруг такой тон?
— Ты задал такой серьезный вопрос, вопрос, от которого во многом зависит вся моя жизнь, и тем не менее лежишь как ни в чем не бывало. Или ты уверен, что иначе как «да» мне и сказать нечего?!
— Джейн, что на тебя нашло? Ты с самого утра какая-то сварливая. — Он с улыбкой подался вперед, взял ее руку. Джейн сердито отстранилась. — Дорогая, пожалуйста… — Он несколько смутился. — Конечно же, ты права, это важный вопрос, важный для нас обоих. Но я задал его вполне продуманно, с чувством, а не просто так.
— Почему же тогда так прозвучало? Мы ведь говорим не о чем-то там постороннем, а о моей жизни.
— И моей тоже.
— Для меня это много важнее, чем для тебя. Потому что, единожды решившись, я могу распроститься c о своей былой репутацией.
— Любовь моя, я отлично понимаю, но ты будешь под надежной защитой. Мои друзья в состоянии понять. Что может быть естественнее, чем двое, которые хотят всегда быть вместе?
— А как насчет твоей семьи?
— Они воспримут как должное, что я хочу иметь… Что я намерен жить с женщиной, которую люблю всем сердцем.
— Хочу иметь — «любовницу». Именно это ты хотел сказать.
— Да, я хотел сказать «любовницу». Это старинное слово, вышедшее нынче из оборота, но именно так оно и есть. Мне тут ничто не кажется зазорным.
— Жаль, нет соответствующего слова для тебя. Жаль, что я не такая богатая, — в подобном случае ты мог бы сделаться моим жиголо. Тогда мы были бы квиты.
— Дорогая, напрасно ты так. Я предложил бы тебе и большее, окажись у меня такая возможность.
— Что бы, интересно, ты мне предложил? Жениться? Весьма сомнительно. — Она рассмеялась сухим, холодным смехом.
— Значит, ты не веришь, что если бы я мог, то непременно бы женился на тебе?
— В этом случае я получила бы развод… — тотчас сказала Джейн.
Роберто замолчал.
Джейн и сама, впрочем, не понимала, какой дьявол вдруг вселился в нее. С одной стороны, она радовалась, что Роберто все-таки предложил ей перебраться к нему. Однако с другой, была преисполнена гнева за то, что он вообще решился сделать подобное предложение. Впрочем, она нисколько не сомневалась, что, предложи он ей пожениться, она непременно отказала бы. Она понимала, что не в состоянии вынести те проблемы, которые неизбежно повлекло бы за собой подобного рода замужество. Ну, спрашивается, чего она вдруг так раскипятилась? Зачем затеяла весь этот ненужный разговор?!
— Или тут проблема «разведенной женщины в условиях католической страны»? — Роберто по-прежнему молчал. — Так или нет? — не унималась Джейн.
— Нет.
— А в чем же тогда проблема? — И на это он не ответил. — А, должно быть, в моем пролетарском прошлом. Я не достаточно хороша для твоей приличной семьи, так? Хоть бы что-нибудь сказал, а? — Голос ее звенел от злости.
— Джейн, все это весьма глупо звучит. Уж ты-то должна бы знать, что это совершенно невозможно. Боже, детка, в моем кругу есть семьи, которые не принимают у себя тех, кто не отмечен в «Готтском календаре». Можешь ли ты представить, что они подумают? Они не остановятся и перенесут подобное отношение и на наших детей. По сравнению с нашим кругом ваше английское общество очень даже либеральное.
— Ну а ты, разумеется, отмечен в «Готтском календаре»? — с ехидными интонациями поинтересовалась Джейн.
— Джейн, зачем ты… Пожалуйста, постарайся меня понять. Если бы я что-то мог изменить, я бы так и сделал. Но я всегда должен помнить о матери. Это убило бы ее.
— А разве для нее счастье сына ничего не значит?
— Она принадлежит совершенно к другому поколению. Для нее долг превыше счастья.
— Господи, архаика какая-то! Не могу спокойно слушать. Что же во мне такого ужасного?! Я не плохой человек, не вор, не какая-нибудь подзаборная сучка. Я всего-навсего хочу любить тебя. Почему же я должна признать себя человеком второго сорта?!
— Дорогая, все правильно, но мы с тобой не в состоянии изменить положение вещей. Общество раздавит нас, проглотит и выплюнет.
— Это все чертовски лицемерно. Ты спишь со мной, и меня принимают, но принимают только как любовницу. А вот если ты женишься на мне, тогда общество от нас отвернется.
— Джейн, Джейн… — Они сейчас сидели на постели, гневно глядя друг на друга. — Жаль, что слова мои так тебя задели. Мне казалось, ты и сама все понимаешь. Да, очень жаль, что я не в состоянии на тебе жениться, — однако это именно так, и обсуждать тут нечего. А в качестве любовницы ты будешь принята среди моих знакомых и друзей. Я обеспечу тебе защиту, что уже само по себе немало, а кроме того, подарю свою любовь. Это и без слов ясно.