Из переписки Симоны де Бовуар и Элизабет Лакуэн
Среда, 15 сентября, 1920, Мериньяк
Моя дорогая Заза, я решительно считаю, что моя лень может сравниться только с вашей; вот уже две недели, как я получила от вас большое письмо, и до сих пор не собралась вам ответить. Я столько развлекаюсь здесь, что не могла выбрать время.
Только что была на охоте, это уже в третий раз. Но мне не везет, мой дядя ни разу никого не подстрелил, пока я была с ним. Сегодня он ранил куропатку, но она упала куда-то в кусты и […]
Есть ли в Ганепане ежевика? В Мериньяке ежевики полно, живые изгороди ею просто усыпаны, и мы объедаемся. До свидания, дорогая Заза, не заставляйте меня ждать вашего письма так же долго, как я заставила вас ждать своего.
Обнимаю вас от всего сердца, а также ваших братьев и сестер, и особенно вашего крестника.
Мое почтение мадам Лакуэн и теплый привет ей от мамы.
Ганепан, 3 сентября 1927
Моя дорогая Симона!
Ваше письмо пришло в тот момент, когда, проведя некоторое время в честных раздумьях наедине с собой, я стала намного яснее мыслить и лучше понимать себя, чем в первой половине каникул. Читая вас, я с радостью почувствовала, что мы все еще очень близки друг другу, тогда как после вашего предыдущего письма мне показалось, что вы сильно от меня отдалились, внезапно изменив направление пути. Извините, что я вас так неверно поняла. Мое заблуждение произошло оттого, что в предпоследнем письме вы много говорили про поиски истины, ваше новое поле завоеваний; в этом стремлении, хотя оно есть лишь цель, смысл, который вы придаете своему существованию, я по ошибке увидела отказ от всего остального, отречение от большой — такой прекрасной — части нашей человеческой природы. Я знаю теперь, что вы и не помышляете о подобной ампутации и ничего в себе не отвергаете; именно в полноте, как я убедилась, и заключена истинная энергия; я думаю, что надо постараться достичь некоего уровня внутреннего совершенства, когда все наши противоречия исчезают и наше «я» реализуется во всем своем объеме. Поэтому мне так понравилось ваше выражение «спасти себя целиком», это самая прекрасная жизненная установка, она недалека от христианского «спасения», если рассматривать это в самом широком смысле.
[…]
Даже если бы вы этого не написали, я бы сама догадалась по ощущению покоя, которое у меня вызвало ваше письмо, что внутри у вас сейчас мир. Ничто так не согревает душу, как уверенность в том, что на свете есть кто-то, кто понимает вас до конца и на чью дружбу можно безоглядно положиться.
Приезжайте, как только сможете; 10-е, если для вас это удобно, нам подходит, как, впрочем, и любое другое число. Вы встретитесь здесь с де Невиллями, они будут у нас с 8-го по 15-е, так что в первые дни вас ждет довольно бурная жизнь, но я очень рассчитываю, что после их отъезда вы пробудете здесь еще долго и насладитесь в Ганепане тишиной не меньше, чем оживлением. Я чувствую, что моя фраза «развлекаться, чтобы забыться» вызвала у вас некоторый протест, и хочу оправдаться, потому что я теперь далека от этой мысли; знаю по опыту, что бывают моменты, когда мне ничто не помогает уйти от себя, и тогда развлечения становятся настоящей пыткой. Недавно в Обардене была организована большая поездка с друзьями в Страну басков; я в тот момент была абсолютно не в силах развлекаться и так нуждалась в одиночестве, что с размаху рубанула себя по ноге топором, чтобы избавиться от этой экскурсии. В результате я получила неделю шезлонга и массу сочувственных слов, а также восклицаний по поводу моей неосторожности и неуклюжести, зато я хоть ненадолго осталась одна и могла не разговаривать и не развлекаться.
Горячо надеюсь, что мне не придется калечить себе ногу во время вашего пребывания в Ганепане. 11-го мы решили поехать за двадцать пять километров посмотреть ландскую коровью корриду и посетить старую усадьбу, где живут наши родственники. Постарайтесь быть здесь, прошу вас. Насчет поезда не знаю, что сказать. Вы поедете через Бордо или через Монтобан? Если через Монтобан, мы можем встретить вас в Рискле, это недалеко отсюда, чтобы вам не пришлось делать пересадку.
Мне интересно, как вы проводите каникулы. Если бы по получении этого письма вы могли сразу написать мне в Марсель, до востребования, я бы хоть что-то узнала о вас. Я часто бываю с вами рядом, несмотря на расстояние. Вы и так это знаете, но я все-таки пишу это ради удовольствия видеть, как мое перо выводит столь неопровержимую истину.
Сердечно целую вас, привет Пупетте и поклон вашим родителям.
Вечер четверга, 10 октября 1929
Моя дорогая Симона!
Я пишу не затем, чтобы, как любит делать Гандильяк[41], извиняться за то, что вчера весь вечер была мрачна, несмотря на вермут и вдохновляющий прием в баре «Селексьон»[42]. Вы наверняка поняли, что я была убита полученным накануне пневматическим посланием. Оно пришлось совсем некстати. Если бы П. (Мерло-Понти. — С. Ле Бон де Бовуар) догадывался, в каком волнении я ждала нашей встречи в четверг, думаю, он бы его не написал. Ну и хорошо, что не догадывался, я довольна, мне полезно было увидеть, до чего я могу дойти в своем отчаянии, когда остаюсь совсем одна и мне приходится бороться со своими горькими мыслями и зловещими мамиными предостережениями, которые она считает необходимым высказывать. Хуже всего, что с ним невозможно связаться. Я не рискнула написать ему на улицу Тур. Если бы вы были вчера одна, я бы послала ему пару строк в конверте, надписанном вашим четким почерком. Будьте так добры, пошлите ему как можно скорее пневматическое письмо о том, что он и так, надеюсь, знает: что я рядом с ним и в горе и в радости, а главное, что он может сколько угодно писать мне домой. И хорошо бы он не отказывал себе в этом, потому что если увидеться с ним в ближайшее время невозможно, то мне страшно нужно получить от него хотя бы пару слов. Кстати, ему не стоит опасаться особого веселья с моей стороны[43]. Если бы я заговорила с ним даже о нас, это было бы вполне серьезно. И если предположить, что его присутствие принесет мне облегчение и вернет счастливую уверенность, которую я чувствовала во вторник, болтая с вами во дворе лицея Фенелона, то все равно в жизни есть достаточно много печального, о чем можно поговорить с человеком в трауре. […]
Тем, кого я люблю, не нужно беспокоиться, я не оставлю их. Я сейчас чувствую себя привязанной к этой земле и даже к своей собственной жизни, как никогда. И обожаю вас, изысканная и аморальная дама Симона, от всего сердца.
Париж, понедельник, 4 ноября 1929 г.
Моя дорогая Симона!
Я виделась в субботу с П., его брат уезжает сегодня в Того; до конца недели он будет занят учебой и хочет побыть с матерью, для которой эта разлука чрезвычайно тяжела. Мы будем очень, очень счастливы встретиться в субботу в баре «Селексьон» и увидеть вас, вечно неуловимую, в вашем восхитительном сером платье. Я знаю, что по субботам друзья-интеллектуалы[44] развлекаются, почему бы им не присоединиться к нам? Им так уж противно нас видеть или вы боитесь, как бы мы друг друга не съели? Что до меня, то я сгораю от желания поскорее познакомиться с Сартром, письмо, которое вы мне прочли, мне невероятно понравилось, и стихотворение, прекрасное, хоть и неумелое, заставило меня всерьез задуматься. До субботы по семейным причинам, которые долго объяснять, я не смогу встретиться с вами одна, как я надеялась. Подождите немножко.
Я все время думаю о вас и люблю вас от всего сердца.
Среда (13 ноября 1929)
Дорогая Заза,
Жду вас в воскресенье в 5 часов. Увидите Сартра на воле[45]. Мне хотелось бы встретиться с вами до этого. Что, если нам сходить на Осенний салон в пятницу с 2-х до 4-х или в субботу примерно в это же время? Если да, то напишите мне не откладывая, где и когда. Я постараюсь в ближайшие дни повидать Мерло-Понти после его занятий. Но если увидите его раньше, передайте ему самый теплый привет.
Очень надеюсь, что все неприятности, о которых вы говорили мне на днях, миновали. Я была счастлива, счастлива, когда мы вместе проводили время, дорогая-предорогая Заза. Я по-прежнему хожу в Н. Б.[46]. Может быть, и вы туда заглянете?
Это все время, на каждой странице, счастье, счастье все более и более крупными буквами. И вы сейчас мне дороже, чем когда-либо, дорогое прошлое, дорогое настоящее, моя дорогая неразлучная. Обнимаю вас, Заза милая.
Вкладка
Симона в 1915 году, незадолго до знакомства с Элизабет Лакуэн по прозвищу Заза (в романе — Андре).
© Collection Sylvie Le Bon de Beauvoir
Семейство Лакуэн в Обардене, около 1923 года. Заза во втором ряду вторая справа.
© Association Élisabeth Lacoin / L’Herne
Страницы 1 и 4 из письма Симоны Зазе, написанного в 12 лет, с подписью «Ваша неразлучная». Перевод писем дан в разделе «Из переписки Симоны де Бовуар и Элизабет Лакуэн».
© Collection Sylvie Le Bon de Beauvoir
Элизабет Лакуэн, 1928 год.